— Когда ты пойдешь?
— Сегодня.
Женщина медленно встает, отряхивая с юбки сухие травинки.
— Пойду соберу твои вещи, — говорит она печально.
Словно белые призраки, из леса появляются немцы.
В белых халатах, на лыжах и без лыж, они приближаются бесшумно; белые фигуры почти сливаются со снегом.
В хвосте цепочки идет в белом офицерском полушубке оберштурмфюрер Риттер.
За ним — солдат-переводчик.
И гардист Амброз.
Зузка возвращается налегке, с пустым мешком.
Вот еще осталось сбежать вниз по крутому склону, чтобы сократить путь, а там и дом лесника.
В эту минуту она увидела их: белые халаты, автоматы в руках. Они окружают усадьбу.
Девушка словно примерзла к снегу.
Но уже в следующий миг опомнилась и бросилась назад, туда, под Ветерну полонину, в панике натыкаясь на низко висящие ветви деревьев, согнувшиеся под тяжестью снега.
Она исчезает в тучах взвихренной, сверкающей снежной пыли.
Комната полна людей — здесь раненые солдаты и партизаны, жена лесника и трое ее детей, дедушка и мать Матуша, которая держит на руках внука, завернутого в одеяло.
А в дверь вваливаются немцы.
— Добрый день, соседи, — здоровается Амброз. — Или вы меня не признаете?
Никто не отвечает. Только дед не сдержался:
— Я тебе потом скажу… после войны.
В комнату вталкивают лесника и двух раненых партизан.
А потом — Матуша с женой.
— Они прятались в сене, — докладывает эсэсовец оберштурмфюреру.
Риттер узнает с первого взгляда: это тот солдат, который взял его в плен голыми руками, с нестреляющим автоматом. Там все и началось: позор, плен, понижение в должности — все по вине этого солдата.
Матуш не верит своим глазам: ведь он же видел, как этого немца увезли на машине.
Риттер что-то говорит переводчику.
— Командант гаварить, что он тебя узнавать, — сообщает переводчик. — Он жалеть, что еще не имел возможности тебе благадарить.
Один только Матуш понимает, что означают эти слова…
Теперь переводчик обращается на своем судето-чешском языке ко всем:
— Вы не иметь страх. Командант не стршилять раненый противники. Гражданские лица не будут наказан, если объяснить свой присутствие на этом месте.
— Деревню вы нашу спалили! — воскликнул дед. — Поэтому мы здесь!
Переводчик переводит, Риттер пожимает плечами.
— Скажи им, что мы сожжем каждую партизанскую деревню. И накажем каждого врага.
Достав носовой платок, он приложил его к носу.
— Фу, какая вонь. Скажи им, что от них требуется, — говорит он и, брезгливо морщась, выходит из комнаты.
Ребенок заплакал, Анка испуганно успокаивает его.
— Это он, — шепнула Матушу мать, — тот, что спалил деревню…
— И ранил твою жену, — прошептал дед.
Матуш побледнел.
— Боже мой…
— Командант нуждается в доказательстве сотрудничества, — заканчивает переводчик. — Нуждается в человек, что знать дорогу к партизанам. Кто знать?
У Зузки едва не разрываются легкие от быстрого бега… но вот она уже тут… у кормушки.
Она делает все так же, как и перед этим: отступает с дороги, заглаживает следы и идет вверх по руслу потока.
Но в этот раз она делает все гораздо быстрее, и вот она уже идет в ледяной воде. На лице ее отражается отчаяние.
В комнате тихо, как в могиле.
— Итак, последний раз, — предлагает переводчик. — Кто вызывается?
— Сгорит ваш дом, Моцик, — шепчет леснику Амброз. — Покажите им дорогу — и они оставят вас в покое.
— У тебя совесть сгорела.
Гардист пожимает плечами.
— Я даю вам хороший совет.
Входит Риттер.
— Никто, герр оберштурмфюрер, — докладывает переводчик.
Риттер не кажется удивленным.
— Что ж, ладно, — говорит он равнодушно. — Тогда я выберу сам.
— Командант определит сам, — сообщил переводчик.
Риттер скользит взглядом по лицам, неторопливо наслаждаясь своей игрой.
— Dieser Mann[14], — показывает он пальцем.
— Ты, — говорит переводчик.
Все взгляды обращаются к Матушу.
Он отрицательно качает головой.
— Нет.
— Командант приказать… ты!
Матуш твердо повторяет:
— Нет.
Переводчик с угрожающим видом выступает вперед.
— Ты отказаться…
Анка загораживает собой мужа.
— Он не может! Он больной!
— И он не знает дороги! — воскликнула мать Матуша.
Пришла минута Амброза.
— Ну, зачем же обманывать, соседка, — говорит он с укоризной. — Каждый из вас хорошо знает дорогу.
Он поворачивается к переводчику.
— Но этот знает ее лучше всех. Среди партизан его отец.
— Побойся бога, Амброз! — ужаснулась мать Матуша.
— Ruhe![15] — кричит переводчик. — Не гаварить! Ruhe!
— Was sagt unser Freund?[16] — спрашивает Риттер с иронией в адрес Амброза.
Переводчик по-немецки повторяет сообщение гардиста: этот человек очень хорошо знает дорогу, его отец у партизан.
Эта краткая информация радует оберштурмфюрера.
— Я вижу, что я выбрал именно того, кого надо.
Матуш не понимает. Он лишь чувствует, о чем речь.
Он смотрит на Риттера, на лбу его набухла жила.
— Скажите ему, что я не пойду. Не родился еще тот немец, который заставил бы меня сделать такое.
Переводчик кратко переводит.
— Он утверждает, что не пойдет. И что никто не заставит его это делать.
Риттер внимательно смотрит на Матуша.
Очень долгим, сосредоточенным взглядом.
— Скажите ему, что он ошибается, — говорит он сухо.
Зузка, сокращая путь, бредет по пояс в снегу, напрямик по склону.
Стоящие на посту партизаны уже видят ее. Один из них бежит ей навстречу.
— Что случилось?
Девушка падает в снег, не в силах вымолвить ни слова.
— Немцы?
Зузка кивает.
— Где? В долине?
— У лесника, — с трудом произносит она.
Партизан обернулся и пронзительно свистнул.
Гумно за домом уже в огне.
У стены конюшни — Матуш, раненые солдаты и партизаны; те, что не могут стоять, сидят на снегу.
А напротив, у дома, стоят его мать, жена с ребенком, дед и лесник с женой и тремя детьми.
В середине двора, между двумя группами, — солдаты с автоматами наготове.
Переводчик громким голосом обращается ко всем.
— Командант дает трши минута. Вы мужете гаварить с тем человеком, — показывает он на Матуша, — что он это должен делать. Когда это не помужет, через трши минута будет казнь. Прежде гражданские лица, потом солдаты.
На заснеженном дворе тишина.
Риттер взглянул на часы, закурил сигарету.
И вдруг крики: громкие, приглушенные, отчаянные.
— Иди! Ради бога! Покорись! Мы подохнем из-за тебя. Все!
— И женщины, и дети!
— Я не хочу умирать, браток!
Матуш слушает сгорбившись, словно окаменев от горя.
— Зря пойдешь! — воскликнул дед. — Все равно они нас прикончат… после всего.
— Старик прав!
— Не ходи, Матуш!
— Держись!
От конюшни ковыляет солдат, который кричал, что не хочет умирать.
— Я… я пойду! Я покажу дорогу!..
Переводчик быстро переводит. Риттер отрицательно качает головой.
— Командант гаварить… должен это делать он. Он… и ни один другой.
— Он не хочет… я хочу! — кричит солдат. — Так почему же, ради господа бога?..
Переводчик указывает на Матуша.
— Он там иметь отца. Отец не будет стршилять, когда нас ведет его сын.
Он смотрит на часы.
— Една минута… и конец.
Душераздирающий крик, от которого мороз пошел по коже.
— Матушко! Не погуби!
Жена лесника упала на колени.
— Ради господа святого, смилуйся… не губи моих детей!
Что-то шевельнулось даже в душе Амброза.
— Хотя бы детей, если можно…
— Теперь вы молчать! — прошипел переводчик.
Внезапно — абсолютная тишина.
Только кони в конюшне отчаянно ржут, напуганные огнем.
Матуш почти не дышит.
Живут лишь его глаза.
Он смотрит на жену лесника, которая стоит на коленях в снегу, обнимая детей, прижимая их к себе.
Он смотрит на свою жену: по лицу ее текут слезы.
На своего сына смотрит, на сына, которого держит на руках жена.
И на свою мать.
Ее лицо строго, замкнуто: оно словно отмечено уже печатью смерти.
Риттер взглянул на часы.
И поднял руку для первой команды.
Солдаты поднимают автоматы, целясь в обе семьи.
От стены конюшни истошно кричит хриплый голос:
— Родную мать убиваешь… ты, зверь!
Матуш падает в снег.
— Я пойду… поведу… не стреляйте… я иду… да… да!
Риттер опускает руку.
Солдаты опускают оружие.
— Как видно, и у неполноценной расы существует сильный инстинкт самосохранения, — роняет Риттер переводчику, отбрасывая сигарету. — Так же, как у животных.
Матуш лежит лицом вниз, судорожно впиваясь пальцами в рассыпчатый снег.
Партизаны недвижно, прижавшись к деревьям, выжидают.
Среди них отец Матуша и сержант Балог с Чиликом.
Капитан Федоров в бинокль наблюдает за долиной: в поле зрения появляется лесная дорога.
А потом — люди.
Матуш и немцы; они уже вышли из леса и идут на покрытый снегом луг.
Федоров жестом подзывает отца Матуша.
— Смотри, — и подает ему бинокль.