— Нет, — возразила она. — Мне бы хотелось здесь.
Она вскочила, побежала в сторону колючего кустарника, и только теперь я заметил над ним серую крышу ее машины. Женщина вернулась с чемоданчиком-несессером, села и открыла его. Там была бутылка виски, термос, несколько вилок и два стакана. Налила виски, потом воду, подала мне стакан. Мы чокнулись и опять сказали, что нам просто невероятно повезло со стаей.
— Я никогда не пил виски на охоте.
— Я тоже, — сказала она. — Неплохо, правда?
— Так хорошо, что лучше и не придумаешь.
Мы сидели около часа, выпили еще по полстакана виски, беседовали обо всем на свете, но сейчас я просто не смог бы восстановить все это на бумаге. Женщина говорила в шутливом тоне, она производила впечатление очень самостоятельного человека, с сильным характером, но в то же время была как-то по-особому капризна и одинока. Странно, что, пока мы разговаривали, мне ни разу не пришло в голову спросить, чем занимается, откуда и кто она. Моя собеседница тоже не пыталась что-либо обо мне узнать. И то, что мы оба не проявили обычного в таких случаях любопытства, было по-настоящему прекрасно.
Около одиннадцати мы поднялись — надо ведь было израсходовать оставшиеся патроны. Перепела вспархивали один из другим. Я стрелял, стреляла и женщина на расстоянии трехсот метров от меня. Увлеченные стрельбой, мы все дальше уходили друг от друга. Потом у нее, наверное, кончились патроны, и вскоре я услышал сигналы клаксона: она выехала уже на дорогу и махала мне на прощанье. Чуть позже мои патроны тоже кончились, и в половине пятого я уже был в гостинице. Приняв душ, приготовил себе растворимый кофе и сел за работу… Я чувствовал себя бодрым, почти счастливым, и мне хотелось побыть одному.
Перевод Михаила Роя.
Упрямые люди
Вчера вечером заснул я и спал полчаса, а может, и того меньше. Чуть только закрыл глаза — приснились кабаны. Обычно, тезка, мне во сне не везет: то патрон не тот, то ружье дает осечку. Измучаюсь, пытаясь что-нибудь поправить, и просыпаюсь весь в поту, а после целый день нет настроения и все идет наперекосяк. Но вчера впервые мне повезло. Затаились и ждем: я, бат Стоян, учитель Начев и лейтенант. Смотрю, бегут наконец прямо на меня звери — большие, как ослы. Привстал я — ба-а-х! — один кувыркнулся в овраг. Снова — ба-ах! — еще один перевернулся. Мои спутники тоже стреляют, у них штук по двадцать набралось, весь овраг заполнился падалью… После такого сна, думаю, каждый из нас обязательно попадет хоть разок.
Было еще темным-темно, но, сгорая от нетерпения, я начал одеваться. Проверил патроны и ружья — мое и бат Стояна, потому что не любит он возиться с оружием. Чищу и неизвестно почему всматриваюсь в спинку детской кроватки. Нарисованы на ней мужчина и женщина в лодке. Мужчина гребет, а женщина разлеглась, точно царевна, — в розовом платье, с длинными волосами, русалка, да и только. И даже не в платье, не в волосах дело — в лице. Будто нашу Пепу художник нарисовал. Удивительно: столько времени смотрю на эту картину и лишь сегодня заметил ее сходство с Пепой. Кто такая Пепа? Да какой же ты мужчина, если живешь в нашем городе и не знаешь, кто такая Пепа! Официантка она из ресторана «Красное знамя». Между нами говоря, тезка, я в нее втюрился еще год назад. Так влип, что, если она мне выдаст визу, брошу жену и пойду к ней, не задумываясь даже. Это из-за Пепы стал я ездить на охоту аж до самой Странджи. Обещал ей кабана. «Привезешь кабана, — говорит, — устроим сабантуй». Я весь год крутился возле ресторана, чтобы это услышать. Бат Стоян работает или заседает, а я сижу в машине восемь или десять часов кряду. Человеку моего возраста лопнуть можно со скуки, верно? Читаю газеты, дремлю, а надоест — иду к Пепе. Раз ты не знаешь ее, не буду описывать. А увидишь (только смотри мужскими глазами!) — поговорим. У меня челюсть отваливалась от трепотни, но все без толку, не шла Пепа навстречу. Была бы замужем — понятно, а то ведь свободная. Хоть раз бы поехала со мной на машине прокатиться, чтобы часок на нее посмотреть вблизи. Может, мне бы это помогло, но она будто уморить меня решила. И вот на прошлой неделе согласилась. До сих пор сколько раз ей дичь предлагал — не берет, а позавчера захотелось ей кабаньего мяса. Решено, Пепа, решено, говорю. Не одного — двух кабанов привезу. Вышел я из ресторана и кепкой о землю ударил. Если б ружье было под рукой, я бы, верно, палить стал среди бела дня…
Теперь, думаю, согласился бы только бат Стоян. Он еще больше меня охотой увлекается. Сколько мы дичи с ним побили вдвоем! Кабы «волга» говорить умела… Однако, если у него конференция какая или командировка, задумка моя к чертям полетит. Бросился я к нему, а он и сам в дверях. «Из Софии, — говорит, — должно начальство приехать, так что займись машиной». Машина в порядке, отвечаю, а лейтенант узнал, что в Страндже табуны диких свиней появились. Ему приятель сообщил с погранзаставы. Если удастся застрелить хоть одного кабана, будет чем гостей встретить. «Действуй, — приказал начальник, — на субботу и воскресенье поедем». Великий человек! Решил — и все, дай бог ему здоровья!
Включив мотор, поехал я напрямик к бат Стояну. Было еще темно. На улицах ни души, но ничего, думаю, подожду в машине, пока рассветет, тогда и разбужу. Остановил у подъезда. Гляжу — на кухне свет горит. Поднимаюсь наверх, а бат Стоян сидит одетый, пьет кофе. Остальные тоже среди ночи встали. Учитель ждал у своего дома, а лейтенант — на городской площади. С ним еще двое — офицеры запаса. Сидят в «москвиче», курят. Я поехал вперед, они за мной — в общем, покатили к Страндже. На пути в Бургасе остановились позавтракать и дальше двинули. Довольно уже далеко от города бат Стоян велел остановиться. Я тормознул. Он вышел, достал ружье из багажника и пошел к морю, до него там рукой подать. Глядим мы с учителем — а там белая птица в ста метрах от берега плавает.
— Лебедь, — сказал учитель и поспешил за бат Стояном. — Эй, Шапиров, это лебедь!..
Бат Стоян не оглянулся. Зарядил ружье, прицелился. А тут как раз лейтенант приехал со своими людьми. Все ждут у машин, а учитель идет за бат Стояном и не унимается:
— Это же лебедь, Шапиров!..
Бат Стоян отмахнулся: молчи, мол. С суши дул сильный ветер, и лебедь мог, услышав голос, уплыть. Грянул выстрел. А тот ни с места, будто ничего и не слышал. Бат Стоян еще раз пальнул, и тогда, тезка, произошло такое, что я, если б не видел своими глазами, не поверил бы. Лебедь повернул к берегу и поплыл прямо на нас. Бат Стоян снова зарядил ружье, и третий выстрел поднял брызги перед самой грудью лебедя. Глупая птица! Вместо того чтоб испугаться, плывет к нам, сама под дробь лезет. И чем ближе подплывает, тем больше и красивее становится. Перья белые, клюв черный, шея длинная — да что там говорить… И плывет себе, точно слепая, прямо под дробь. Так и попалась на мушку — одно крыло распростерлось на воде, как газета, а здоровым лебедь захлопал, словно хотел взлететь, и вскоре ветер понес его назад в море, все дальше от берега. Бат Стоян снял ружье и крикнул:
— Дайте лодку! Лейтенант, найдите лодку!
На противоположном берегу залива виднелась рыбацкая хижина. Там было несколько лодок. Лейтенант помчался на «москвиче» и в пять минут достал у рыбаков лодку. Кто откажет в просьбе Стояну Шапирову? Пароход попросит — и тот дадут. А лебедя относило все дальше. Время от времени он махал здоровым крылом, ветер ему помогал. Лейтенант с рыбаками битый час гребли, пока настигли его. Выловили наконец, бросили в лодку, повернули назад. Веришь ли, два часа боролись с ветром, выбираясь из воды. И все это время мы ждем и мерзнем. Мы еще ладно, а лейтенант аж посинел весь. Вытащили лебедя на берег. Оказалось, он весит килограммов десять, а то и все двенадцать. Сунули его в багажник и поехали дальше…
Было уже за полдень, и гнал я со скоростью сто километров в час, чтобы скорее добраться до гор. Этот день, думаю, угрохали мы на лебедя, но хоть завтра спозаранку будем на месте, иначе Пепа на меня и не взглянет. Я уже припас домашнее вино и ракию. Отнесу ей домой, а она приготовит что-нибудь из кабаньего мяса. Сабантуйчик получится что надо…
Вот что я скажу тебе, тезка: ничего нет приятнее, чем зайти в девичью комнату. Кругом порядок, чистота, тишина и всё девушкой благоухает. Выпейте немного, отведайте кабаньего мяса, опять выпейте, если захотелось, а потом она в своем мини сядет к вам на колени. Больше ничего не хочу, лишь бы села ко мне на колени. Думаю об этом — и вдруг вижу, лейтенант едет с той же скоростью и сигналит. Я сбавил, мы поравнялись. Он обогнал меня и остановился. Это произошло у Аркутино. Лейтенант подошел. «Мне надо согреться, — говорит, — потому что просквозило меня. Может, чаю или еще чего-нибудь выпить?»
— Выпьем у Фоки по рюмке коньяка, и все пройдет, — сказал мой начальник. — Только стоя, на скорую руку, а то у нас времени нету.
Фока нас увидел, заулыбался — много раз приезжали мы к нему с бат Стояном. В ресторане пусто и тихо, зато официантки любезнее, чем летом. Одно блюдо закажешь — два принесут. Теперь там, по зимнему сезону, остались только три девушки. Фока их мобилизовал, и они вмиг заставили стол блюдами. Вроде только горячий чай с коньяком мы и попросили, но Фока загородил нам дорогу и не выпустил. «Птичьего молока вам достану, а так не отпущу», — говорит. Скучно человеку, компанию ищет. Едим и пьем, а на улице снежок пошел, и не снежок даже, а град со снегом. За полчаса все побелело, будто специально для нашей кабаньей охоты.
— Погода-то что надо, ребята! — говорит бат Стоян.
Ну, тут учитель и показал себя:
— Погода или непогода, а я отсюда ни ногой! Фока, есть у тебя свободная койка?
— Сколько угодно! — сказал Фока. — Восемьдесят мест первой категории. Стопроцентная скидка, а можно и за просто так.
— Иди сюда, чокнемся! — сказал учитель. — Поохотились, лебедя щелкнули. С меня хватит!
— Лебедя? — спросил Фока. — Дайте посмотреть.