— Нет, мать! Я хочу вниз! Я хочу страдать. Вечно страдать, но знать, что эти муки я сама на себя взяла. Мои муки! Моя воля свершилась!
Золотом разгорается звездочка и отходит от предначертанного ей пути. И в тот же миг она низвергнута и, падая вниз, тухнет в полете.
А луна вздыхает и плывет дальше. Она не смеет даже оглянуться…
ВаятелиПер. Л. Юдкевич
или некогда два скульптора, два ваятеля…
Оба были великие искусники, большие мастера. Такая уж волшебная сила была в их пальцах, что под ударом их молотка мрамор оживал, начинал дышать, говорить, слушать, видеть.
Но по характеру оба они были разные, две разные натуры.
Один был серьезен, глубок и как-то чарующе печален. Ненависти к жизни он не питал, переживаниям не поддавался, но все же знал, что на дне каждого бокала лежит капля горечи, за всяким разгулом следует похмелье; что жизнь прожить — не вальс прокружить, не песню пропеть, это глубокая и неразгаданная тайна, безмерная, сладкая боль.
Второй был полной его противоположностью — «дитя природы», прожигатель жизни, для него — самые румяные яблоки, самые красивые цветы, пламенное солнце, огненные девичьи глаза!
Женщины, вино и песни — был первый его девиз; золото, парча и пламень — второй.
Первый вкладывал в свои камни сокровенные мысли, идеи, он созидал героев, которые швыряли в лицо богам и миру, народам и королям ядовитые истины; монархов, которые, точно одержимые дьяволом, внезапно отбрасывали в сторону меч и, упав на колени перед ясным небом, возносили хвалу господу; святых, которые верой исцеляли пораженных болезнью; пророков, раскалывающих камень, чтобы оттуда брызнула живительная влага, ведущих за собой народы по пустыням и морям к свободе и жизни.
Второй же играючи создавал богов и людей с огнем вожделения во взоре, пенящиеся кубки, нагих красавиц, поднимающихся из пучины морской.
Второй ваятель хорошо понимал мир, и мир был благодарен ему. Ваятель делал жизнь счастливей, кровь горячей и наслаждение полней.
В знак благодарности в галстук ему закалывали бриллиантовую булавку, под ноги стелили живые цветы, желудок набивали всяческими яствами, а карманы — золотом. Когда он появлялся, люди надрывали горло:
— Да здравствует художник!..
Первого же понимали только избранные.
У его работ редко кто останавливался.
Зато если уж кто задерживался, то уходил притихшим, молчаливым, серьезным, углубленным; один вздыхал, у другого слезы навертывались на глаза.
Этот вздох и слезы переполняли богатого скульптора завистью к бедняку.
И он жаждал мщения.
Только один художник, один ваятель должен оставаться владыкой мира.
...................................
Однажды богатый скульптор собрал сотню своих учеников-единомышленников и напал на бедняка…
Они разорили его мастерскую, разбили лучшие его работы, а самого связанным притащили в салон богатея.
— Отныне ты будешь здесь творить, под моим присмотром, по моим замыслам, согласно моей воле!
Так оно и стало.
И со временем великий ваятель превратился в простого подражателя, копировщика. Под чужим именем, из чужого салона, сделанные по чужим мотивам его работы шли в мир…
Голые красавицы, пылающий виноград, пенящиеся кубки, пьяные боги и люди!..
Кое-кто еще узнавал его руку по горькой усмешке, притаившейся в уголках губ веселящихся богов и людей, по легкой издевке, которая едва заметно пробивалась сквозь маску веселой жизни… Но только кое-кто…
От его прежних работ осталось лишь несколько монументов, но и те были забыты.
И мир решил:
— Старый мастер умер!
БриллиантПер. Л. Юдкевич
ил когда-то колонист, — так начал свой рассказ реб Шлойме. — Чужим был он в деревне, ни с кем не знался, и с ним тоже никто не хотел знаться.
Говорил он на каком-то ином наречье, и никто его не понимал и не хотел понимать.
Однажды колонист нашел бриллиант.
Толком он в нем ничего не понимал, но и молодым петушком не был и на пшеничное зерно, конечно, не променял бы его.
«Горит и сверкает, должно быть, маленькое солнце, — подумал он. — Наверное, стоит уйму денег».
Но из-за такого камня среди чужаков можно и жизни лишиться!
Узнают — в первую же ночь выставят окна и заберут сокровище вместе с душой.
Надо камень упрятать!
Даже жене он ничего не сказал о бриллианте. Он любит ее, но все ж она баба — волос долог, ум короток, — не удержится, сболтнет.
Вернулся он к себе и закопал камень в огороде перед домом.
Для памяти положил на то место кремневик, тяжелый камень-кремневик, чтобы сразу найти свой клад. Когда придут лучшие времена без вражды и зависти между соседями, он достанет свое сокровище, и тогда сверкай оно и гори средь бела дня!
Как-то молодая жена приметила камень. Жалко ей местечко, на котором он улегся. Тут могли бы взойти луковка и огурчик. Жаль!
Сама убрать камень она не может — позвала мужа.
— Боже сохрани! — вскрикнул он. — Не прикасайся к камню!
— Почему?
— Это счастливый камень. Он приносит нам благополучие и счастье.
— Да ведь это обыкновенный кремень!
— Ну и что же! Такая уж в нем сила!
Она сделала изумленные глаза: не поймет, серьезно он это или шутит. Заглянула в лицо — вполне серьезен, даже суров; ни смешинки в глазу.
Что ж, мужа она любит, считает умным, чистосердечным. Да и вообще она женщина! Женщине ведь всегда надо во что-нибудь верить: в целебную силу, в знак свыше. К тому ж, некогда долго раздумывать — надо посадить огород. Послушалась она мужа и занялась своим делом.
На следующий день муж обнаружил в огороде два камня.
— Что такое! — спросил он. — Откуда взялся второй камень?
Усмехнулась жена.
Молодухе как-то плохо спалось, луна восхитительно заглядывала сквозь щель в ставне…
И так ей тяжело стало, взгрустнулось… Стало страшно…
Мужа она не хотела будить. Соскочила с кровати, тихонько выбралась за дверь и… добавила еще один камень.
Это ее успокоило.
— Вдвое, — усмехнулась она, — будет крепче.
Ну, что тут поделаешь? Поди поругай женщину, когда она так мило, по-детски улыбается, кладет тебе на плечи белые маленькие руки и подносит к твоим губам алебастровый лобик!
Он с удовольствием поцеловал белый лоб, а в голубых глазах стал отыскивать ответ, почему она так беспокойно спит… И промолчал.
Поцелуй в лоб молодая посчитала вознаграждением за свою сердечность и добродетель. И после, когда ей хотелось снова получить поцелуй, она подбавляла камень в огороде.
Если он ее не целовал, в глазах у нее появлялись слезы.
.......................................
У молодых были дети — мальчик и девочка.
Девочка ничему не удивлялась, ни о чем не спрашивала, она делала все по-маминому.
Мать клала большие камни, дочка — маленькие. Но количество камней росло вместе с дочкой.
Умный сын стал допытываться: что это все значит?
— Камни приносят счастье, — ответила мать, гордая своими познаниями.
— Почему? — спросил малыш. — И что это значит, счастье? Разве можно иметь больше, чем заработаешь или изготовишь?
Этого уж мать не знала.
— Спроси у отца, — ответила она ему.
— Станешь старше — поймешь и это, — пояснил сыну отец.
А когда мальчик вырос, отец раскрыл ему тайну бриллианта.
И так оно шло из поколения в поколение.
Один передавал другому свою тайну.
В каждом поколении один знал о бриллианте, остальные верили, что камень приносит счастье; чем их больше, тем лучше. И они собирали камни.
Соседи с удивлением смотрели на происходившее.
Некоторые из них смеялись в кулак, другие, наоборот, с уважением относились к старым обычаям, которые родились раньше их.
Не один размышлял примерно так: наверно, обычаи эти еще с тех времен, когда ангелы взбирались по лестнице на небо, а люди глазели им вслед.
Некоторые соседи, желая выказать этой семье свое расположение, поднимали на дороге камень и бросали к ним в огород.
А в самой семье собирание камней превратилось в культ, в святой обычай, это стало чем-то вроде служения богу.
Юноши протестовали. Старики сердились и потрясали кулаками.
Юноши выступали с речами против камней. Старики заявляли:
— Как делали отцы, так и мы будем делать!
— Деды наши были умнее нас и бросали камни — значит, так оно и должно быть!
— Мир не наша вотчина, чтобы мы ее улучшали или переделывали. Хорошая лошадь идет в колее и ног не ломает…
И изрекали множество подобных же истин, на которых издавна стоит мир наш, человеческий мир.
И если юноша пробовал всему этому сопротивляться, старики грозили «разбить яйца, которые хотят быть умнее кур».
.......................................
И уже многие, многие годы, плача, расстаются юноши со старым своим домом, со старой своей семьей и отправляются искать дела на стороне, есть хлеб из чужих печей, ночевать под чужими кровлями.
Потому что оставаться дома им уже невмоготу.
Гора камней растет с каждым днем.
Она рассыпается и подкатывается к дому.
Со временем святые камни засыпали даже окна и двери.
— Это не помеха! — говорили в доме.
Ставили лестницы и лазили через дымоход.
Не хватало воздуху. Не беда! Коли мало едят и мало живут — и воздуху нужно меньше!
А жить было нечем.
Негде пахать, негде сеять — всюду камни, всюду камни.
— Дайте хоть сгрести их в кучу! — умоляли молодые. — Пускай растут в небо, меньше места на земле займут. Освободим кусок для дела, для пахоты, для сева!
— Вероотступники! — кричали старики. — Подойдете к камням только через наши трупы!
.......................................
Реб Шлойме на мгновенье умолк, взял щепотку табаку.
Мы, которые давно забыли о бубликах и притаив дыхание ловили каждое его слово, глубоко вздохнули, и кто-то из нас спросил:
— А почему тот, кто знает о бриллианте, молчит и не мирит старых и молодых?