Идти прямо к колодцу было невозможно — пришлось бы бежать через огороды, а тут еще этот сержант. Бросишься вправо — сразу попадешь к нему в лапы, а он может остановить, спросить, что им здесь нужно в такой поздний час. Они кинулись влево, к пивной Оплера. Шагали наудачу, со сжавшимся сердцем, подгоняемые лаем собак, и все время оглядываясь. Отойдя довольно далеко, оба остановились у сада стрелкового общества и огляделись. Кругом было тихо и пустынно, только со стороны города доносился шум экипажей.
Прежде чем повернуть к колодцу Брынкованки, который остался далеко позади, нужно было перейти через наполненную водой канаву и перелезть через высокую изгородь. И проделать все это очень быстро, иначе в любой момент на кого-нибудь наткнешься.
Дуцу, как ребенка, взял Лину на руки и перенес через канаву. Кое-как преодолели изгородь и продолжали путь, все ускоряя и ускоряя шаги.
Боже! Каких только случайностей не ждало бы их и чего только не могло бы произойти, если бы не слепое счастье Дуцу, который, не переставая, повторял про себя: «Господи, помоги! Помоги, господи!» Лина следовала за ним к видневшемуся впереди холму, ежеминутно повертывая голову то вправо, то влево. Она готова была идти за Дуцу хоть в пекло. Только бы никто их не заметил.
Дойдя до колодца, Дуцу остановился, кашлянул и внимательно вслушался, нет ли какого-нибудь шороха.
Никого и ничего!
Он был один на один с Линой, никто не наблюдал за ним, и сейчас ему ничего не стоило избавиться от нее, но Дуцу думал о другом.
— Подожди здесь, — сказал он и направился к дереву, под которым были спрятаны деньги.
Почему один? Он даже не отдавал себе в этом отчета. В голове его слишком крепко засела мысль, что никто не должен знать, где он спрятал деньги, и что он должен осторожно красться к тому месту, где они закопаны.
Мадемуазель Лина, как всякая женщина, не смогла устоять перед собственным любопытством. Под покровом темноты, едва Дуцу исчез из виду, она, словно змейка, немедленно скользнула вслед за ним. Ей хотелось посмотреть, что он делает и откуда достанет деньги. Заметив, что он уже успел это сделать и сейчас пойдет обратно, она вернулась на прежнее место.
— Идем! — сказал Дуцу и двинулся в обратный путь, но не той дорогой, по которой они шли сюда, мимо сержанта, преследуемые собаками, а в обход: от сада стрелкового общества через поле к Дымбовице и уже оттуда — назад к пролетке.
Мадемуазель Лина следовала за ним, но мысли ее оставались там, позади, у колодца Брынкованки.
Сейчас она не побоялась бы вернуться туда одна, лишь бы взглянуть, что там осталось! Она так была поглощена этим, что забыла об осторожности: вошла в отель вместе с Дуцу, вместе с ним поднялась по лестнице и сопровождала его до комнаты номер тридцать шесть. Дуцу запер дверь, зажег свет и высыпал принесенные деньги на стол.
Мадемуазель Лина смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Там и еще столько же осталось? — спросила она, испытывая странную радость.
— Здесь нет и десятой доли, — ответил он.
Лина почувствовала, как ее пробирает дрожь.
— Много, очень много!.. — проговорила она, думая об оставшихся деньгах. — Мы не сможем все продать в этом городе, придется поехать дальше: в Вену, в Париж.
— Поглядим сначала, что удастся сделать тут, — возразил Дуцу, отбирая монеты стоимостью в двести лей.
Он думал только о монетах, лежавших перед ним, а она не могла выбросить из головы тех, что остались там. Так их было много, и это кружило ей голову.
Лина не лицемерила, уверяя, что останется довольна тем, что он ей даст. По ее предположениям, она без особого труда получит от него тысячу лей, а то, глядишь, и две. А это значит для нее многое: она сможет снять себе домик, купить мебель, избавиться от многих лишений.
Теперь она была убеждена, что может надеяться получить по меньшей мере десять и даже двадцать тысяч лей… Надо выцарапать у него побольше. Тогда можно будет купить дом где-нибудь в предместье, избавившись таким образом от многих лишних расходов.
Как боялась она сейчас потерять этого человека! От него ведь зависит вся ее дальнейшая судьба… Но что может сделать бедная женщина, чтобы покрепче привязать его к себе?..
Уже глубокая ночь, а мадемуазель Лина все никак не решается покинуть комнату Дуцу.
Они уже все поделили, все подсчитали, договорились, что делать завтра. Мадемуазель Лина обещала купить для Дуцу запонки и показать, как надо носить рубашку, воротничок и галстук. Молодая женщина привыкла вставать не раньше одиннадцати часов, а ложиться большей частью под самое утро. Что касается Дуцу, он выспался днем, и теперь ни тот, ни другая не чувствовали никакого желания спать.
Договорились они и о том, что к скупщикам отправятся вместе, но чтобы не возбуждать ничьих подозрений, она зайдет первая, а он придет попозже — войдет в лавочку как будто по собственному делу и таким образом будет иметь возможность присутствовать при продаже. Чтобы лучше разузнать существующие цены, мадемуазель Лина даст сбыть кое-что и Шварцу, разумеется не открывая ему, откуда у нее монеты.
Самое важное для обоих — не терять друг друга из виду. Но теперь… теперь пора расстаться. Делать-то больше нечего, говорить не о чем, а оставаться без дела наедине, к тому же ночью, пожалуй и неудобно.
Однако куда как трудно разойтись, когда у обоих на сердце неспокойно.
«Почем я знаю, что она еще придумает, уйдя от меня?» — спрашивал себя Дуцу.
«Как угадать, что он намерен делать, оставшись один?» — говорила себе Лина.
Самое разумное было бы провести ночь вместе. Но этого не хотелось ни ему, ни ей.
Мадемуазель Лина поднялась — не для того чтобы уйти, так просто…
— Ты уходишь? — спросил он испуганно.
— А что мне тут делать? — отвечала она, довольная его беспокойством.
Если бы Лина не была женщиной, Дуцу предложил бы ей лечь и уснуть. Но она была женщиной, а им доверять нельзя.
— Посиди еще, — сказал он, — мне спокойней, когда ты рядом.
Мадемуазель Лина уже больше не боялась потерять его.
— А чего тебе беспокоиться, если я уйду? — спросила она.
— Гм… — пробормотал он. — Мне все кажется, будто ты идешь к кому-нибудь на свиданье.
В этих словах звучало столько презренья, что Лина почувствовала себя оскорбленной. Но хитрая женщина вывернулась, словно змея.
— Было бы чудесно, — сказала она, — если бы мы нашли две смежные комнаты с дверью между ними.
— Вот это действительно было бы здорово! — оживленно подхватил Дуцу. — Но сейчас-то что нам делать?
Несколько мгновений она в нерешительности смотрела на него, словно боясь рассердить.
— Если хочешь, — проговорила она, — я могу остаться здесь. Но мы ведь договорились скрывать наше знакомство.
— Нет, — возразил Дуцу. — Тебе совсем не к чему оставаться. Иди ложись и хорошенько выспись, чтобы встать утром вовремя. Жаль, если завтрашний день пропадет даром. Только, — прибавил он немного погодя, — позволь мне запереть тебя в твоей комнате, а ключ взять с собой.
Мадемуазель Лина была в восхищении.
Нет! Этого человека она не потеряет.
— Прекрасно! — согласилась она.
Оба вышли в коридор и, крадучись, направились к ее комнате. Через несколько минут Дуцу вернулся назад один. Он держал в руках ключ и усердно твердил по дороге его номер, стараясь запомнить.
VII
Будучи маклером, Шварц отнюдь не принадлежал к разряду малоимущих. Он предпочитал, чтобы его принимали за купца. Правда, в его распоряжении не было никакой лавки, но ведь можно слыть торговцем и не владея таковой.
У него имелось много знакомств, — и среди купечества, и среди господ, и среди дам. Он все знал и обо всем умел молчать! Ведь молчание тот же товар, да еще и хорошо оплачиваемый.
Провожая ночью мадемуазель Лину в Бэняса, Шварц пришел к выводу, что у нее свидание с каким-нибудь господином, о котором должна знать только она одна. Такие вещи часто случаются, особенно в Бухаресте, и кому же известны подобные дела лучше, чем ему. По этой именно причине и возникло в нем желание рассмотреть этого господина поближе. Он его и рассмотрел, насколько позволяла темнота. Человек показался ему незнакомым и ничем не примечательным. И потому, идя утром к мадемуазель Лине, чтобы получить плату за труд и молчание, он не чувствовал никакого воодушевления. К его изумлению, актрисы не оказалось дома, хотя было немногим больше девяти.
Шварц отправился расспросить швейцара.
— Она выходила и вернулась, — ответил швейцар. — Она больше не живет в двадцать втором номере, переехала в одиннадцатый.
«В одиннадцатый?» — повторил про себя Шварц.
Одиннадцатый номер считался одним из лучших. Он был роскошно меблирован, окна его выходили на площадь. Шварц прекрасно понял, что это значит.
В раздумье поднялся он по лестнице и почти робко постучал в дверь.
— Кто там? — раздался голос мадемуазель Лины.
— Это я, Шварц, — ответил он.
— Подожди немного, я оденусь, — крикнула она и скрипнула дверцей платяного шкафа.
Что может быть естественней, если одевающаяся женщина возится у шкафа? Но мадемуазель Лина никогда не имела обыкновения ни выходить из дома раньше девяти утра, ни одеваться по нескольку раз в день, ни сидеть взаперти. Бывало, она принимала его даже полуголой. За этим, несомненно, что-то крылось. Шварц уже готов был вообразить, что она кого-то прячет в своем шкафу.
Слегка смущенный, стоял он перед Линой, а она пригласила его войти.
Дверца шкафа оставалась полуоткрытой, и Шварц мог убедиться, что за платьями никто не прячется.
Откуда ему было знать, что две доски в глубине шкафа сняты с гвоздей?
То, что ему показалось задней стенкой шкафа, в действительности была дверь, ведущая в смежную комнату.
— Хорошо сделал, Шварц, что пришел, — сказала Лина. — У меня есть для тебя работа. Только пусть это останется между нами.
— Мадемуазель Лина! — прервал он. — Мы с вами как будто не первый день знакомы!..