Но есть факт еще более поразительный. Арабские историки рассказывают о том, что в 969 г. Святослав пошел войной на волжских болгар и хазар, ограбил и разорил все их страны, овладел их городами от Итиля до Семендера. Событие это произвело огромное впечатление на всем Востоке. Оно описывается подробно современником арабом Ибн-Хаукалем. Киевский летописец о походе на болгар вовсе умалчивает, а все прочее формулирует в только что приведенных словах: «Ясы победи и касогы, и приведе Кыеву».
Все это сильно подрывает доверие к Киевскому своду во всех вопросах, связанных с «Византией», и потому вопрос о киевском христианском искусстве есть вопрос, требующий рассмотрения. Где та «Византия», откуда пришло в Киев это искусство: в Константинополе ли, или на Дунае, или еще где-нибудь? Ведь нельзя же, в самом деле, не обратить внимания на то, что сношения Киева с Константинополем начинаются поздно, сопряжены с великими трудностями и потому редки, так же, как и сношения с придунайскими странами, и чем больше выдвигает именно эти сношения на первый план летописец, тем более становится ясным, что выдвигать-то, собственно, нечего. Наоборот, не подлежит сомнению, что в IX веке вся Южная Русь – и поляне, и северяне, и радимичи, и вятичи – платили дань хазарам; а владения хазар были на нижней Волге и на Дону, доходили и до Урала, а на юге до Кавказских гор, причем именно в Прикавказье находилась древняя их столица; хазары вели обширную торговлю и с камской Болгарией, и с Русью, и с персидско-арабским Югом, и со среднеазиатским Востоком. Хазары находились в ближайшем соседстве с Тмутараканскою Русью.
VI. Тмутаракань
К Тмутаракани, как мы сказали, летописец не благоволит. Под 1022 г. он вдруг совершенно неожиданно рассказывает о Мстиславе Храбром, «брате» Ярослава: «В си же времена Мьстиславу сущю Тьмуторокани, поиде на Касогы». Мстислав вступил в единоборство с Редедею, князем касожским, победил его, зарезал, взял «вьсе имение его и жену его и дети его, и дань възложи на Касогы. И придьдъ Тьмутороканю, заложи цьркъвь святыя Богородица, и съзьда ю, яже стоить и до сего дьне Тьмуторокани». О касогах уже раньше упоминается в летописи по поводу похода Святослава; о Мстиславе говорится, что он в 988 г. был посажен в Тмутаракани; но где именно Тмутаракань, летописец не объясняет, как ничего не говорит и о том, откуда взялась она, и что с нею было раньше. А между тем, это – история очень занимательная.
В 1792 г. западнее станицы Таманской (близь Керченского пролива) был обнаружен известный в науке под названием «Тмутараканскою камня» чрезвычайно интересный исторический памятник. «Тмутараканский камень» – большая известняковая плита слишком в сажень длиною, в аршин шириною и около 6 вершков толщиною. На продольной узкой стороне плиты вырезана, прекрасными греческой формы русскими буквами, надпись, которая гласит, что в 1068 г. князь Глеб мерял во льду расстояние от Керчи до Тмутаракани морем и нашел, что расстояние это равно 14000 саженям.
Сама по себе надпись – вздорная, даже загадочная по причине своей вздорности: если князь Глеб и сделал то, что ему приписывается надписью, кому и зачем понадобилось увековечивать память об этом «событии»? Самая подлинность надписи была подвергнута сомнению и только теперь может считаться окончательно установленной.
При всей незначительности своего прямого смысла, надпись «Тмутараканского камня» – очень драгоценна, так как с не допускающей разных толкований ясностью устанавливает местоположение древней Тмутаракани.
Слово Тмутаракань – не русское слово, а тюркское: Томане-торхан. Раз город известен под этим тюркским названием уже в древнейших документах, мы имеем право заключить, что первоначально он не был русским, а был Русью завоеван и использован как военный и административный центр.
Уже в начале IX века, судя по житиям святых Стефана Сурожского и Георгия Амастридского, Тмутараканская Русь была сильною черноморскою державою; в 860 г. Русь эта совершила набег на Константинополь, неудачный, правда, но нагнавший такого страху на греков, что отражение набега было объяснено чудом. И не только пиратскими набегами славилась Тмутараканская Русь: она достигла сравнительно высокого уровня культуры. В житии свв. Кирилла и Мефодия повествуется о том, что св. Кирилл, командированный константинопольским правительством в Хазарию, на пути, в Корсуне, повстречался с «русином», который оказался владельцем евангелия и псалтири, писанных на русском языке и русскими буквами. Христианство распространилось среди Тмутараканской Руси еще во второй половине IX века; была у них своя епископия.
Знают Тмутараканскую Русь не только греки, но и арабы. По словам этих последних, Русь делала далекие походы на Восток: русские суда из Азовского моря поднимались по Дону, оттуда волоком перебирались на Волгу, по ней спускались в Каспийское море и направлялись к южным его берегам. Таким образом, Русь хорошо знала не только Предкавказье (владенья ясов, касогов, хазар) и черноморское кавказское побережье, но и прикаспийское Закавказье. По словам Ибн-Хордадбэ, писавшего в 60—70-х годах IX века, Русь привозила свои товары на верблюдах в самый Багдад. Яркою, бурною жизнью жила удалая Тмутараканская Русь, знала все чудеса Востока и Царьграда и умела брать у соседей лучшие их культурные и материальные приобретения. Приходится горько пожалеть о том, что и в той области, где когда-то жила эта старейшая культурная отрасль русского племени, до сих пор не произведены сколько-нибудь систематические и исчерпывающие раскопки, и мы знаем далеко не все, что можно было бы и следовало бы знать.
Ведь если посмотреть на карту, то ясно, что Тмутаракань, по самому своему географическому положению у устья Кубани и у выхода из Азовского моря в Черное, т. е. в сущности у устья Дона, является местом чрезвычайно удобным для взимания пошлин со всей вывозной и ввозной торговли Подонья, Поволжья и Прикубанья с Византиею, и, вместе с тем, может служить великолепною базою для всех тех многоразличных военных и торговых предприятий, о которых мы только что говорили.
Но для того чтобы делать далекие массовые походы, мало иметь один город – надо иметь страну, в которой бы жили и хозяйствовали семьи воинов, в которой бы подрастали новые поколения удальцов. Ведь Тмутаракань, как мы уже отметили, не русский город, а завоеванный, русский клин среди врагов: ясов и касогов на востоке, абхазцев на юго-востоке, греков на западе, в Крыму. Князья сидят в Тмутаракани, потому что это – необыкновенно доходное место и потому что князья прежде всего – воины, задача которых защищать страну от всяких врагов. Но страна-то где? Карта дает недвусмысленный ответ: на север и на запад от Азовского моря, между Хазарией и Киевщиной, между Доном и Днепром, по Донцу. И можно с уверенностью сказать, что, если когда-нибудь будет хоть что-нибудь сделано для систематического и полного археологического исследования Украины, мы из земли выкопаем материальные остатки древнейшей высокой русской культуры.
Тмутараканская Русь для Киевской могла иметь – и, наверное, имела – немалое значение, как проводник восточного элемента. Чтобы оценить это влияние, достаточно прочесть рассказ летописи о том, как Мстислав с хазарами и касогами пошел на Ярослава, как Ярослав должен был бежать в Новгород, вернулся с варяжским войском, но был разбит, и как Мстислав поделился с Ярославом: себе левобережная Украина, Ярославу правобережная. Летописец прямо говорит, что, пока был жив Мстислав, Ярослав не смел жить в Киеве, и что лишь после смерти Мстислава Ярослав стал «самовластием Русской земли». Владения Мстислава простирались от Днепра до Кавказа. И где были его симпатии, хотя он и переселился лично из Тмутаракани на другой конец своих владений и княжил в Чернигове, показывает приводимое летописцем его изречение после кровавого боя у Листвена: увидев «лежаща иссечены свои
Север и Варяги Ярославле», Мстислав воскликнул: «Къто сему не радъ? се – лежить Северянин, а се – Варяг, а дружина своя цела!». Своею дружиною для него было хазарско-касожское войско!
VII. Чернигов
В стольном своем городе Чернигове заложил Мстислав Спасский собор, но не успел его достроить. Когда Мстислав в 1036 г. умер, стены были возведены «възвыше, яко на кони стоящу досящи». До конца постройка была доведена позднее. К сожалению, с храмом этим случилось то же, что и со всеми русскими древними памятниками: сначала он всячески был разоряем и разрушаем, а потом нашелся «благочестивый и ревностный христолюбец», черниговский полковник В. Дунин-Барковский, который «святым усердием и ревностью» возобновил храм в 1675 г. «Возобновить» храм в XVII веке – и, к сожалению, не только в XVII веке! – значило: построить новую церковь, но на том же непременно самом месте, на котором стоял храм древний, хотя бы для этого пришлось уничтожить все остатки древнего храма. В Спасском соборе все приделы и боковые пристройки были разобраны и уничтожены, так что, например, от южного продольного притвора остался только фундамент до уровня земли, а от северного только кусок фундамента; на южном конце западного притвора была пристроена башня, соответствовавшая древней северной. И главное, как всегда, все здание было тщательно поштукатурено и побелено, внутри и снаружи, так что вся кладка стала совершенно недоступной для изучения. Само собой разумеется, что ни точного и подробного описания и исследования, ни научного издания Черниговский Спас – один из древнейших сколько-нибудь сохранившихся храмов России! – так до сего дня и не дождался.
Но даже того немногого, что мы о нем знаем, достаточно для некоторых весьма определенных выводов. Спасская церковь была трехнефной базиликой с продольными (на северной и южной сторонах) и поперечным (на западной стороне) притворами; над перекрестием среднего корабля и трансепта, на четырех столбах, высится главный купол, на барабане; углы, образованные концами креста, перекрыты малыми куполами.
Средняя апсида далеко выдвинута на восток; в восточном фасаде апсиды не выступают каждая отдельно законченным полукругом, но боковые апсиды прислонены к главной. Наконец, хоры были устроены и на западной стороне, и над боковыми нефами, для чего пришлось пролеты северной и южной по