(Потрясен.) Мы что же, должны написать свои имена на бумажках, бросить их в шляпу… и вытащить затем… ту единственную?!
Ш у с т е к. Нет… ни за что… никогда! (Он дрожит всем телом.) Я не доверяю свою жизнь воле случая… Я ее не в лотерее выиграл.
У г р и к. Успокойтесь, пан доктор. Мы не допустим никакой случайности… (Ондрею.) И никакой шляпы нам не понадобится!
Ш у с т е к. Вот как?
У г р и к. Не понадобится! (Твердо, Фишлу.) Тот, кто убил солдата, среди нас.
Ф и ш л. Здесь?
У г р и к. Да, здесь в подвале… Это один из нас!
Т о м к о. Угрик, не смейте!
У г р и к. Пан Фишл, тот нож…
Т о м к о. Замолчите, Угрик! Вы не знаете, что вы…
Ф и ш л. Дайте ему договорить, пожалуйста!
У г р и к. Ладно, больше я не скажу ни слова. Я не… Если он мужчина, пусть признается сам.
Постепенно все взгляды устремляются к Бродяге, как к магниту, как к центру притяжения.
Ф и ш л (растерянно). Какой мужчина… какой нож?..
Б р о д я г а. Вот этот. (Достает из кармана свой нож и бросает его к ногам Угрика.) Ну что, доволен, падаль?
У г р и к (поднимает нож и почтительно подает его Фишлу). Не был ли это случайно… тот самый нож?
Ф и ш л (рассматривает нож). Да, это был точно такой же… Точно такой же охотничий нож с ручкой в виде горной лани!
У г р и к (выпаливает). Точно такой… с ручкой…
Ф и ш л. Но это не тот нож.
У г р и к. Как не тот?.. (Кричит.) А вы откуда знаете?
Ф и ш л. Тот нож остался в теле солдата… Он не смог его вытащить.
М а р и к а. Ах, вот почему он так страшно кричал!
Ф и ш л. Тот нож находится сейчас в комендатуре, пан Угрик. (Возвращает ему нож.)
Бродяга медленно приближается к Угрику, тот отступает. Наконец Бродяга выхватывает у него свой нож.
Б р о д я г а. Свинья! Подонок! (Кажется, он вот-вот ударит Угрика, но лишь плюет ему в лицо.) Вонючка!
У г р и к (вытирает лицо). Я… я это запомню. Ты еще пожалеешь!
Т о м к о (горько, Фишлу). Страшное семя вы посеяли… страшное, чудовищное…
Ф и ш л. Я… я… я только хотел помочь. Что касается майора, то это максимальная уступка. Ведь первоначально…
Т о м к о. Максимальная жестокость, пан мой!
Ф и ш л (удрученно). Так вы… отказываетесь?
О н д р е й. А вы ожидали, что мы согласимся?
Ш у с т е к. Заткнись, сопляк! (Всем.) Люди, не теряйте голову. Как-нибудь договоримся. Зачем погибать всем десятерым, когда им достаточно одного?!
Тишина.
Ф и ш л. Что мне передать майору, пан учитель?
Ш у с т е к. Что мы ни от чего не отказываемся. Мы…
Т о м к о (перебивает его). Дайте нам еще час времени, пан Фишл.
Ф и ш л. Я думаю, что это разумно. (Достает часы.) Сейчас два часа. Я приду в три, ровно в три. (Пытается говорить дружеским тоном.) Друзья мои, соседи… не отчаивайтесь! До рассвета еще далеко… Речь идет лишь о том, чтобы утро не застало нас врасплох… Нужен хотя бы один, чтобы мы… чтобы вы… чтобы мы могли воспользоваться той возможностью, которую предоставил вам пан майор!
Б р о д я г а. Возможностью превратить людей в трусов, подонков и предателей! (Горько.) Ах какой старый рецепт! И ваш майор его отлично знает!
Ф и ш л. Вы ошибаетесь! Это корректный офицер! Й приказ он отдал только тогда, когда его вынудили обстоятельства! Было, как он сам сказал, только два или три подобных случая… где-то в Югославии… и потом в Польше…
Б р о д я г а. …и потом в Бельгии… Голландии… Во Франции… потом в Дании… Норвегии… и в Греции! (Не может остановиться.) За несколько месяцев почти вся Европа стала вашим заложником. А вы жрали, глотали страну за страной, чужие города, улицы, чужие реки, мосты… чужую свободу и народы… Это ваша безумная мечта — сожрать всю планету… Но вы уже задыхаетесь… задыхаетесь!
Тишина.
Ф и ш л. Тот нож в спине солдата… (Кусает губы.) Я сожалею, что он был не ваш.
Т о м к о (сурово). Время летит! Оставшийся час… мы хотели бы побыть одни!
Ф и ш л (словно опомнившись). Извините, я не хотел… (Смущенно бормочет.) Какая ужасная ночь… Самая ужасная в моей жизни! Пойду разбужу майора, попробую его еще попросить… Открою старое шампанское… и буду просить… может быть, он отпустит и того единственного… сделаю, что только…
Т о м к о (строго). Ступайте, пан Фишл!
Фишл неловко кланяется и быстро уходит. В темноте звонит, колокольчик, слышится скрип двери и поворот ключа. Наступает удушающая тишина.
Те же десятеро.
Т о м к о (взрывается). Как вы осмелились обвинять невинного человека?
У г р и к. А что случилось? (Зло огрызаясь.) А вы знали, что он… невинный? Черт возьми, неужели я не могу задать вопрос, когда речь идет о моей шкуре?
Б р о д я г а. А вот я после войны задам вопрос: когда же повесят того парикмахера, что выдавал немцам людей?
У г р и к. Война пока еще не кончилась… (Кричит.) И мы пока еще не вышли из этой дыры… ни ты, ни я!
Т о м к о. Злое семя уже пускает свои ростки… Наши сердца наполняются страхом и ненавистью. (Обращаясь ко всем.) Прошу вас лишь об одном… что бы ни случилось, давайте держаться… как люди!
Б р о д я г а. Этот вот не человек. Он вонючка, хорек!
Т о м к о (тихо). Я знаю этого человека… И никогда не слышал о нем ничего дурного. Это страх… меняет наше лицо. (Бродяге.) Если можете, простите его.
Ш у с т е к. Черт возьми, время идет! Пора начинать! (Лихорадочно.) Давайте же что-либо делать… Голосовать!
Ф а н к а. Голосовать?.. (В недоумении.) Здесь женщина, которая помогла мне появиться на свет… Здесь мужчина, который научил меня азбуке… А пан Угрик… он вплетал мне бархатные ленточки в косички… Здесь юноша, которого я… (Едва сдерживает слезы.) Как я могу голосовать? Против, кого?
Т о м к о (Шустеку). Никакого голосования! Я этого не допущу!
Ш у с т е к. А что же тогда?
Т о м к о (удрученно). Не знаю…
О н д р е й (Фанке). А ты молчи. Тебя это не касается!
Ш у с т е к. Не касается? Почему же?
О н д р е й. Она несовершеннолетняя, пан доктор!
Ш у с т е к (кричит). А у меня трое детей… трое несовершеннолетних детей! Да еще вилла заложена. Кто будет выплачивать за нее? Вдова с тремя детьми?
У г р и к. У меня нет ни заложенной виллы… ни детей. Но у меня есть жена… брат и сестры… и старушка мать. И меня кто-то ждет, и за меня кто-то боится. (Твердо.) Нет, нет… Само Угрик не должен погибнуть так нелепо… словно заяц, ослепленный светом фар!
Ш у с т е к. Тогда давайте… скажем… по возрасту…
О н д р е й (настороженно). Это как понять?
Ш у с т е к. Очень просто… чтобы, люди более старшего возраста, женатые, имеющие обязанности…
М а р и к а. Да и тем, кто помоложе, тоже не хочется умирать, пан доктор!
А п т е к а р ш а (Томко). Женщины, я полагаю, в расчет не принимаются!
Т о м к о. Ни в коем случае, уважаемая пани!
Ш у с т е к. Я не понимаю, почему бы именно женщин…
А п т е к а р ш а (обжигает его взглядом). У вас есть мать, пан доктор?
Ш у с т е к (лихорадочно). В таком случае… по общественной значимости!
М а р и к а. По чему?
Ш у с т е к. Каждый человек имеет свою определенную ценность… ведь люди не равны между собой… Равенства никогда не было… и не будет…
Б р о д я г а. Вы правы! (В сторону Угрика.) Если у человека, например, натура хорька или крысы… то и жизнь его стоит не больше, чем жизнь хорька или крысы.
У г р и к. А жизнь какого-то Никто? Какую она имеет цену? (Яростно, Бродяге.) Никакой… никакой!
О н д р е й (встает между ними). Давайте что-то решать, пан учитель! Уже четверть третьего.
Т о м к о. Я это предчувствовал. Один станет врагом другого, все пойдут друг против друга. (Устало.) Что же я могу сделать, сын мой?
С т а р и к (появляется откуда-то с заднего плана). Утро приближается, осталось совсем немного времени. В Евангелии сказано: «Ты первый в эту ночь, прежде чем пропоет петух, трижды отречешься от меня».
Т о м к о. Да, все будет именно так. Это уже началось… Мы предаем один другого, предаем самих себя…
Ш у с т е к (настойчиво). Наша жизнь все же имеет большую ценность, чем жизнь, например, та-кой женщины! (Показывает на Марику.) Собственно, это даже не женщина. Это особа, не пользующаяся ничьим уважением, это нуль… Даже детей рожать она неспособна.
М а р и к а. Неспособна? Кто это вам сказал?
Ш у с т е к (со знанием дела). При вашем… хм, образе жизни? Знаете, девушка, что такое сифилис? (Внушительно.) Провалится нос, сгниет тело, вы будете не говорить, а сипеть.
М а р и к а (в ярости). У вашего деда сифилис, а не у меня! Я здорова. И я хочу жить! Пусть даже без носа. Жизнь все равно что-нибудь да значит… если даже человек не говорит, а сипит…
А п т е к а р ш а (сухо). Да, в каждой профессии есть свой риск.
М а р и к а. Не бойтесь, уважаемая, нет у меня никакой болезни. А если бы была, то она была бы и у вас.
А п т е к а р ш а. У меня?
М а р и к а. Да, у вас! (Не в силах остановиться.) С тех пор как я купила микстуру от кашля… тогда я еще не знала, что пан аптекарь за микстуру берет не деньгами…
А п т е к а р ш а. Что… что такое? (Возмущенно.) Так говорить о моем муже, которого сейчас здесь нет… и он не может себя защитить! О человеке, которому пришлось скрываться от…
М а р и к а. Только от вас, от своей собственной жены! Весь город знает, что вы вышли замуж за аптеку! А в постели вы как… как живой труп!
А п т е к а р ш а (истерически)