Драматургия Ивана Буковчана богата, разноаспектна и многожанрова. Рядом с реальными фактами, конкретными историческими событиями в его пьесах присутствует и утопический домысел. Но, намеренно выбирая острую ситуацию для того, чтобы обнаружить сущность явления, драматург всегда активно выступает против всего, что угрожает человечности, человеческой нравственности. Его сатирическая фантазия «Почти божественная ошибка» (1971) и драма-памфлет «Сердце Луиджи» (1973) — яркие тому примеры.
Почти божественная ошибка профессора Йордана, сотворившего из половинок одного человека двух разных людей, антиподов по своим нравственным качествам, обошлась дорого всем. Все смог продублировать, применив свой «анатомо-биохимический метод», профессор Йордан, чтобы создать двух Даниэлей Гашпаров, все, даже сердце, только совесть в двух экземплярах он не сумел создать — так один из объектов уникального эксперимента оказался свободным от каких-либо принципов нравственности.
Проблему нравственных ценностей, формирование которых столь существенно на новом социалистическом этапе общественной жизни, Буковчан решает однозначно и бескомпромиссно: образ одного из Даниэлей Гашпаров важен для него своим «эффектом предостережения». В любом научном эксперименте, как бы значителен он ни был, необходимо учитывать его нравственные последствия. В противном случае первыми жертвами содеянного могут оказаться сами же экспериментаторы. Профессор Йордан на себе испытал безнравственность в действии. Но драматург смеется не только над ним, он ироничен по отношению ко всем персонажам, даже к очевидцу «раздвоения» Элиашу — единственному герою, которому автор симпатизирует. Ибо общественная мораль, по мысли Буковчана, под угрозой, если ее защищают лишь такие беспомощные одиночки.
Уродлив и бесчеловечен мир беззастенчивых хищников, стремящихся завладеть сердцем Луиджи. Видавший виды гангстер не выдерживает их напора — он готов продать свое сердце. Финал пьесы символичен: в яростной схватке толпа претендентов на сердце Луиджи убивает его.
Процесс дегуманизации в мире капитала, считает драматург, необратим. Мир наживы, потребительской цепкости и бессердечия ненавистен ему. Поэтому писатель зовет на борьбу за ценности подлинные — те, что в кризисные моменты истории мобилизуют духовные силы всей нации.
Таким моментом в жизни словацкого народа, несомненно, было Словацкое национальное восстание. Не только пьесы, но и многие сценарии Буковчана посвящены этой теме.
Среди сорока четырех литературных произведений разных жанров, написанных Буковчаном, — восемнадцать сценариев, которые послужили литературной основой кинофильмов, вышедших в Словакии («Чертова стена», «Песня о сизом голубе», «Родная земля» и многие другие). Фильм «День, который не умрет» очень популярен на родине драматурга. В мае 1976 года он был удостоен Государственной премии имени К. Готвальда. Но автору этого уже не суждено было узнать: он умер внезапно, в расцвете творческих сил, летом 1975 года.
Киносценарий «День, который не умрет», окрашенный лирической интонацией, повествует о трудном пути простого словацкого парня к героизму.
Матуш Сиронь бежит с фронта не только потому, что не хочет сражаться против советских солдат — поначалу он просто жаждет дожить до мирных дней, не принимая участия в войне. Но логика великой народной битвы с фашизмом вовлекает его в гущу событий. Судьба человеческая в сценарии Буковчана показана в соотношении с судьбой народной. В доме Сироней в Яворье на Ветерной полонине все — от мала до велика — вступают в последний бой с фашистами.
Оставаясь верным факту, драматург в изображении Словацкого национального восстания находит особенно поэтический, проникновенный тон. Создавая эмоциональный лирический колорит, драматург умело и пластично вводит в действие природу. Народные мстители не только связаны с природой — они и природа едины. Горы и долы Словакии вместе с ними в последнем бою на жизнь и на смерть. Так достигается своеобразная масштабность происходящего: Ветерная полонина становится символом всей восставшей Словакии. Природа — не только активный фон, она контрапунктна судьбе, то есть истории возмужания главного героя. Матуш Сиронь в своем развитии — «движении» к подвигу — как бы проходит несколько стадий — в сценарии они созвучны циклу времен года. Если в первой части «горная природа дышит умиротворяющим теплом и торжественной тишиной, безучастная и равнодушная к жестокостям войны», то далее природа словно сливается с внутренним миром героя.
Матуш Сиронь погибает во имя спасения детей, раненых, стариков, погибает во имя того, чтобы гитлеровцы не сеяли больше смерть на его земле.
«Не плачь, отец… — скажет в финале советский офицер Федоров бойцу своего отряда партизану Сироню. — Твой сын герой. А герои не умирают…»
Так думает драматург Иван Буковчан, связанный всем своим творчеством с родной землей. Финальная фраза сценария напоминает нам еще об одной постоянной в творчестве драматурга теме великой человеческой солидарности, солидарности двух народов, рожденной в кровопролитной борьбе с фашизмом. Писатель посвятил свою жизнь и произведения тому, чтобы эта солидарность не только не была забыта, но крепла и росла сегодня, завтра — вечно. Писатель жил и работал с чувством огромной ответственности перед теми, кто не вернулся домой с горных партизанских троп. Он и в мирное время оставался бойцом и добрым стражем всего лучшего, всего человечного, что было завоевано предшествующими поколениями.
Л. Солнцева
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПРОПОЕТ ПЕТУХДрама в двух действиях
Перевод Т. Мироновой
Редактор М. Финогенова
Ф а н к а — гимназистка, 16 лет.
О н д р е й — студент, 20 лет.
Т е р е з ч а к — бывший лесничий, 72 года.
Б а б ь я к о в а — повитуха, 57 лет.
Д о к т о р Ш у с т е к — ветеринар, 45 лет.
У г р и к — парикмахер, 45 лет.
Б р о д я г а, 30 лет.
Т о м к о — учитель, 55 лет.
А п т е к а р ш а — жена аптекаря, 45 лет.
М а р и к а М о н д о к о в а — проститутка, 30 лет.
Ф и ш л — лесоторговец, 54 года.
Место действия: небольшой городок, оккупированный гитлеровскими войсками.
Время действия: одна из ноябрьских ночей 1944 года, после подавления Словацкого национального восстания.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Тьма. Тишина.
Через минуту слышатся четыре удара по металлическому бруску. И вслед за тем еще семь глухих: где-то на башне часы бьют семь. Сцена постепенно освещается. Это разгорается одна свеча в большом семисвечном подсвечнике. В полутьме неясно вырисовываются очертания сводчатого подвала, высокого и просторного, полного всевозможных вещей, сваленных как попало: надтреснутое венецианское зеркало, клетки для птиц, пустые бутылки, бочки, два хомута, небольшой застекленный книжный шкаф, лежащие на полу картины, свернутые ковры, весы, зеленый ломберный столик, торшер, чемоданы, плюшевый диван, несколько одинаковых кожаных кресел, покрытый пылью обеденный стол, широкая супружеская кровать, деревянное распятие, противогаз, оленьи рога, чучела птиц, голова муфлона, старый граммофон, дамский туалетный столик и еще всякая всячина. Здесь собрано все, что можно вынести из богатого мещанского дома: вещи ценные и не имеющие цены, совсем новые и старая рухлядь.
Из подвала поднимается крутая двухмаршевая деревянная лестница, исчезающая во мраке. Освещенный трепещущим пламенем свечи, заваленный вещами подвал кажется унылым, грязным и даже страшным. Где-то наверху, там, где кончается лестница, вдруг со скрипом открывается дверь и раздается нежный прерывистый звон колокольчика — такой звон извещал хозяина лавочки о приходе клиентов. Затем слышны шаги — неуверенные, на ощупь. Кое-где скрипят деревянные ступеньки… Наконец в слабо освещенном подвале возникают две фигуры. Входят молодой человек и девушка.
О н д р е й и Ф а н к а.
Минута растерянности в удручающе темном помещении.
Ф а н к а (робко). Эй… Есть тут кто-нибудь?.. (Боязливо оглядывается.) Отзовитесь… Кто здесь?..
О н д р е й. Нет тут никого. Молчи!
Ф а н к а. А почему горит свеча?.. Кто ее зажег?..
О н д р е й (нервно). Не знаю!
Ф а н к а. Мы здесь одни… (Тоненьким голоском, стараясь скрыть страх и растерянность.) Правда, хорошо?
О н д р е й (иронически). Великолепно!..
Ф а н к а (растерянно повторяет). Совсем одни… Только ты да я.
О н д р е й. И еще тот солдат наверху. Он специально поставлен там следить, чтобы нам никто не помешал!
Ф а н к а (деланно-беззаботным тоном). Чего ты вдруг так испугался?
О н д р е й (сдерживая злость). Может быть, до тебя еще не дошло? Мы а-ре-сто-ва-ны… И брошены в какой-то подвал, бог весть почему.
Ф а н к а. В какой-то подвал?.. Да ведь это гостиная Петрашей! (Она зажигает поочередно все семь свечей в канделябре.) Здесь они сидели… ели… Представь себе, каждый день они ели в гостиной! А мы даже в воскресенье обедаем на кухне. (Вдруг внимание девушки привлекает большая, в виде колокола, птичья клетка.) Что стало с Лорой? Боже мой, какая это была красавица! Желтая с оранжевым… огненная, как солнце… (Она постукивает пальцами по решетке клетки.) Мне было пять лет, когда меня впервые послали в магазин Петраша. Подхожу к двери, а за ней какой-то страшный голос… Я чуть в обморок не упала. А это Лора… первый попугай в моей жизни. (Она подходит к юноше и разлохмачивает ему волосы.) А второй — ты!..
О н д р е й. Не дури! (Отстраняется.) И не зли меня!..
Ф а н к а (стараясь держаться непринужденно). Когда я была маленькой, я боялась всего, даже мельничного колеса, конечно, когда оно вертелось. А знаешь, кого я боялась больше всего?