олько направить верблюдов к реке.
Все эти мысли и картины вихрем проносились в голове Стася. Он чувствовал, что через несколько минут совершится страшное и неизбежное дело. В груди у него сбились в кучу и гордое чувство победы, и чувство непреодолимого отвращения и ужаса к этой победе. На одно мгновенье его охватила нерешительность. Но он вспомнил те муки, которым подвергались белые пленники; вспомнил и своего отца, и мистера Роулайсона, и Нель; вспомнил Гебра, который ударил девочку корбачом, – и злоба вспыхнула в нем с новой силой. «Нужно! Нужно!» – повторил он упорно про себя, сквозь стиснутые зубы, и на его застывшем сразу, точно высеченном из камня, лице отразилась непоколебимая решимость.
Идрис между тем поставил кувшин на указанный Стасем камень и обернулся к нему. Стась видел его улыбающееся лицо и всю его высокую фигуру на фоне гладкой песчаной равнины. Колебания его кончились, и, когда Идрис прошел пятьдесят шагов, он стал медленно прицеливаться.
Тут, однако, произошло нечто совсем неожиданное.
Прежде чем он успел прикоснуться пальцем к курку, из-за расположенных неподалеку песчаных холмов послышался громкий крик, и в ту же минуту около двадцати всадников на лошадях и верблюдах высыпало на равнину. Идрис, завидев их, остановился как вкопанный; Стась тоже точно окаменел от изумления; но тотчас же изумление его сменилось бурной радостью. Наконец-то, наконец – желанная погоня! Да! Это не может быть ничто другое! Очевидно, бедуинов поймали в поселении, и они показали, где скрывается остальная часть каравана! Понял это и Идрис. Придя в себя, он подбежал к Стасю с лицом, серым, как пепел, от ужаса, и, бросившись перед ним на колени, стал повторять прерывающимся голосом:
– Господин, я был добр к вам! Я был добр к маленькой бинт! Помни об этом!
Стась машинально вынул патроны из ружья и смотрел, что будет дальше. Всадники мчались во весь дух, с радостными криками, вскидывая кверху длинные арабские ружья и с необычайной ловкостью ловя их на бегу. В ясном, прозрачном воздухе они были превосходно и отчетливо видны. Во главе их, посредине, бежали оба бедуина, размахивая, как полоумные, руками и бурнусами.
Через несколько минут вся ватага окружила караван. Некоторые из всадников стали соскакивать с лошадей и верблюдов; другие остались в седлах, продолжая дико выкрикивать какие-то слова. Среди этих выкриков можно было различить только два слова:
– Хартум! Гордон! Гордон! Хартум!..
Наконец один из бедуинов – тот, которого товарищи называли Абу-Ангой, – подбежал к Идрису, продолжавшему валяться у ног Стася, и стал кричать ему:
– Хартум взят! Гордон убит! Махди победил!
Идрис встал, но все еще не верил своим ушам.
– А эти люди? – спросил он дрожащими губами.
– Эти люди должны были поймать нас; но теперь они идут с нами к пророку!
У Стася потемнело в глазах…
XIV
Действительно, последняя надежда на побег во время пути исчезла. Стась понимал теперь, что никакие попытки ему не удадутся, что погоня их не настигнет, и если они даже выдержат все трудности пути, то их довезут до Махди и там передадут в руки Смаину. Единственным утешением для него оставалась только мысль, что их похитили затем, чтобы Смаин мог обменять их на своих детей. Но когда это будет и что ожидает их еще до тех пор? Какие ужасы и преследования ждут их среди кровожадных орд дикарей? Выдержит ли Нель все трудности и невзгоды? – Никто не мог дать ответа на это, но зато было известно наверняка, что Махди и его дервиши ненавидят христиан и вообще европейцев. И в душе мальчика родилось опасение, будет ли достаточно влияния Смаина, чтобы оградить их обоих от оскорблений, истязаний, глумления и жестокостей приверженцев Махди, которые убивали даже магометан, остававшихся верными правительству?
В первый раз с минуты похищения Стася охватило глубокое отчаяние и вместе с тем какое-то суеверное убеждение, что их преследует злой рок. Ведь даже самая мысль похитить их из Файюма и отвезти в Хартум была прямым безумием, на какое могли решиться только такие дикие и невежественные люди, как Идрис и Гебр, не понимавшие, что им придется проехать несколько тысяч километров по стране, подвластной египетскому правительству, или, вернее, англичанам. В лучшем для них случае, они должны были быть пойманы на второй день; а между тем все складывалось так, что вот они находятся уже недалеко от второго водопада, а их не настигла ни одна из предыдущих погонь, а последняя, которая могла их задержать, присоединилась к похитителям и будет им теперь только помогать. К отчаянию Стася, к его опасениям за судьбу маленькой Нель присоединялось еще обидное сознание, что он ничего не может сделать, – ничего больше не может придумать, так как, если бы ему даже отдали теперь в руки ружье и патроны, он все равно не сможет перестрелять всех арабов, составлявших караван.
Эти мысли тем более угнетали его, что спасение ведь было уже так близко. Если бы Хартум не был взят или был бы взят лишь несколько дней спустя, те же люди, которые перешли теперь на сторону Махди, поймали бы их и отдали в руки правительства. Сидя на верблюде за спиной Идриса и слушая их разговор, Стась убедился, что это, несомненно, было бы так. Как только караван тронулся в дальнейший путь, начальник погони стал рассказывать Идрису, что склонило их изменить хедиву. Они знали перед тем, что большая армия – уже не египетская, а английская – отправлена на юг против дервишей под предводительством генерала Уолсли. Они видели множество судов, которые везли грозные английские войска из Асуана в Вади-Гальфу, откуда для них строили железную дорогу в Абу-Хаммед. Долгое время все прибрежные шейхи – и те, которые остались верны правительству, и те, которые в глубине души сочувствовали Махди, – были уверены, что гибель дервишей и их пророка неизбежна, так как над англичанами никто никогда не одерживал победы.
– Аллах акбар! – перебил его, воздев руки, Идрис. – Но теперь они побеждены!
– Нет, – возразил начальник погони, – Махди отправил против них племена джально, барбара и даджим, всего около тридцати тысяч лучших своих воинов, которыми предводительствовал Муза, сын Хелу. Под Абу-Клеа произошла страшная битва, в которой Аллах дал победу неверным. Муза, сын Хелу, погиб, а из его солдат лишь небольшая горсточка вернулась к Махди. Души остальных теперь в раю, а тела лежат в песках, ожидая дня воскресения. Весть об этом быстро распространилась над Нилом. Тогда мы думали, что англичане поедут дальше на юг и освободят Хартум. Все повторяли: «Конец! Конец!» Но Аллаху угодно было иначе.
– Как же? Что же случилось? – спросил Идрис, сгорая от любопытства.
– Что случилось? – продолжал с сияющим лицом начальник. – Случилось то, что Махди тем временем взял Хартум, а Гордону во время штурма сняли голову. А англичане только и шли затем, чтоб спасти Гордона. Когда они узнали о его смерти, они вернулись назад, на север. Аллах! Мы опять видели суда с огромными отрядами солдат, которые плыли вниз по реке, но никто не понимал, что это значит. Англичане спешат разгласить только хорошие известия; дурные они стараются держать в тайне. Некоторые из наших говорили, что Махди уже погиб. Но в конце концов выяснилось, в чем дело. Страна эта принадлежит еще правительству. В Вади-Гальфе и дальше, вплоть до третьего, а может быть, и до четвертого водопада, находятся еще солдаты хедива. Но теперь, когда англичане вернулись, мы верим, что Махди покорит не только Нубию и Египет, не только Мекку и Медину, но и весь свет. Потому-то вместо того, чтоб вас схватить и передать в руки правительства, мы идем вместе с вами к пророку.
– Значит, отдан приказ ловить нас?
– Во все деревни, всем шейхам, всем военным отрядам! Куда не доходит медная проволока, по которой бегут приказы из Каира, туда приезжали заптии и объявляли, что кто вас поймает, получит тысячу фунтов награды. Машаллах!.. Это большое богатство!.. Очень большое!..
Идрис подозрительно посмотрел на говорившего.
– Но вы предпочитаете благословение Махди?
– Да. А к тому же он завладел такой огромной добычей и такой массой денег в Хартуме, что мерит египетские фунты мешками из-под овса и раздает их своим приверженцам…
– Но если египетские солдаты еще в Вади-Гальфе и дальше, то они могут схватить нас по дороге?
– Нет, нужно только торопиться, пока они не опомнятся. Теперь, когда англичане вернулись назад, – шейхи, верные правительству, и солдаты, и заптии совсем потеряли голову. Все думают, что вот-вот Махди будет здесь. И те из нас, которые сочувствовали ему в душе, теперь смело бегут к нему, и никто их не преследует, потому что пока, в первые минуты, никто не отдает приказаний и никто не знает, кого слушаться.
– Да, – ответил Идрис, – это ты верно говоришь, что надо спешить, пока они не опомнятся. До Хартума еще далеко…
Стась внимательно слушал весь этот рассказ. На минуту у него блеснул слабый луч надежды: если египетские солдаты до сих пор занимают разные прибрежные местности в Нубии, а англичане взяли с собой все суда, то им приходится отступать перед полчищами Махди сухим путем. Таким образом, может случиться, что караван столкнется с каким-нибудь из отступающих отрядов и будет окружен. Стась рассчитал даже, что пока известие о взятии Хартума распространилось среди арабских племен, живущих к северу от Вади-Гальфы, должно было пройти много времени, тем более что египетское правительство и англичане держали его в тайне. Он предполагал, что и смятение, охватившее в первую минуту египтян, наверно, уже улеглось. Неопытному мальчику не пришло, однако, в голову, что как-никак падение Хартума и смерть Гордона должны заставить забыть обо всем другом и что у верных правительству шейхов и у местных египетских властей будет много всяких других дел, кроме мысли о спасении двоих белых детей.
И действительно, арабы, присоединившиеся к каравану, не очень опасались погони. Они ехали, правда, очень быстро и не жалели верблюдов, но держались близко к Нилу и часто ночью сворачивали к реке, чтоб напоить животных и набрать воды в кожаные мехи. Иногда они решались даже заезжать днем в деревни. Для безопасности они всегда посылали вперед для рекогносцировки несколько человек, которые под предлогом покупки припасов разузнавали, что слышно в окрестностях, нет ли поблизости египетских войск и не принадлежат ли жители к числу верных «туркам». Если они узнавали, что население втайне сочувствует Махди, тогда весь караван заезжал в деревню, и часто случалось, что вместе с ним уезжало из деревни несколько молодых арабов, которые тоже хотели бежать к Махди.