— Почему мне будет стыдно?! — запротестовал Трикэ. — Лишь бы ты не сердилась, а мне это очень даже нравится.
— Глупости! Почему же я должна сердиться, когда мне хочется смеяться. Твое счастье, что нас никто не видит, а то бы мы стали всеобщим посмешищем.
— Вот уж нет! — проговорил Трикэ, снова обнимая Марту. — А если бы и стали, то какое нам дело, если ты не сердишься.
Трикэ обнял ее обеими руками и посадил на ближайший мешок. Голова у Марты слегка откинулась назад, и Трикэ долгим поцелуем впился в ее шею возле самого уха.
— Ты с ума сошел?! — прошептала Марта, не пытаясь, однако, освободиться из его объятий.
— Ты сердишься? — спросил он.
Марта всю свою жизнь, улыбаясь, играла с огнем и никогда не боялась. Сейчас она боялась меньше, чем когда бы то ни было, и Трикэ ей нравился именно потому, что она питала к нему полное доверие.
— Не сержусь! — ответила она вполголоса.
Трикэ поудобнее обхватил ее рукой и снова поцеловал.
— Нравится? — спросил он после еще более долгого поцелуя.
— Да, нравится, — прошептала опьяненная Марта. — Только, пожалуйста, потихоньку, медленно-медленно, и кончай, когда я скажу — хватит.
Закрыв глаза, Марта отдалась на волю Трикэ и настолько потеряла всякий стыд, что положила руку ему на голову и стала потихоньку наклонять ее, все ближе и ближе к обнаженной груди.
Что же в конце концов это было? Детская игра, от которой даже девица на выданье, умеющая собой владеть, не почувствовала бы угрызений совести, Марте это доставляло удовольствие, Трикэ был ненасытен, никто их не видел, и никому не на что было жаловаться.
— Что тебе еще сделать? — спросил Трикэ, кажется насытившись поцелуями.
— Ничего, — ответила Марта, вздыхая. — На сегодня хватит.
Потом, чувствуя что-то вроде сожаления, она обняла Трикэ и стала с ним целоваться, жадно впиваясь в его губы, как только взрослая женщина может целоваться с молодым парнем.
— Трикэ, — зашептала она потом, — тебя накажет бог, если ты кому-нибудь расскажешь. Я стыжусь сама себя, но ничего не могу поделать. Ведь я стану тебе противна!
— Нет! Никогда! — и в доказательство Трикэ вновь стал целовать ее в губы.
— Хватит, — отстранилась Марта, — а то мы никогда не кончим. Трикэ, тебе нужно поговорить с хозяином, чтобы он все сказал твоей матери. Я с ним не могу говорить, боюсь, он что-нибудь заподозрит. У твоей матери есть деньги!
— А разве это не грех отвалить такую кучу денег? — возразил Трикэ.
— Не говори так, Трикэ. Нельзя, чтобы тебя взяли в солдаты; я же пропаду без тебя. Поговори с ним, а об остальном я позабочусь. Теперь ты меня не можешь бросить.
Трикэ снова сжал ее в объятиях.
— Хватит, — сказала Марта. — Пусть и в следующий раз нам повезет.
Поцеловав Трикэ еще раз, она быстро убежала.
Пусть повезет и в следующий раз — с этой мыслью они и расстались.
Но удачу не найдешь, если даже упорно ее ищешь, дарит ее случай.
Наученный Мартой, Трикэ на следующий день поговорил с хозяином, а тот, не откладывая дела в долгий ящик, переговорил с женой, без которой ничего делать не мог.
Марта пожала плечами, словно речь шла о чем-то, к чему она не имела никакого отношения.
— Если бы это от меня зависело, я бы не стала вмешиваться. Но ты поступай так, как тебе кажется лучше. Вчера заходила его сестра Персида, хотела поговорить с тобой. Сказала, что они со своей стороны тоже внесут что-нибудь. Больше она ничего не сказала. Ну, зачем нам мешаться в дела этих людей.
Бочьоакэ знал свою жену и ожидал, что она что-то такое скажет: хоть она и благоволила к Трикэ, однако забыть свои распри с его матерью и сестрой не могла.
— Было бы грешно допустить, чтобы такого парня, как Трикэ, забрали в солдаты. Парень он и работящий, и достойный, — рассуждал Бочьоакэ. — Деньги у его матери должны быть, но она не даст, если ее не убедит кто-нибудь, что без этого не обойтись.
— Ты что, не знаешь ее, что ли?! Ничего ты из нее не выжмешь. Она такая подозрительная, что ты только диву будешь даваться, о чем она будет думать, когда увидит, что ты хлопочешь о Трикэ, словно он тебе невесть кто. Парень он хороший, ничего не скажешь, и неприятностей ему мы делать не должны.
Бочьоакэ хотел было еще что-то сказать, но решил не продолжать разговора. Прежде всего он хотел показать жене, что сумеет выбить из Мары деньги. А потому, отложив все разногласия в сторону, он по воле жены, а скорее против ее воли, как только стемнело, отправился к Маре, зная, что застанет ее дома.
Марта была права.
Увидев Бочьоакэ, Мара тут же решила, что его подослала жена, и насторожилась, желая выведать, зачем он явился и что ему нужно.
Мара перепугалась, когда Бочьоакэ сказал ей, что близится рекрутский набор и если она хочет обделать дело, то должна выкладывать деньги, правда еще есть немного времени, чтобы все обдумать и рассчитать.
Когда Бочьоакэ сообщил, что Персида готова внести свою долю, Мара стала приходить в себя. Как-никак, а Персида ее дочь!
— Плохо, совсем плохо! — стала жаловаться она. — Как раз теперь и так неожиданно!
Ей бы хотелось сказать, что у нее нет денег, но заявить это в лицо Бочьоакэ у нее не хватило духу.
— Деньги у меня есть, — сказала она, вроде даже хвастливо, — не так уж много, но, чтобы откупиться, хватит и даже останется, но я не держу деньги в сундуке, а вкладываю их в торговлю, и вот как раз сейчас у меня на руках ничего нет. Если бы ты мог сказать, кто бы мог дать мне в долг, ты бы меня очень обязал.
Бочьоакэ задумался. Такого человека он не знал.
Мара не сводила с его лица пристального и испытующего взгляда.
— Тебе не сегодня-завтра придется выдавать замуж дочку. Значит, на приданое должны быть отложены и денежки. Сейчас у тебя нужды в них нет, так одолжи их мне, а я верну с процентами, когда дочка подрастет.
Бочьоакэ почувствовал себя очень неловко. Подобная мысль ему в голову не приходила, но то, о чем он подумал, почувствовала и Мара.
Трикэ был парень что надо, и трудолюбивый, и достойный всяческого доверия, и Бочьоакэ не раз думал, что будь у него такой зять, то не нужно было бы ему сидеть все время за столом с подмастерьями. Но от этих планов до долга, о котором говорила Мара, было ой как далеко.
Поскольку и ему не хотелось врать, что у него не отложены деньги на приданое дочери, приходилось выкручиваться по-другому.
— Прежде всего посмотрим, что даст Персида, — предложил он, — кое-что дадим и мы, а остальное ты у кого-нибудь займешь. Дело за тем, чтобы ты поговорила с Персидой.
— Я? — подскочила Мара, словно ее укусила змея. — Да я порога ее не переступлю, пока она живет с этим негодяем. Была я один раз у нее, и с меня хватит: если она будет лежать на смертном одре, тогда я, может быть, пойду. Обделай, пожалуйста, сам и это дело: раз ты начал, тебе и кончать.
Бочьоакэ не мог отказаться. Он чувствовал, что в конце концов денежки придется выкладывать ему, и, вспоминая слова жены, краснел, что ввязался в эту историю.
Он бы совсем не знал, куда от стыда деваться, если б знал, что происходит у него дома, пока он тут рассуждает с Марой.
Совсем потеряв голову, Марта только и думала, что о следующем счастливом разе. Через день, в субботу, в Фэджете была ярмарка, и Бочьоакэ с ящиками, набитыми кожухами, должен был отправиться туда, а Трикэ, его доверенному лицу, надлежало сопровождать его.
Как только Бочьоакэ отправился к Маре, Марта пригласила Трикэ в чулан, якобы на помощь.
— Ты не езди с хозяином в Фэджет, — стала учить она Трикэ. — Скажи, что в воскресенье хочешь пойти поговорить с матерью и сестрой. Тогда он тебя не возьмет.
Трикэ понял, зачем ему нужно остаться дома, и ему стало стыдно. Но все-таки он не мог совладать с собой и снова обнял Марту за талию.
— Не нужно. Сейчас нет времени. В субботу вечером ты прокрадешься ко мне в дом и тогда мы будем в полной безопасности.
— О, господи! — Трикэ даже бросило в дрожь. — Что скажет хозяин, если пронюхает что-нибудь?! Мне не по себе даже!
Марта слегка отстранилась от него.
— Не знаю, что ты там воображаешь, — недовольно заговорила она. — Поцелуемся, поиграем, поласкаемся безо всякого греха, как невинные дети. Да накажет тебя бог, если ты помыслишь о чем-либо другом. Или, может быть, это тебе опротивело?
— Увидишь, как мне опротивело! — воскликнул Трикэ, и мир был восстановлен.
— Ну как? — спросила Марта, когда Бочьоакэ вернулся. — Удалось что-нибудь?
— Сначала мне нужно поговорить с Персидой, чтоб узнать, сколько даст она, — как-то нехотя ответил муж. — Я тебе все расскажу.
Марта привыкла, что все разговоры с ней муж ведет вечером перед сном, когда можно посидеть в полном покое. Поэтому она не проявила никакого нетерпения, но по лицу его видела, что Бочьоакэ ни о чем не договорился.
— Ладно, — согласилась она. — Только мне не нравится, что ты так вмешиваешься в их дела. К Персиде лучше бы сходил Трикэ. Я ведь об этом ей говорила.
— Пусть сходит! — подтвердил Бочьоакэ и отправился его искать.
Трикэ не мог поднять глаз на хозяина. Что и говорить, все это были детские забавы, но Трикэ знал, что хозяин рассердился бы не на шутку, догадайся он хоть о чем-нибудь, а потому чувствовал себя перед ним весьма скверно.
— Трикэ, — обратился Бочьоакэ к парню, — я разговаривал с твоей матерью. Дело слаживается. Теперь нужно, чтобы ты сходил к сестре и поговорил с ней.
— Я бы мог сходить только в воскресенье, — отвечал Трикэ, еле выдавливая из себя слова. — Завтра и послезавтра в корчме слишком много народа, а в воскресенье я поеду на ярмарку.
— Можешь не ездить на ярмарку, — разрешил Бочьоакэ и, сделав паузу, доверительно добавил: — Знаешь что, парень! Будь добр, веди себя как следует с моей женой. Слушайся ее во всем, а то без нее я для тебя ничего не сделаю.
Трикэ так и хотелось провалиться сквозь землю. Сердце его словно пронзило стрелой, и он твердо решил в субботу вечером не ходить к Марте, как они договаривались.