М а т е й П у с т я к. Здесь мы, учитель Киро!
И л и й к о. Видали, как он на нас напал? Он давно к нам подбирался! Одно слово — боевой аэростат!
П е т у ш о к. Увидал, что мы с голыми руками, и напал!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Это потому, что он дикий! Я вас предупреждал, что он будто второе пришествие несется. Такого язычника нипочем не приручишь! На колокол и то замахнулся и сорвал! Господь поможет нам вернуть колокол!
У ч и т е л ь К и р о. Надо нам самим себе помочь, тогда и господь поможет. В погоню, мужики!
М а т е й П у с т я к. Мы от него не отступимся!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Как бы только нам в грех не впасть… Подумать надо, не сатанинское ли это дело! Сатана по всему свету бродит, всякий образ и подобие принимает!.. Великое искушение для бедных людей эта громада из шелка и веревок! Молитву бы надо прочесть.
И л и й к о. Аминем квашни не замесишь: молитву твори да муку клади! Догонять его надо. Глядите, куда полетел, разбойник!
П е т у ш о к. Он этак и на другие хутора улетит!
М а т е й П у с т я к. Чего мы здесь топчемся, чего зря мотаемся, словно блоха в штанах? Или — или! Мне эта чертова блоха и без того покою не дает!
У ч и т е л ь К и р о. Двинулись, мужички! Жребий брошен, путь назад отрезан! Кто не трус — вперед! Раз-два!..
Группа преследователей выстраивается полукругом в одном конце сцены, все смотрят в небо, пытаются двинуться с места в ногу, и, пока они выправляют строй, мы видим, что с другой стороны сцены появляется другая группа преследователей. Если поверхность сцены неровная, новые преследователи могут появляться постепенно, пока они не станут видны во весь рост и не преградят дорогу группе учителя Киро. Дым к этому времени уже рассеялся, тихо звучит мелодия аэростата.
Обмен мнениями в тени аэростата. Ультиматум. Появление травника Маткиной Душки. Попытка примирения. Соломоново решение. На подмогу преследователям приходит Аврамчо — солдатик, отпущенный в трехдневный отпуск. Аэростат атакует преследователей и, разогнав их, продолжает свой путь. Преследователи принимают решение прибегнуть к хитрости и заманить беглеца на землю.
У ч и т е л ь К и р о. Кто вы такие, преградившие нам путь?
А в р а м Ч е л н о к. Мы — это мы, а вы кто?
И л и й к о. Мы — это мы, и мы из Аврамовых Хуторов!
И г о. Коли на то пошло, так и мы из Аврамовых Хуторов!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Что-то мы в наших хуторах таких не видали!
П е т р и П а в е л. И мы в наших хуторах таких не видали!
П е т у ш о к. А ну, скажите, кто у вас кузнец?
И г о. Кузнеца у нас нет, потому как мы пасем не коров, а коз. А козу не подковывают!
И л и й к о. Тогда чего вы за своими козами не смотрите, а сюда притопали?
А в р а м Ч е л н о к. Мы вон того небесного козла ухватили, хотим с него шкуру содрать и на ноговицы пустить. В горах одежа быстро дерется, а ноговицы — дело прочное.
М а т е й П у с т я к. Как это вы его ухватили, коли я его первый в небе заметил и коли мы с самого утра его держим?.. Вы что думаете, этот пузырь — ваш? Мы за ним с утра по пятам идем, совсем в истощение впали, однако же и он в истощение впал. А теперь, когда мы его силы лишили, всякие дармоеды начнут примазываться!
У ч и т е л ь К и р о. Они не дармоеды. Они люди простые, необразованные, потому и предъявляют претензии. Не помню, чтоб я кого-нибудь из них учил. Может, одного только учил, и то не уверен, кончил он первый класс или нет!
А в р а м Ч е л н о к. Кончил! Семь потов с него сошло, но кончил!
И г о. Теперь он писарем в общинной управе! Грамотей!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Что касается грамоты, так у нас и грачи грамотные. Мой грач все буквы знает. Читать еще не читает, а буквы знает.
И г о. Наш писарь тоже и читать умеет, и писать…
П е т р. Он больше пишет, чем читает!
П а в е л. Ясное дело, раз он писарь, так он и должен больше писать, чем читать!
У ч и т е л ь К и р о. Мужички! Глядите, куда этот разбойник передвинулся! Прямо над нами встал, чтобы нас от солнца защитить!
П е т у ш о к. Он нас защищает, потому что он себя нашим считает! Стал бы он тех пентюхов защищать!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Видно, он к нам полегоньку привыкает, ручным становится. Всякая тварь, какая б она ни была дикая, льнет к человеку и так и смотрит, как бы ей ручной стать.
И л и й к о. Ручной он или дикий, это неважно, дядя Аврам. Важно нам в тени этого пузыря расположиться, и если кто на него замахнется, так чтоб первым делом наткнулся на нас.
У ч и т е л ь К и р о. Мы его преследуем, но мы его и защищаем!.. Мужички, располагайтесь поживописней и сохраняйте спокойствие! Кого бы мы ни встретили, кого бы ни догнали, всякий захочет к нам примазаться и участвовать в дележе. А то, что мы первые его заметили, первые рискнули пуститься за ним в погоню, этого никто не признает, а дерзко и нахально прет тебе навстречу, предъявляет претензии, ставит ультиматумы и прочее и прочее!
Группа учителя Киро «живописно» располагается в тени аэростата, и те, кто курят, закуривают, а если среди них есть мастер кольца пускать, неплохо было бы, если б он время от времени посылал кольцо дыма вверх, в сторону аэростата. Если же такого мастера не найдется — на нет и суда нет.
А в р а м Ч е л н о к. Коли речь идет о том, кто первый его заметил, кто второй, то тут двух мнений быть не может. Потому как мы первые его заметили, еще когда он был точкой в небе, и долго рассуждали насчет того, точка ли это или она окажется блуждающим аэростатом, и под конец как раз и оказалось, что это аэростат, а не точка.
И г о. Мы, Аврам, потому его заметили, что мы высоко в горах живем и глаза у нас орлиные. Другие хутора внизу, в затишье жмутся, точно в мышиных норах, так где им с нами тягаться — все вокруг взглядом окидывать, а тем более точки в небе замечать.
А в р а м Ч е л н о к. Точку им слабо заметить, зато, когда ты несешься точно вихрь, чтобы встать на пути у этого аэростата, который распугал твоих коз и они разбежались во все четыре стороны, это они враз замечают и заявляют нахально, что этот ничейный аэростат будто бы ихний аэростат! Нечего вам здесь сидеть, хоть бы и в самых живописных позах, а лучше вам бежать куда глаза глядят! Сами знаете — не красен бег, да здоров. Даем вам пять минут, чтоб вы промеж себя посоветовались и разошлись по домам, если не хотите жен своих горькими вдовами оставить. Делаем вам первое серьезное предупреждение, и помните, что второго серьезного предупреждения не будет!
П а в е л. Это само собой!
П е т р. Само собой!
Иго — грудь колесом — делает шаг вперед и три раза ударяет себя кулаком в грудь. Звук получается, как от удара по барабану.
А в р а м Ч е л н о к. Видали? Стоит нам одного только нашего Иго против вас выпустить, пух и перья полетят!.. Давайте, ребята, садитесь и располагайтесь поживописней! И вытащим наконец эту колючку из пятки! Ничего, что нас четверо, а их пятеро! Хоть нас и четверо, в драке мы сорока стоим!
П е т р и П а в е л. И более того!
Аврам Челнок и Иго ложатся ногами друг к другу, опираясь на локоть, словно собрались фотографироваться, а Петр и Павел влезают в бочку и садятся на ее края. Поднимают одну ногу Челнока и принимаются вытаскивать у него из пятки занозу. Все четверо обращены лицом к группе учителя Киро.
А в р а м У к р о т и т е л ь. Чего вы к моему грачу пристали, чего грозите, что пух и перья полетят? Этого грача я аж в Святую Рильскую обитель носил, так что мы оба теперь малыми паломниками зовемся, и живем по-христиански, и совсем ручные оба. А вы народ дикий, неприрученный, самый дикий во всех Аврамовых Хуторах, да к тому ж еще недомерки. Да вы мягкий знак от твердого отличить не можете, а туда же — серьезные предупреждения делать, грозить, что пух и перья полетят… Да вы, прежде чем грозиться, выучили бы, что такое твердый знак и что такое мягкий! И что такое «и краткое» и что это за штука «е с двумя точками». Зачем, спрашивается, братья Кирилл и Мефодий нашу азбуку придумали? Чтобы нам глаза открыть, чтобы в человеческой голове просветление наступило, чтобы не блуждали мы в темноте, будто кроты или слепыши!
А в р а м Ч е л н о к. Слепышом девок приваживают. Эй, полегче там с занозой!
И г о. Мы знаем, где слепыши водятся, выкапываем их из нор, и потому девки к нам льнут, а к вам нет!
И л и й к о. Как же! Какая же это девка по собственному желанию в ваш хутор замуж пойдет? Да ни одна! Разве что какая кривозубая старая дева, косая да хромая, усатая или с бельмом на глазу. И такая для вас слишком хороша, потому как вы заросли по уши, ножниц в глаза не видели. Ножницы вы видите, только когда вас в кутузку сажают. Вот тогда остригут вас овечьими ножницами, и головы у вас забелеют, точно брюква.
П е т у ш о к. В тюрьму без стрижки никак нельзя, в тюрьму необстриженных не пускают! Чтоб народ в тюрьме не обовшивел, по этой причине всех сначала обстригают, и у всех головы точно брюква делаются.
М а т е й П у с т я к. У них головы так и так точно брюквы! Да они что такое брюква — и то не знают: думают, мы им честь оказываем, а никакой чести тут нет, потому как брюква — это все равно что репа! Ой!.. Ой! (Начинает прыгать на одной ноге и кружить вокруг своей группы.) Опять заелозила, чертова блоха!
И г о (смеется громко и натужно). Ха-ха-ха!.. Ха-а-а-а! Может, у нас головы и похожи на брюкву, но никому из нас блоха в ухо не залезала. Нам самое большее, если колючка в пятку вопьется, так и на это у нас санитары есть — апостолы Петр и Павел.
А в р а м Ч е л н о к. Потому они точно блохи за аэростатом и скачут. Погодите, блохастые, мы еще свои цигарки не докурили. А докурим, так из вас блох повыбиваем, что вы потом на развод ни одной не отыщете!
У ч и т е л ь К и р о. Только сначала вам придется пальцы облизать, потому что вкусней блохи ничего на свете нет. Оближешь пальцы — и лови!