Солдаты, недоумевая, смотрят друг на друга.
— Возвращаемся! — на одном выдохе говорит Вендель.
— Чего это мы пятимся назад?! — кипятится Пирш. — Почему не идем за ними вдогонку?
Все заглушает резкий воющий звук.
«Юнкерс-87» пикирует на поезд.
С площадки вагона бронепоезда бьет зенитное орудие.
Взрывы, детонация…
Но поезд уже у самого туннеля, под защиту которого он так отчаянно спешил.
Сквозь бойницы сыплется глина и пыль.
И внезапно словно наступили сумерки… Затем — полная тьма: они уже в туннеле, ускользнули в последнюю секунду.
Колеса замедляют ход, поезд останавливается.
Солдат Вендель начинает смеяться.
— Теперь они уже могут нас… уже могут нас крест-накрест!
Смех переходит в судорожные, истерические всхлипы.
— Прекрати! — раздается из темноты голос Балога.
Его фонарик выстреливает острый луч — ослепленный Вендель переводит дыхание, жмурится и, придя в себя, затихает.
Луч фонарика скользит по лицам трех остальных — солдата Сироня, Пирша и добровольца Чилика; он словно ощупывает их, как бы удостоверяясь, все ли с ними в порядке.
Лица троих напряжены: они молчат, сидят неподвижно, прислушиваясь, как поблизости падают бомбы — детонацию теперь слегка приглушают массы земли над туннелем.
Машинист и кочегар стоят на шпалах.
— Не нравится мне это, Ямришко, — говорит Гудец, глядя в сторону нижнего выхода из туннеля. — Что-то слишком много пыли.
В полутьме висит густая удушающая пыль — не видно ничего.
— Ну-ка, глянь, но поживей.
Свод и стены туннеля сотрясаются от взрывов бомб.
Машинист достает сигарету и смотрит в пыльную тьму, в которой исчез его кочегар.
Ямришко подбегает к нижнему выходу.
Он в полосе света… он уже видит, что перед ним.
На лице кочегара страх: там, прямо у самого туннеля, на полотно упали бомбы. Шпалы разбросаны, рельсы повисли в воздухе без опоры; полотно повреждено в нескольких местах, путь назад отрезан.
Кочегар бегом возвращается в туннель.
Склон горы, щербатый от выемок каменоломни. По обеим сторонам каменоломни — смешанный лес.
В долине еще слышен гул улетающих «Юнкерсов-87».
На склоне, за старой вывороченной пихтой, хорошо замаскированное пулеметное гнездо немцев.
А по горе рассыпались немецкие стрелки, они или залегли, или замаскировались за, деревьями — это остатки моторизованной пехоты, рассеянной внезапной атакой бронепоезда.
Стрелки начеку, они выжидают.
Повыше стрелков, за тяжелым пулеметом лежат два пулеметчика; сзади их защищает скалистая стена каменоломни, а спереди — обрыв.
Тут же — офицер, командующий частью, оберштурмфюрер Риттер; он рассматривает долину в бинокль.
В поле зрения бинокля — и в оптическом приближении — мы видим поврежденный участок железнодорожного полотна перед туннелем.
Близко и отчетливо — как на ладони.
Или — как на стрельбище.
На поврежденном полотне нет ни души.
В вагоне теперь горит карбидная лампа.
— Есть, пан капитан… так точно, двое… вас понял.
Сержант Балог кладет телефонную трубку.
— Капитан считает, что они близко, — обращается он к солдатам. — Может, мы не всех прогнали… может, они здесь и выжидают, пока мы выйдем ремонтировать путь.
Все молчат.
— Ну, так что будем делать? — ворчливо спрашивает Пирш. — Просиживать штаны?
— Двое пойдут в разведку.
Сержант указывает на Пирша и Матуша.
— Ты и ты.
— Я с этим? — возражает Пирш. — Почему именно мы?
— Потому что вы такие хорошие друзья, — сухо отвечает сержант. — Вот и покажите теперь, на что способны.
— Что надо разведать? — спрашивает Матуш.
— Все, что сможете. Идите по отдельности и попытайтесь пробраться наверх, обойти немцев сверху.
— А почему двое из нашего вагона? — спрашивает Пирш.
— Ты еще здесь? — недовольно говорит сержант. — Да потому, что мы сейчас выведены из строя. Из туннеля может выйти только последний вагон, а дальше путь разворочен.
Пирш уже не возражает, торопясь вслед за Матушем.
Сержант снимает со стены автомат, Венделю и Чилику протягивает по винтовке.
— Рабочая бригада будет ремонтировать путь, а мы будем ее прикрывать.
— Все? — вырывается у Венделя.
Солдат Вендель охвачен страхом, на лбу у него выступили капельки пота; он держит свою винтовку так, словно она обжигает.
Из-за камней высовывается немецкий тяжелый пулемет, около него неподвижно лежат пулеметчики.
Оберштурмфюрер не отводит бинокль от глаз.
В поле зрения — снова поврежденный путь: разбросанные взрывами шпалы, разбитая насыпь, рельсы без опор.
Из туннеля вдруг выбегает солдат с заступом и топором; согнувшись, он под прикрытием насыпи бежит к поврежденному месту.
Пулеметчики взглянули на офицера.
Риттер не реагирует, наблюдая за железнодорожным полотном.
В поле зрения появляются солдаты рабочей бригады с инструментами, заступами, топорами; они вынесли и запасные рельсы.
Солдат, выбежавший первым, машет остальным, подбадривая их.
Оберштурмфюрер поднимает руку…
Тяжелый пулемет открывает огонь.
Вслед за ним начинает, стрелять, и пулемет, укрывшийся за пихтой.
И, как стократное эхо, звучат выстрелы автоматчиков, рассыпавшихся по лесу, окружающему каменоломню.
На путях валяются брошенные лопаты, заступы, топоры.
И первые жертвы: мертвые и раненые.
Рабочие побросали свой груз; зазвенели брошенные рельсы. Невооруженные солдаты рабочей бригады бегут назад, в туннель.
Туда же бежит и капитан Подгорец, что-то крича на ходу.
Работать под таким огнем — верная смерть; если они хотят исправить пути, спасти поезд и вернуться домой, надо принять бой.
И они защищаются, стреляя из пистолетов, винтовок и автоматов; солдаты залегли на откосе около туннеля, и им неудобно стрелять в немецких пулеметчиков, у которых выгодная позиция — они наверху.
Сержант Балог укрылся за штабелем шпал, сложенных около путей. Но и его уже обстреливают — от шпал отлетают щепки.
Солдат Вендель выглядывает из туннеля — словно суфлер из будки — и время от времени стреляет вверх, по направлению к лесу.
Вдруг у него сдуло пилотку. Пуля, рикошетом отскочившая от скалы, залетела прямо сюда.
Чилик подскочил к нему.
— Что с вами?
Вендель схватился за голову.
— Где моя пилотка?..
Тут он замечает, что ладони у него в крови, и, побледнев, падает на руки Чилика.
За деревьями заметно движение — немцы продвигаются вниз, чтобы сократить расстояние и стрелять точнее.
Тут из туннеля, дав задний ход, медленно появляется бронепоезд… тот один-единственный вагон с орудиями, который умещается на сохранившемся в целости отрезке пути; остальные вагоны остаются в туннеле.
Колеса двигаются очень медленно: даже этот простой маневр — весьма рискованная вещь на разрушенном пути.
Вагон останавливается перед самой воронкой.
Еще чуть-чуть — и колесо раздавило бы мертвого солдата, лежащего на рельсах.
Орудие поворачивается в сторону склона, откуда немцы ведут стрельбу.
Прямым попаданием выведен из строя пулемет за вывороченной пихтой. Но бой продолжается.
С дерева свисают остатки уничтоженного осиного гнезда; разъяренные осы дико кружат безумными кругами.
Так же как ж люди под ними, которые стреляют и борются, проходя по своим кругам жизни и смерти.
Пирш лежит за пнем, сосредоточенно стреляя; теперь разведка уже потеряла смысл…
С другой стороны каменоломни ползет вверх Матуш, руки его изранены о камни в кровь.
Он останавливается, отдыхает.
На теплый, нагретый солнцем камень садится бархатная бабочка, крылышки ее переливаются на солнце.
Орудие бронепоезда меняет угол обстрела, целясь в тяжелый пулемет в каменоломне.
…и первый же снаряд разрывается чуть повыше Матуша; его сверху засыпает камнями и землей.
Придя в себя, он видит, что нет автомата.
Автомат лежит в нескольких метрах от него, ниже по склону, его засыпало камнями.
Матуш подползает, достает оружие из-под камней — ствол и магазин деформированы.
Он стреляет в землю, спусковой крючок щелкает, но ничего — ни одного выстрела.
Пирш подползает к вывороченному дереву, за которым лежит убитый немец.
В руке он еще держит гранату. Пирш снимает ее с предохранителя… бросает.
Шершни, приведенные в ярость гибелью своего гнезда, бешено кружат вокруг дерева.
Оберштурмфюрер Риттер свирепо кричит:
— Schneller! Schneller![12]
Оба пулеметчика тащат тяжелый пулемет на новое место.
Туда, где Риттер, к самой каменной стене у излома каменоломни — там меньше угроза попадания.
В то место, где только что стоял пулемет, попал снаряд.
Сержант Балог напряженно вслушивается.
— Не стреляют… Значит, попали!
В тот же момент вновь застрочил пулемет — уже с нового места.
Матуш прижимается к земле: пулемет совсем близко от него.
Он подползает к краю стены, вцепившись пальцами, подтягивается.
Пулемет — под ним, в двух-трех метрах.
И строчит, стреляет по поезду, по путям, по товарищам…
Матуш высовывает ствол автомата.
Он даже не дышит, целится… он еще надеется.
Но и сейчас выстрела нет.