(С гордостью.) Вместо одного человека по имени Даниэль Гашпар… теперь будут нормально жить и работать двое! Номер первый… и номер второй!
Э л и а ш. Совершенно верно, двое. Но ведь возникает столько проблем.
П р о ф е с с о р. Чихал я на ваши проблемы! Если у кого и были проблемы — так только у меня. Я попытался совершить невозможное… и мне это удалось! Профессор Йордан с в о и проблемы решил. Не знаю, о чем нам с вами еще говорить!
Э л и а ш. О самых обычных и повседневных человеческих заботах, господин профессор… О практической стороне вопроса.
П р о ф е с с о р. Я думаю о науке, уважаемый! И смотрю в будущее! Разве вы не видите, какие тут открываются фантастические возможности? К примеру, в экономии человеческого материала?
Э л и а ш. Человеческого… материала?
П р о ф е с с о р. Я открыл новые горизонты… коренным образом меняются перспективы продолжения человеческого рода… Половое размножение теперь не единственный способ. Я доказал, что человек может размножаться делением, как одноклеточное. Простым делением, уважаемый!
Э л и а ш. Делением?.. И вас бы это устроило, господин профессор?
П р о ф е с с о р. К чему вы приплетаете сюда меня? Валите все в одну кучу: науку и личные пристрастия.
Э л и а ш. Но ведь у Даниэля Гашпара есть дом, дети, жена… И вот представьте себе: в один прекрасный день к его жене явятся двое! Что она скажет?
П р о ф е с с о р. Откуда мне знать! Возможно, обрадуется.
Э л и а ш. До сих пор она жила с одним мужем. А теперь как быть? Об этом вы не подумали?
П р о ф е с с о р. Я не сексолог. И не чиновник из бюро регистрации браков.
Э л и а ш. Даниэль Гашпар где-то служил. Значит, и на работу явятся двое!
П р о ф е с с о р. И это дело не мое, а его начальника.
Э л и а ш. Господин профессор, вы и вправду не боитесь джиннов, которых выпустили из бутылки?
П р о ф е с с о р. Любой первооткрыватель выпускает джиннов. Добрых или злых. Если бы в истории цивилизации не нашлось смельчаков, рискующих откупоривать бутылки, человек и по сей день сидел бы в пещере… и обгладывал кости мамонта!
Э л и а ш. Так вы не боитесь, что…
П р о ф е с с о р. Ничего я не боюсь! Мой эксперимент удался! И я отказываюсь отвечать на ваши идиотские вопросы. (В ярости.) Не понимаю, какого черта вы-то суетесь?
Э л и а ш (робко). И вообще… было ли у вас моральное право на этот эксперимент?
П р о ф е с с о р. Послушайте, любезный! (С трудом сохраняет спокойствие.) Врач имеет право на все, ясно? На все, что не расходится с его присягой… с врачебной этикой… с законами нравственности! Моя совесть совершенно чиста. Если бы я вернул его в старую шкуру — вот тогда бы я совершил тягчайшую ошибку. Это было бы бесчеловечно! И главное — бессмысленно!
Э л и а ш. Вернуть человеку его прежний вид — бессмысленно? Почему же?
П р о ф е с с о р. Да потому, что Даниэль Гашпар страдает врожденным пороком — потребностью работать до полного изнеможения… ему просто необходимо разрываться на работе!
Э л и а ш (понимающе). Значит, если бы его сшили…
П р о ф е с с о р. …он все равно вскоре опять очутился бы на моем операционном столе! И опять разорванный на части… И я бы опять его мучил, сшивал, собирал… только для того, чтобы все повторилось снова и снова!
Э л и а ш. Этого я не знал. Простите, господин профессор, что я позволил себе…
П р о ф е с с о р (перебивает). Надо учесть еще одно обстоятельство! Современная эпоха… бешеный темп нашего столетия… Жизнь с каждым годом усложняется… Разве не гуманно разделить ее бремя на двоих? Впрячь в карету жизни двоих.
Те же и сестра Б е а т а.
Б е а т а. Господин профессор, вам необходимо зайти к пациентам.
П р о ф е с с о р. Что случилось?
Б е а т а. Номер первый хочет омлет с зеленым горошком. А номер второй — бифштекс. Номер первый — бутылку сырого молока. Номер второй — бутылку шампанского. Что мне делать?
П р о ф е с с о р. Молоко пастеризовать. Шампанское как следует охладить. Дайте им все, что они требуют.
Б е а т а. Господин профессор… (Колеблется.) Номер второй пристает ко мне с не совсем приличными предложениями.
П р о ф е с с о р. Опять? (Категорически.) Здесь экспериментальное отделение, а не публичный дом!
Э л и а ш (пораженный). Так они уже едят! И пьют… и… и…
П р о ф е с с о р (гордо). Вы слышали? Оба чувствуют себя прекрасно. Жизненной энергии у них — хоть отбавляй!
Э л и а ш. Господин профессор… (Вдруг решается.) А не могу ли я их увидеть?
П р о ф е с с о р. Кого?
Э л и а ш. Ваших пациентов.
П р о ф е с с о р (поражен). Сестра Беата, он хочет видеть моих пациентов.
Э л и а ш (умоляюще). Всего на одну минутку… на два слова!
П р о ф е с с о р. Сестра Беата, о н хочет с ними говорить!
Б е а т а (Элиашу). Видеть пациентов нельзя. И говорить с ними тоже. Пациентов профессора Йордана готовят к международному конгрессу.
П р о ф е с с о р. Сестра Беата, скажите ему, к т о увидит их первыми! И к т о будет с ними говорить!
Б е а т а (послушно перечисляет). Его превосходительство ректор университета в Саламанке, его превосходительство ректор университета в Упсале, его превосходительство ректор Королевской академии в Санта-Кларе, ректоры и проректоры, деканы и продеканы, почетные доктора из парижской Сорбонны, из Оксфорда, Кембриджа и Гарвардского университета, из Карлова университета в Праге, из Йельского университета, из…
П р о ф е с с о р. Довольно, сестра Беата, довольно!
Б е а т а (продолжает как автомат). Международный конгресс будет проходить в Большом актовом зале. В первый день профессор Йордан продемонстрирует своих пациентов. На второй день профессор Йордан прочтет доклад о своем эксперименте. На третий день делегаты международного конгресса выдвинут профессора Йордана кандидатом на Нобелевскую премию.
П р о ф е с с о р (скромно). Ну, будем надеяться, будем надеяться… (Увлеченно бормочет.) Большой актовый зал… международный конгресс… всемирная демонстрация моего эксперимента! И всего через месяц! Это будет лучший день в моей жизни!
Э л и а ш. Через месяц будет слишком поздно. Мне необходимо поговорить с ними немедленно, сейчас.
П р о ф е с с о р. Вы что, с ума сошли?
Б е а т а. Может, выставить этого господина за дверь?
Э л и а ш. Господин профессор! Мне необходима справка!
П р о ф е с с о р. Какая еще справка?
Э л и а ш. Всего два слова! Подтверждение, что я не причинил им зла. Чтобы полиция от меня отвязалась.
П р о ф е с с о р. Справку могу вам выдать и я, уважаемый.
Э л и а ш (радостно). Лично вы?
П р о ф е с с о р. И знаете какую? Подтверждающую, что вы идиот и вор!
Э л и а ш. Вор? Позвольте, я этого…
П р о ф е с с о р. Вы украли у меня драгоценное время! Сначала обманули… потом изволили усомниться в моем эксперименте, а теперь еще требуете какую-то справку! (В ярости.) Вон! Это экспериментальная клиника! Справку!.. Чтобы сию секунду духу вашего здесь не было! Ну?..
Э л и а ш (отступая). Господин профессор…
П р о ф е с с о р. Я сказал: сию секунду! (Хватает со стола череп.)
Элиаш в ужасе ретируется.
П р о ф е с с о р и сестра Б е а т а.
П р о ф е с с о р. Ему, видите ли, мало моих слов, я еще должен письменно подтвердить, что это не злодеяние. (Сердито сопит.) Не верит, что мой эксперимент удался!
Б е а т а. Не огорчайтесь, господин профессор. (Кокетливо присаживается на угол письменного стола.) Скажите лучше… вы возьмете меня?
П р о ф е с с о р. Куда?
Б е а т а. В Стокгольм. Когда поедете получать Нобелевскую премию.
П р о ф е с с о р. Что я там с вами буду делать?
Б е а т а. Это зависит от вас… (Мечтательно.) Ну как? Возьмете?
П р о ф е с с о р (встает). Я не люблю, когда вы сидите на письменном столе.
Б е а т а (игриво). Беатке без вас будет скучно…
П р о ф е с с о р (в нерешительности расхаживает по кабинету). Ах, Беата, Беата… не так-то все просто! Ведь как-никак это же Нобелевская премия! И вообще — можно ли быть уверенным… (Подходит к скелету, в задумчивости, машинально одним пальцем начинает пересчитывать его ребра.) Присудят — не присудят, присудят — не присудят, присудят — не присудят, присудят… (Застывает на последнем ребре.)
Б е а т а. Присудят! Нобелевская премия ваша!
П р о ф е с с о р (чешет в затылке). Что ж… если жена не поедет, я возьму вас, Беатка. (Смущаясь, неловко шлепает ее пониже спины.)
Занавес.
Тот же кабинет профессора Йордана, превращенный в канцелярию: исчезли череп и скелет, остались письменный стол с телефонами и журнальный столик с креслами. Анатомические карты, перевернутые другой стороной, превратились в какие-то большие графики, диаграммы; в перевернутых задней стороной стеклянных сосудах теперь не опухоли и прочие аномалии человеческого организма, а какие-то абстрактные изваяния. Д в о е с л у ж а щ и х томятся от безделья.
Доктор К и ш и Ф р а н ц о.
Ф р а н ц о (после паузы). Вот что я скажу тебе, доктор. Это свинство — вызвать нас к девяти. Скоро уже десять, а господина директора нет как нет.
К и ш (полируя ногти). Отчего ты так нервничаешь, Францо?
Ф р а н ц о. Сегодня поступили в продажу гномики. Механические, понимаешь?
К и ш. Механические? У меня в саду только гипсовые.
Ф р а н ц о. Гипсовые теперь есть почти у каждого. (С воодушевлением.) Механические, из латекса! Сантиметров семьдесят — восемьдесят… вращают глазами и трясут бородой…