Вопрос этот именно в настоящее время приобретает особую волнующую силу: «Российская империя», Россия, Украина, Польша и т. д. – всем нужно знать, чего можно ждать от будущего. Ведь история делается не кем-то извне, а делается самими народами; и история каждого народа соответствует его душевному складу. Нашим душевным складом будет обусловлено наше будущее. Но им уже было обусловлено наше прошлое, и на прошлое надо оглянуться, чтобы познать самих себя и предвидеть грядущее.
Прошлое изучается историей. Историческому изучению подлежат и государственный и социальный быт, и экономическое и торгово-промышленное развитие, и военные и политические действия, и многое-многое другое – все проявления народной жизни и народного творчества. Но и отдельный человек не всегда живет так, как хочет, а живет так, как приходится, и делает не всегда то, что хочет, а то, что надо; и целые народы живут и действуют зачастую так, как велят обстоятельства, подчиняются случайностям, которых ни предвидеть, ни предотвратить нельзя. Духовная сущность и отдельных людей, и целых народов сказывается ярче всего вовсе не в их действиях, а в их идеалах, надеждах, местах. И когда мы желаем получить исчерпывающий ответ на вопрос: кто мы такие? – мы, прежде всего, должны изучить наше старое искусство, которое воплотило исконные идеалы, надежды, мечты в длинном ряде великолепных памятников.
Творят искусство не единичные художники: они – только руки, делающие каждую данную вещь. Но они делают именно то и именно так, потому что именно то и именно так нужно и им самим, и всем тем, среди кого они живут, и для кого они работают. Пусть киевские мозаики исполнены греками – они все-таки памятники русского искусства, потому что киевляне XI-го век а имели полную возможность выписывать мастеров, каких они хотели, и если они выписали себе для работы в Св. Софии именно византийских мастеров, то это значит, что именно византийские мастера были им наиболее по душе.
Книжка, которую я выпускаю, имеет целью обратить пристальное внимание читателей на ту отрасль исторической науки, на которую мы обычно смотрим, как на второстепенную и неважную, – на историю русского искусства. Недаром именно в последние годы ею стали усиленно заниматься: от нее можно ожидать ответа на целый ряд неразрешимых, как будто, вопросов о нашем прошлом и, следовательно, о нашем будущем. В моей книжке читатель, конечно, найдет ответ только частичный и недостаточно отчетливый. Частичный потому, что я имею в виду рассказать только о древнем периоде южно-русского искусства, с тем, чтобы о дальнейшем рассказать когда-нибудь впоследствии особо. Недостаточная же отчетливость ответа обусловлена тем, что весь тот материал, который надлежит нам изучить, и плохо сохранился и мало издан, и почти не разработан.
Ни для кого не секрет, что у нас памятники старинного искусства совершенно беззащитны, безнаказанно разрушаются и злонамеренными, и – в большинстве случаев – просто невежественными людьми. Ни для кого не секрет и то, что всякая попытка издать и исследовать старинные памятники неизменно разбивается о всевозможные официальные препятствия, о недостаток средств и о равнодушие публики. Не только широкая публика, но и специалисты у нас ничего толком не знают и не могут знать о многих очень ценных памятниках, потому что нет возможности эти памятники сколько-нибудь удовлетворительно ни описать, ни сфотографировать.
Есть в Киеве знаменитый Софийский Собор. Кажется, его подлинность, его древность, его святость, его историческое и художественное значение не подлежат никакому сомнению. А между тем, вот какова его судьба… разумеется, я здесь буду говорить не о том, как его грабили и разрушали в стародавние времени, а лишь, хотя бы, о том, как его «исправляли», «приводили в благопристойный вид» и «охраняли» вот теперь, совсем недавно, в XIX и XX веках.
В начале 40-х годов XIX века Св. София была обширной церковной постройкой с барочной наружностью: храм Ярослава2, облепленный позднейшими пристройками, украшенный новыми фасадами, куполами, крышами и т. д., был скрыт от глаз человеческих. Внутри весь храм был оштукатурен и побелен. Когда эта штукатурка начала отваливаться и обнажать старые фрески и мозаики, ее велено было удалить. Ее… удалили, но так, что вместе с нею, по словам очевидцев, исчезли и драгоценные фрески, пережившие ряд стольких веков и превосходно сохранившиеся; а потом велено было роспись «восстановить», и ее… восстановили, но так, что древнее изображение княжеской семьи, например, превращалось в изображение свв. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии и т. д. В таком виде Ярославов храм3 остался и по сей час: наружность до неузнаваемости изменена пристройками, фасадами, куполами, крышами и штукатуркой, а внутреннее убранство изуродовано мазнею оо. Иринарха с братией, Желтоножского и др. Впрочем, не совсем в таком виде сохранилась сейчас Св. София: когда в 1918 году Киев подвергся бомбардировке, в храм попало несколько снарядов, которые, правда, к счастью, стену пробили только в одном месте насквозь, а в прочих местах дали более или менее глубокие выбоины…
Так сохранилась Св. София. А что мы о ней знаем? Здание с точки зрения архитектурной не исследовано: нет даже сколько-нибудь удовлетворительных планов и промеров. Фресковые стенописи были в свое время зарисованы, но не древние фрески, а та роспись, которая сейчас… украшает стены и своды Св. Софии. Мозаики отчасти были скалькированы профессором А. В. Праховым4, и кальки эти издавались по фотографиям; с одной мозаичной композиции (Причащения апостолов) тем же А. В. Праховым была исполнена копия в красках, которая издана в красках же. Но удовлетворительных фотографий с самих мозаик мы вовсе не имеем; подробного технического описания мозаик, которое бы давало ответ на возникающие по поводу памятника вопросы, мы тоже не имеем; монографического исследования о Св. Софии, которое бы окончательно позволило ввести памятник в научный обиход, мы тоже не имеем…
Если такова судьба Св. Софии, самого знаменитого, самого роскошного, самого священного из всех памятников древнерусского искусства, то легко себе представить, в каком положении находятся памятники не столь знаменитые, не столь роскошные, не столь священные. Очень немногие сохранились хоть частично, очень немногое мы знаем о тех, которые сохранились. Прежде чем использовать в целях исторической науки тот драгоценный материал, который мог бы быть доставлен древнерусским искусством, необходимо проделать большую и сложную предварительную работу, к которой должны быть привлечены многие работники, и на которую необходимо затратить много сил и времени и денег.
Все культурные народы давно уже поняли историческую и национальную ценность памятников старинного искусства. У всех культурных народов не только законы, но и само общество ревностно охраняют эти памятники – я уж не говорю: от разрушения! – от искажения и порчи. Все культурные народы имеют точные и полные издания и исследования памятников. У нас пока ничего или почти ничего этого нет; все это только намечается и нарождается.
Вот почему выпускаемая мною книжка отнюдь не может дать исчерпывающего ответа на поставленные мною вопросы: кто мы? Чем мы живы? Я хочу только показать, что, даже при нынешней нашей неосведомленности, именно изучение искусства может ответ наметить. И я хочу лишний раз звать всех, в ком есть живая душа, к дальнейшей работе в этом направлении. Я попытался дать, сколько было возможно, фотографические воспроизведения подлинных памятников. Для этой цели я попросил киевского фотографа С. Д. Аршеневского исполнить несколько новых снимков, а Н. П. Негеля предоставить мне некоторые из своих старых. Я считаю долгом здесь особо выразить свою глубокую благодарность также и духовному начальству Киева за оказанное мне содействие.
Пусть читатель всмотрится в иллюстрации предлагаемой книжки. В них он должен увидеть точный портрет духа старой Руси. И, если черты этого портрета будут недостаточно ясны и уловимы, пусть он винит не памятники, а мою книжку. Иллюстрации мои – лучшее, чего можно было добиться в данный момент, но, конечно, ни количественно, ни качественно не таковы, какими должны были бы быть. Памятники древнерусского искусства заслуживают быть изданными так же великолепно, как и памятники классические или западноевропейские. Когда это сознание станет всеобщим в русской публике, тогда мы и получим соответствующие издания. О, если бы моя книжка могла ускорить наступление такого счастливого времени?..
II. Кто были учители русского народа? Варяжская государственность и восточное православие
Ни один народ не начинает свою культурную жизнь с самого начала и исключительно своими силами создает все. Это основной исторический закон. Всякий народ имеет соседей, с которыми более или менее непосредственно соприкасается и с которыми находится в более или менее постоянном обмене, материальном и духовном. Сосед на соседа воздействует сам и подвергается его воздействию.
В этом деле нельзя отрицать значения случайности: своих соседей ни один народ себе сознательно не выбирает. Но дело не только в случайности: ибо соседей обыкновенно бывает много, и из них каждый народ себе выбирает, в качестве учителя и образца, какой-нибудь один, культура которого ему наиболее по душе. И Россия, как мы хорошо знаем, несколько раз избирала себе учителей, несколько раз меняла учителей, и учителями вовсе не всегда были именно ближайшие соседи: Россия второй половины XVIII века, например, хотела учиться у Франции, хотя, казалось бы, Швеция, Польша, Германия, Турция, были непосредственно ближе, чем Франция.
Первый вопрос, на который должен дать ответ историк древнего русского искусства, формулируется так: к каким народам и в какой мере примкнул русский народ в своей созидательной работе? При разборе этого вопроса нам нужно уберечься от того ложного национального самолюбия, которое признает одни народы достойными роли учителей, а другие недостойными. Мы все слыхали, что Византия была учительницей Руси, и против этого мы ничего не имеем; но если на такое же значение заявляет право, скажем, Кавказ, тем более – Средняя Азия или Монголия, то это нам кажется несколько… не то обидным, не то унизительным, во всяком случае – неудобным, и мы начинаем усиленно говорить о самобытности. Ибо в нашем обществе чрезвычайно распространен и крепко укоренился занесенный с Запада предрассудок, будто одна лишь «Европа» – очаг истинной культуры, и «Азия» очень многим кажется бранным словом, обозначающим самое глубокое варварство. Такой предрассудок не имеет под собою ни малейшего разумного основания: было бы весьма трудно сказать, почему и чем Китай, например, или Индия, создав и глубочайшую философию, и великолепное искусство, хуже той же Византии, и почему мы должны пренебрегать Кавказом, культура которого на много веков старше культуры русской. Да, наконец, разве не ясно, что, к кому бы первоначально ни примкнул русский народ, какими бы культурными соками он ни питался, его место среди прочих цивилизованных народов определяется не его физическою или духовною родословною, конечно, а тем, что он сумел сделать из заимствованного и что он сумел создать собственным творчеством.