«Да, но эта смерть не затрагивает другие виды деревьев!» — заметил светленький юноша. «Верно, не затрагивает», — согласился я. «А когда исчезнут все вязы, перекинется ли тогда смерть на дуб, тополь или что там еще попадется ей на пути?» — «Едва ли, — сказал я, — потому что у каждого дерева своя болезнь, чужими оно не заболевает. Вот так же, к примеру, гусеница не трогает листьев шелковицы, их поедает только шелковичный червь, хотя он тоже ведь гусеница». Я думаю, между шелковичным червем и гусеницей заключено тайное соглашение не посягать на чужую территорию, а может быть, они запрограммированы еще на стадии яйца, в темной оболочке яйца заложена программа всей их жизни и поведения, и, выйдя на свет божий, они лишь автоматически выполняют свою программу. В голодные годы гусеница скорее подохнет с голоду, чем позарится на шелковицу, это дерево для нее не запрограммировано. А смерть, истребив вязы, останется такой нее неусыпной. Даже если через сто лет вдруг народится новый вяз, она вмиг подскочит и переломит его своей страшной лапой. Лично я убежден, что смерть, истребившая в свое время динозавров, все еще начеку, все еще следит, чтобы этот вид не возник на земле еще раз. И то же самое с нами, мы можем размножаться на нашей планете сколько нам угодно, но если исчезнем, то уже никогда не возникнем вторично. В природе каждый вид размножается, но, однажды исчезнув, уже не в состоянии повториться.
Вот о каких материях беседовали мы с телемастерами, они курили и большими глотками отхлебывали коньяк, который согревали, обхватив рюмки ладонями. Кофе они выпили остывший, я расплатился, смуглый с раскосыми глазами застегнул на кожаной дыне «молнию», и уже в дверях они спросили меня, как отсюда, пройти на Искырскую улицу. Я объяснил, а вскоре увидал в окно, что они сворачивают за афишную тумбу и шагают по той самой Искырской, где с месяц назад появилась странная собака, которая ждала кого-то возле диспансера.
Как видит читатель, ничего из ряду вон выходящего пока что не произошло, если не считать появления собаки и ее таинственного исчезновения. Миф о Фантомасе рассеялся, взлохмаченное существо под машиной оказалось полуокоченевншм зайцем, хоть оно и попискивало, как кукла с закрывающимися глазами. Заячий хвост стал собственностью моих ребятишек, завтра в комнатушке привратницы запахнет тушеной зайчатиной, низкое атмосферное давление, вот уже несколько дней как навалившееся на наш город, отхлынет, и другим городам и странам придется испытать на себе силу циклона. Хоть бы уж поскорее это произошло, думал я, потому что собирался поехать в деревню и остаться там до конца января.
Телевизионные мастера ушли, и спустя четверть часа к нам явился незнакомый человек и назвался мастером из телеателье. «Да у меня уж были ваши, — сказал я. — Все починили». — «Как это были?» — изумился незнакомец. «Двое молодых пареньков были и пятнадцать минут назад ушли». — «Этого не может быть!» — сказал незнакомец и попросил разрешения позвонить. Набрав номер, он не без раздражения поговорил со своим ателье. Потом положил трубку и тем же раздраженным тоном сказал, что других мастеров телеателье ко мне не посылало. «Как это не посылало? — возразил я. — Вот, смотрите сами, телевизор работает нормально. Не думаете же вы, что эти мастера явились ко мне, как джинн из бутылки, и починили телевизор по моему повелению». — «Да поймите вы, — рассердился незнакомец, — у нас в ателье молодых мастеров нету, нам всем там за сорок!» — «Но я-то при чем?» — в свою очередь рассердился я. Незнакомец помолчал, потом попросил показать квитанцию. «Квитанцию?.. Они мне никакой квитанции не оставляли». — «Послушайте, — сказал незнакомец, — вы позвонили к нам в ателье, потом обратились к частникам, а теперь выкручиваетесь. Не выйдет, уплатите-ка и за вызов, и за простой мастера, и за холостой пробег, потому что на срочные вызовы мы выезжаем на машине, можете выглянуть в окно и убедиться». — «Не буду я никуда выглядывать, — сказал я, — и платить тоже не буду. Разберитесь с этим делом у себя в ателье и не морочьте приличным людям голову». Мой резкий тон объясняется тем, что я принял этого человека за вымогателя, он же упрямо стоял на своем, так что разразился настоящий скандал. Меня поддержали мои домашние, и вымогатель был вынужден отступить, но на прощанье пригрозил, что так этого не оставит и я еще за все отвечу. Перепрыгивая через две ступеньки, он сбежал вниз, а я с облегчением закрыл за ним дверь и сел смотреть по телевизору молодежный ансамбль, исполнявший какую-то песню без слов.
Я смотрел на ансамбль, а сам думал о той каше, которую заварило телеателье. Нечто похожее случилось со мной в 1967 году, когда я обратился в фирму «Бытовые услуги» с просьбой отциклевать в квартире полы. В связи с большой загруженностью, ответил мне по телефону женский голос, можем прислать мастера не раньше, чем через пять дней. Но не через пять дней, а в тот же самый день прикатили на мопеде двое ребят, сказали, что они из «Бытовых услуг», засучили рукава, и к вечеру паркет был отциклеван. Ребята были крепкие, на болтовню не отвлекались, помню, что, закончив работу, они тоже глотнули коньячку и разговорились — в точности как те, что починили мне телевизор. Я спросил их, как получилось, что они пришли в тот же день, хотя фирма «Бытовые услуги» обещала только через пять дней. «Да это его девчонка, — сказал один из циклевщиков, показав головой на своего напарника. — Она принимает заказы в «Бытовых услугах» и дает нам иногда адресок-другой. Мы в фирме не работаем, но иной раз заскочим туда на мопеде, его девчонка даст нам адресок, так малость и подкалымим…» Очень были симпатичные ребята.
Вспомнив этот случай, я пришел к заключению, что то же самое произошло и с телевизором; девушка из ателье, которая приняла у меня заказ, вероятно, подружка либо голубоглазого, светленького, либо второго, раскосого, и время от времени дает им адреса заказчиков, чтобы парни подзаработали. Значит, я могу теперь прищучить ателье, ведь частники больше ниоткуда не могли узнать про то, что у меня сломался телевизор, и опередить мастера из государственной мастерской.
Так-то оно так, но незнакомец, похожий на вымогателя, вновь вырос у меня на пороге, причем не один — он привел с собой какую-то толстуху и еще одного человека — по его словам, технорука телеателье. Я повторил им, как все было, рассказал техноруку о случае с циклевщиками. «Должно быть, и в вашем ателье у девушки, принимавшей мой заказ, имеется дружок, вот она и направила его ко мне». Вымогатель и толстуха завопили дуэтом, затопив квартиру целым потоком слов. Из всего этого потока я уловил лишь то, что на телефоне сидела она, и заказ приняла тоже она, дружка никакого у нее нет и как только у меня хватает совести говорить такое при ее муже. Мужем оказался человек, похожий на вымогателя. Он тоже взъярился, безостановочно спрашивал, как я смею оскорблять его жену, и после каждого второго слова оборачивался к своему начальству со словами: «Верно, товарищ технорук?»
Откуда я мог знать, что толстая женщина и есть та самая, с которой я говорил по телефону, и что вдобавок она жена мастера телеателье! Я извинялся как мог, спросил, сколько с меня причитается, уплатил за вызов и все прочее и хотел уже покончить со всей этой историей, но технорук развалился самым наглым образом в кресле и принялся отчитывать меня за хулиганство, безответственность, за хищение дефицитных ламп и деталей. Он обвинил меня даже в отсутствии бдительности, раз я не потребовал у тех мастеров документы, хотя не исключено, что это уголовные преступники, которых милиция разыскивает, сбиваясь с ног, а я с непростительным легкомыслием взял и впустил их в дом.
«Этого не может быть! — поспешно возразил я техноруку. — Прекрасные ребята! Что вы такое говорите!»
«Знаем, потому и говорим, — сказал технорук. — Хотя такое с нами впервые, чтобы какой-то жулик опередил нас, поставил бракованные детали и обобрал весь аппарат! Вы даже не представляете, какое жулье ходит по городу!»
«Ну-ка, поверни ящик, — приказал он человеку, похожему на вымогателя, и сам стал отвинчивать заднюю стенку. — Так и есть! — злорадно усмехнулся технорук. — Я этих мошенников знаю!» «Что, пообчистили его, товарищ технорук?» — спросил мастер. «Не пообчистили, а все детали унесли до единой, как языком слизнули!»
«Так им и надо! — вмешалась женщина и, неуклюже протиснувшись к телевизору, тоже заглянула в ящик. — До единой!» — подтвердила она. Ее муженек обернулся сперва к начальству: «Верно, товарищ технорук? — Потом ко мне: — Дальше, гражданин, выпутывайтесь сами, наше ателье в данном случае никакой ответственности не несет». Он спросил, неужели я не заметил, что они вынимают детали, обворовывают аппарат. «Мне и в голову не пришло, — ответил я. — Конечно, я видел, что они набивают сумку разными деталями, но подумал, что они просто их заменяют». — «Хорошо заменили!» — с прежним злорадством хохотнул технорук и стал надевать пальто.
Человек, похожий на вымогателя, заглянул в раскрытый корпус и сказал, что обокрали меня все-таки не подчистую, две проволочки оставили. «Только их и не успели взять, вернее, взамен оставили, потому что вообще-то таких проволочек в телевизоре нету». — «Какие еще проволочки?» — спросил технорук и снова заглянул в ящик. Я заглянул тоже и увидал на дне ящика две проволочки, изогнутые так, что они напоминали эллипс или дыню. Длиной они были сантиметров двадцать, может, чуть больше. «Минутку, минутку… — забормотал я, силясь что-то вспомнить. У меня было чувство, что я забываю, упускаю из виду что-то чрезвычайно важное, оно где-то близко, под рукой, а не ухватишь. — Постойте, постойте!» — И вдруг словно гора свалилась с плеч, я вспомнил то, о чем мы в перепалке совсем забыли.
А забыли мы в перепалке о том, что телевизор-то мой работал! Он и при них продолжал работать, ни к изображению, ни к звуку не придерешься. «Постойте! — со злорадством сказал я работникам телеателье. — О какой краже может идти речь, когда телевизор работает?» — «А?» — технорук даже за голову схватился. Похожий на вымогателя сказал: «Верно, товарищ технорук?»