Таковы материалы, которыми музеевед распоряжается в Гатчине, и из которых он должен извлечь все, что можно извлечь. В настоящее время за эту работу взялся И. И. Галич74. Намечается следующая планировка.
Портретная галерея… В Гатчинском дворце нетрудно освободить от остатков (распроданного Госфондом) бытового убранства хоть целый этаж Арсенального каррэ, длиннейший ряд зал, комнат, коридоров, и развесить по стенам в хронологическом порядке все те бесчисленные портреты, которые в Гатчине скопились. Систематика получится блестящая – но каковы будут последствия? Да такую портретную галерею показывать будет невозможно, потому что нет ничего более утомительного, чем однообразный набор предметов: у посетителя будет рябить в глазах от лиц, мундиров и лент, он просто перестанет слушать имена и даты и биографические факты – к чему? Портретную галерею, ясно, надо использовать в общих экспозиционных целях, но отнюдь не как самодовлеющее целое, а как материал для тематической экспозиции. Наличие собрания портретов, в связи с уже подчеркнутою выше необходимостью четко разбить показ дворца на несколько совершенно отдельных эпизодов, определяет всю планировку экскурсии.
Тема первая: Павел I – император. Надо сказать, что нет ничего труднее для показа, чем Павел I: чудачества этого безумца сделали его притягательным центром для всевозможных анекдотов, а трагическая погибель застряла в памяти даже таких людей, которые историческими знаниями вообще не блещут. Другими словами: личность Павла, рисующаяся воображению под видом всевластного и злого шута, заслоняет исторический процесс. В целях пропаганды здравого исторического материализма с таким представлением о Павле нужно энергично бороться: не цари делают историю, а история делает царей. Личное чудачество и безумие Павла определяют собою, как он делал то, что делал; но делал он не то, что ему взбрело на ум под влиянием случайного стечения обстоятельств или болезни, а то – и только то, что объективно было необходимо по ходу исторического процесса. Мы уже видели, что в 80-х годах XVIII в. произошел некоторый перелом в развитии русской общественности: кончилась сословно-аристократическая фаза, началась какая-то иная, новая жизнь, появляются новые люди в руководящей роли, пробуждаются новые общественные слои. Павел погиб не от руки соперника, как Петр III, и не по прихоти преторианцев-гвардейцев: убийство Павла есть акт социальной контрреволюции, совершенный побежденной кастой, и кристаллизовавшиеся вокруг его имени «жестокие» анекдоты имели назначение оправдать личным безумием царя это цареубийство, совершенное дворянством. Музейный показ Павла I имеет целью разрушить дворянскую легенду о Павле-шуте и продемонстрировать Павла-императора. Этого нельзя сделать в Павловске, роскошном и романтическом; это можно сделать только в Гатчине, излюбленной резиденции Павла, где он не мечтал и наслаждался, а жил и страдал и работал – готовился стать императором и «служил» императором.
Для того чтобы понять анекдотического Павла, достаточно рассмотреть его портрет: маленький курносый уродливый человечек с короною набекрень, в страшно чванной позе, в страшно пышном маскарадно-царском одеянии и с комически-импозантным выражением на лице. Все несчастное, оставившее неизгладимые следы, детство этой жертвы неумеренной нежности Елисавет Петровны и ненависти Екатерины II достаточно объясняет характер анекдотического Павла. Тут не надо никакой дополнительной экспозиции – разве что несколько портретов: Елисавет Петровны, Екатерины, Панина или еще кого-нибудь. Но чтобы понять и оценить по достоинству Павла-императора, надо дать себе отчет в общем ходе русской истории за XVIII век. Вот тут нам может пригодиться портретная галерея Гатчинского дворца: в верхнем – сейчас пустом – этаже Главного корпуса мы должны показать эту историю правящих верхов XVIII века в лицах. Осмотр Павловских зал нужно начинать именно с этого верхнего этажа, где, кроме русских предшественников и современников, найдут себе место также и иностранные современники Павла I – прежде всего его знаменитый австрийский аналог Иосиф II (1780–1790), типичный представитель «просвешенного абсолютизма», в интересах торговли и промышленности стремившийся к бюрократизации государства и боровшийся с привилегиями дворянства и церкви, и сестра Иосифа Мария-Антуанетта, погибшая на эшафоте королева Франции. Все эти портреты позволяют наглядно показать исторические условия и предпосылки, среди которых пришлось действовать Павлу I.
Отсюда надо спуститься в официальные залы среднего этажа. Теперь Павел I – с его высокоторжественными тронными залами, с его парадными спальнями, с его роскошными гостиными, в которых красуются бесценные гобелены, – уже не будет казаться смешным. Несоответствие природных данных, физических и умственных, той исторической задаче, которую он, разумеется, ясно не осознает, но которую чувствует всем своим существом и пытается разрешить всеми своими поступками, усугубляет трагическое, а не комическое, впечатление, которое остается от парадных зал Павла. Вся роскошь этих зал – какая-то напряженная: она не украшает жизнь (как в Павловске), а только должна импонировать. В течение всей своей жизни Павел не покоился на розах – и не давал покоиться другим; сам «служил» – и заставлял «служить» других.
Наконец, вниз, в личные комнаты. Без них не будет вполне убедительного образа. Тут – портрет Петра I, портреты французского короля Генриха IV (трижды: гипс, мрамор, гобелен) и его министра Сюлли (дважды: мрамор и гобелен), мраморная статуэтка мальчика, несущего каменную глыбу, о которой выше была уже речь. Тут тесная спальня с походною складною кроватью, тут кабинетик с любимыми книгами (опять: Сюлли!), тут рядом знаменная, кордегардия, будка для часового… Павел остается императором даже у себя «дома», даже в свободное от служебных занятий время, даже в халате.
Экскурсант, который внимательно прошелся по всем трем этажам Главного корпуса, заслужил того, чтобы мы его пожалели, наконец, и дали ему отдохнуть. Кстати тут есть выход наружу – в «собственный садик» Павла: цветочные клумбы, затейливые трельяжи, высокая терраса, с которой открывается прекрасный вид на Карпий пруд. Лучше всего отпустить экскурсанта вовсе в парк – пусть гуляет на свободе.
Тема вторая: Гатчина как штаб-квартира николаевской военщины. Выше уже было сказано, что от времен Николая I остались построенные при нем два «каррэ» и убранство нескольких комнат в нижнем этаже «Арсенального каррэ» – столовая, ванная, спальня и «военные кабинеты». Нечего и думать о том, чтобы тут восстанавливать полный бытовой ансамбль. Да это и не нужно: бытовых ансамблей Николая I предостаточно в Петергофе, и никаких дальнейших Николаевских спален нам вовсе не нужно. Совершенно ясно, что надо доделать то, что начал Александр III, и ликвидировать и столовую, и ванную, и спальню – несмотря даже на то (или: потому), что досужие люди проследили на половике спальни особую стоптанность вдоль стен и рассказывают – шепотом! – легенду о том, как Николай I зимою 1854 г. тоскливо и в полном отчаянии метался перед смертью по спальне и сам стоптал половик… Наличие «военных кабинетов» и Арсенальной залы, в которой наслаивается на Николая I Александр II, точно указывает, какая тема должна быть разработана в Гатчине.
Экскурсанта надо ввести в Николаевскую половину через тот самый, конечно, подъезд во дворе Арсенального каррэ, которым пользовался и Николай I. Экскурсант попадет в переднюю и камердинерскую (и тут же, что не лишено практического значения, есть уборная), а через них в опустошенные и обезличенные личные комнаты. Во всей анфиладе нужно развернуть тематическую экспозицию, которая представит, прежде всего, в документах, чертежах и старинных акварелях всю строительную историю Гатчинского дворца – от замка Гр. Орлова до казармы Николая I; здесь же можно выставить акварели Гау, воспроизводящие Николаевское убранство тех комнат, куда мы вводим экскурсанта. А затем должна идти портретная галерея деятелей Александровского и Николаевского времени, данные об организации армии от Павла I до Николая I, данные о Красносельских лагерных сборах и маневрах (в 15–20 км от Гатчины). Тогда станет вполне понятным тот, уже подлинный, «военный» кабинет, куда мы в дальнейшем попадаем: на стене в глубине комнаты огромное полотно – Павел I на коне в сопровождении целой толпы генералов (картина слывет под названием «Павел I и его убийцы», так как среди свиты нетрудно узнать Александра I, Зубова, Палена и др.), у другой стены символическая (ибо рядом была вполне оборудованная спальня императрицы, а на антресолях, на которые тут же ведет винтовая лестница, была устроена настоящая спальня императора в непосредственном соседстве с комнатами фрейлины Нелидовой) походная кровать, посередине комнаты суровый большой письменный стол, покрытый куском зеленого сукна, и почти никакой мебели – тут не сидели, а стояли. Николай I играет «в поход».
Затем еще две комнаты, убранные также скупо и сурово, как и большой кабинет. На стенах – все одинаковых размеров и в одинаковых обрамлениях – сплошные ряды картинок, изображающих российские военные формы обмундирования. Тут некогда дежурили адъютанты и ординарцы. На всем этом материале легко подвести посетителя вплотную к катастрофе Крымской кампании, которая была роковой и для Николая I, и для всего Николаевского режима. С этим мы вступаем в Арсенальную залу.
Арсенальная зала – одна из наиболее благодарных для показа частей всего Гатчинского дворца. Собственно говоря, это даже не одна зала: ее своды опираются на два ряда столбов, которые ее делят на три нефа; только один средний неф – сплошной во всю длину залы, а боковые кое-где перегорожены, так что распадаются на комнаты, которые не имеют четвертой стены, будучи открыты со стороны среднего нефа. Как показывают акварели середины века, отделка Арсенальной залы была (или, может быть, была задумана только – я этого не знаю) в примерно том же нарочито-строгом и простом стиле, в каком выдержаны «военные кабинеты». Николай I тут, у себя во дворце, играл «в лагерь».