Он затормозил у нашего подъезда, но я еще не успел выйти из машины, как нас нагнали хлопья сажи из мастерской. Видимо, они все время летели следом, а сейчас настигли, обволокли машину со всех сторон, спидометр бешено завертелся, и, пока черная стая пролетала над улицей, машина отмахала двенадцать тысяч километров. «Боже! — воскликнул Иван Анастасов. — Из-за этой сажи у меня машина на двенадцать тысяч километров износилась!»
Мы вышли, черная стая, извиваясь, улетала вдаль, отдельные хлопья иногда чуть отставали, затем быстро догоняли остальные. Вот так же летит за своей маткой пчелиный рой. Над улицей слышалось еле различимое жужжание, ощущалась какая-то вибрация. Черные хлопья покружили над аптекой, пролетели над чугунной решеткой водосточного канала и, описав над нею пять-шесть кругов, вдруг стали торопливо ввинчиваться в небо. Вскоре непрерывная спираль уже тянулась вверх, и чем выше она поднималась, тем слабей становились и жужжание и вибрация. Иван Анастасов взглянул на спидометр и опять воскликнул: «Господи, еще тысячу километров накрутило!»
Я пошел к подъезду, а он рывком тронул машину с места, и она свернула за угол, на ту улицу, что вела к пожарному депо.
Дома, не успел я закрыть за собой дверь, раздался звонок: Фантомас пришел спросить насчет своей облигации, не оставил ли он ее случайно у нас, когда приходил узнать насчет займа. «Как вы могли оставить у нас? — удивился я. — Ведь совсем недавно вы ее показывали внизу, во дворе, и пильщик, который был с циркуляркой, рассматривал ее, даже с обеих сторон». — «Я знаю, знаю, — сказал Фантомас — Но, думаю, дай-ка на всякий случай спрошу, мало ли что, а вдруг все же случайно оставил…»
Он пошел по лестнице к себе, и я услыхал голос его жены: «Поделом тебе, уволок мою кастрюлю в металлолом, вот пускай теперь твою облигацию в макулатуру сдадут, будешь знать, каково это!..» — «Молчать!» — донесся гневный окрик Фантомаса, и дверь со стуком захлопнулась.
Сынишка ждал меня, одна рука у него была спрятана за спину. «Папка, не будешь ругаться?» — спросил он. «Что случилось?» — поинтересовался я, снимая пальто: «Я диск от циркулярки взял». — «Как ты мог?!» — воззрился я на него, причем, должно быть, довольно свирепо, потому что он весь сжался, но, впрочем, не отшатнулся от меня, а, хлопая ресницами, показал диск. «А ты знаешь, что эти пильщики, — говорил мальчик, крепко сжимая диск, — взяли у меня клещи с клеймом кожаной дыни? Ага! — подумал я. — Вы у меня клещи взяли? А я у вас за это — диск…» — «Когда ты умудрился?» — «А когда вы на антенну смотрели, а второй пильщик зубья точил. Приподнял крышку красного ящика и взял». — «Да как тебе это в голову пришло?!» — «А тот, в кепке который, когда мои клещи увидел, так глазами и сверкнул. Свистнул, подозвал второго, второй подошел, посмотрел на клещи, и у него тоже глаза загорелись. Я и подумал, что они тоже инопланетяне, и взял их диск себе. Они все, наверно, с одной планеты, на диске ведь такое же клеймо…» — сказал сынишка и показал мне диск.
На голубоватой стальной поверхности было оттиснуто клеймо, формой напоминавшее кожаную дыню. Диск и клещи были из одного и того же металла.
«Ладно, — сказал я сыну, — но только чтобы это было в последний раз!»
Он полез под кровать, спрятал диск под какими-то папками. Не знаю почему, но дети обожают все прятать под кровать.
Теперь у меня уже не оставалось сомнений, кто эти люди с циркуляркой. Я еле дождался утра, надеясь снова услышать пыханье мотора и визг диска и увидеть в окно кепку с наушниками и берет с длинным хвостиком, торчащим кверху, как антенна.
Но пильщики не появились ни в тот день, ни на следующий. Несколько дней прошло без всяких происшествий. Тогда я решил отправиться в деревню, у меня было предчувствие, что они обязательно туда заявятся, если и вправду между ними, юношами в красных фуражках, собакой и человеком из диспансера, а также кротами, которые вылезли посреди зимы на снег, существует какая-то связь.
Меня мчал экспресс «Магура», за окнами лениво кружил снег, он быстро таял, только в низинах лежали нанесенные ветром белые полосы. «Магура» не бог весть что за поезд, только название громкое[10]. Он вечно переполнен, вечно грязный, трясется и скрипит как немазаная телега, через несколько часов езды пропитываешься, как губка, всеми поездными запахами — угля, туннельной гари, старого дерева, смазочного масла и всего такого прочего. Сидя в вагоне, я пытался расставить все факты по порядку, припрягая их то с одного бока, то с другого, в надежде, что они потянут воз, а где им будет не под силу, я подтолкну. Так, если лошаденки слабые, тощие, возчик сам подпирает плечом тяжело нагруженную телегу и потихоньку-полегоньку выкатывает ее на большак.
Вот примерно, что я мысленно покатил по воображаемой дороге:
Межзвездная эскадрилья, состоящая из нескольких летательных аппаратов, достигает нашей планеты. Приземляются звездолеты, естественно, не в одном и том же пункте, но место сбора, а также день и час у них определены заранее. Множество непредвиденных препятствий вынуждают членов экспедиции рассредоточиться; первыми входят в город человек с серым лицом и серыми глазами, собака и двое юношей в красных фуражках. Поиски запчастей к летательному аппарату приводят их ко мне, они забирают из телевизора все, что им необходимо, и, расспросив меня о гибели вязов, удаляются. Собака, управляемая на расстоянии с помощью неведомой нам аппаратуры, оказывается в окрестностях нашей деревни, где ведет какие-то наблюдения. Юноши отправляются вызволять собаку, разрубить цепь, на которую ее посадил Сусо. Они выдают себя за простых деревенских парней, но красные нитки на зубах демаскируют их, и тогда на сцену выходит привязанный Софроной за веревку огромный козлище. Близко сойтись с нашими девушками им не удается, но зато весь экипаж воссоединяется и улетает, куда ему полагается, по дороге прихватив с собой распяленную свиную шкуру.
Второй летательный аппарат тем временем сбрасывает на землю пильщиков. Весьма возможно, что они попали в софийские болота, какое-то время укрывались там, изучали обстановку и наконец решили войти в город с циркулярной пилой, переодевшись обыкновенными пильщиками. Кому придет в голову требовать патент, паспорта или еще какие документы от мастеров, которые с утра до вечера ходят с визжащей пилой и пилят людям дрова? Циркулярка позволяет им кружить по всему городу, разыскивая следы другого звездолета. Нет сомнений, что они напали на какой-то важный след, иначе они не сузили бы круг своих поисков пределами нашего квартала. Не исключено, что они связывались с каким-то неведомым центром, я только теперь додумался, что́ представлял собой хвостик на берете одного пильщика и наушники на кепке второго. То были аппараты для передачи и приема информации, вот почему они их никогда не снимали с головы.
Вторичное появление собаки возле кучи древесных опилок, история с водосточным каналом и чугунной решеткой, повторное появление кротов, а также студенты в красных фуражках укрепили мою уверенность в том, что первый летательный аппарат и весь его экипаж находятся в городе, в свою очередь разыскивая пильщиков, и если прежде члены экипажа были вынуждены разойтись, то теперь они пытаются вновь соединиться, а также найти и собрать потерянный во время приземления и пребывания на земле инвентарь. (Я имею в виду случай с клещами.) Душевнобольной с белой повязкой на лице — это не тот же самый человек, который в прошлом году кричал школьникам «Кукареку!». Я проверял в диспансере, этот находится там уже двадцать лет, у него есть имя, фамилия, адрес и толстенная история болезни. Так что его я исключаю, он совершенно не причастен к событиям, а интерес, проявленный им к древесным опилкам, чисто случаен.
Далее…
Командир звездолета обосновывается возле Чавдарского моста, начинает мастерить электрические светильники в виде глобусов, Иван Анастасов попадает в эту мастерскую, глобусы ему нравятся, он их приобретает и вешает у себя. Между тем глобусы эти — никакие не светильники, а устройство для наблюдения за домашним укладом землян. Ничто так не приспособлено для слежки за человеком в домашней обстановке, как свисающая с потолка лампа. Человек все время освещен, лампа, даже выключенная, не прекращает работы, она передает информацию. Мастер живет у себя в мастерской, выполняет, по всей вероятности, свою программу и мало-помалу стягивает своих людей, чему свидетельство — увиденные мною в мастерской красные фуражки. Затем он вызывает к себе собаку и закрывает лавочку. Думаю, что пильщикам еще прежде было дано указание, каким образом заполучить назад свои клещи, и они успешно разыграли комедию с порванным приводным ремнем и разводкой зубьев.
Однако я никак не мог себе объяснить, обладали ли эти люди — будем все же называть их людьми — достаточной силой, чтобы заставить город метить шеи своих ближних дынеобразными следами зубов (так что несколько дней кряду все мы ходили меченые) и впасть в довольно странное безразличие. Не мог я также додуматься, куда была послана телеграмма на художественном бланке, а также найти хоть какое-то объяснение, зачем высокому пильщику понадобилась чугунная ножка от плиты. Неустанно кувыркающиеся в охладителе кукурузные початки — не бог весть какая загадка: вероятно, это основной рацион межзвездной экспедиции.
В надежде на то, что эти люди, как ни высок уровень их цивилизации, все же действуют по определенному стереотипу, я и сел в поезд, чтобы узнать в деревне, появлялись они там или нет. Я был более чем уверен, что появлялись и поддались земной заразе, как это было в прошлом году с теми двумя парнями, что забрели на девичьи посиделки. При всей их осторожности по отношению к земным микробам и искушениям, я заметил, что они не в силах устоять перед ними, и собственными глазами убедился в этом, когда низенький пильщик полез вслед за буфетчицей и подвал, а тот, что остался наверху, встревожился и чуть не подскочил, когда снизу донесся ласковый упрек буфетчицы: «У-у, чтоб тебя!», а чуть погодя парочка вылезла, и у обоих на шее были свежие следы от зубов.