М а т к и н а Д у ш к а. Простите парня!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Простим его!
И г о (кричит в сторону земли). Эге-ге-ей! Земля-а-а!
И л и й к о. Братцы, а может, это сон? Раз я лечу — наверно, сон! И змей со мной летит, и небесный пузырь летит, а как гляну вокруг — все мы летим! Конечно, сон!
А в р а м Ч е л н о к. Давайте-ка ущипнем друг друга, может, это и правда сон! Каждый из нас хоть раз во сне летал, но, как поднимешься повыше, пугаешься и взбрыкиваешь, как козленок. Тут-то и понимаешь, что это сон. И почему это так устроено, что только во сне можно летать, не знаю!
П е т у ш о к. И правда, надо нам друг друга ущипнуть! А то как бы мы тут кукарекать не начали!
Каждый из героев щиплет себя, потом своего соседа, слышны охи и ахи, братья Петр и Павел показываются из бочки, щиплют друг друга, восклицают «ох» и «ах» и больше в бочку не прячутся. Все всматриваются один в другого, и каждый начинает тихо повторять, обращаясь к соседу: «Это не сон!.. Это не сон!..» Поскольку все продолжают повторять шепотом: «Это не сон!», слова эти сливаются в какой-то единый вибрирующий звук, словно подхваченный небесным эхом: «Не сон, не сон, не сон…» Раздается далекий вой сирены. Вой нарастает, и люди, чтобы слышать друг друга, повторяют все громче: «Не сон, не сон!» Вой становится еще более громким, летящие люди тревожно оглядываются по сторонам. Учитель Киро пытается вновь воодушевить людей.
У ч и т е л ь К и р о. Это не сон… мы действительно летим!
Вой — сигнал воздушной тревоги — все нарастает, и люди, чтобы слышать друг друга, уже кричат: «Это не сон, мы летим!» Орудийный раскат сотрясает веревки, братья Павел и Петр прячутся в бочку. Продолжается орудийная канонада и вой сирены. От бочки отскакивает обруч.
А в р а м ч о. Нас обстреливают! Это зенитная батарея!
П е т р и П а в е л. Пропал наш обруч!
У ч и т е л ь К и р о. Всем держаться покрепче! Привяжитесь как следует!
А в р а м Ч е л н о к. Вот нас наконец и заметили!
И г о. Сват не заметил, зато зенитная батарея заметила!
М а т к и н а Д у ш к а. Очки! Очки слетели! Не видели, куда они упали? Я без них ничего не вижу! Я без очков как слепой! Потемнело, что ли? Почему вокруг так темно?
Становится темно, плывет сине-серый туман, или люди плывут сквозь него. Поблескивают только веревки, сетка и маленький кусочек аэростата.
И л и й к о. Мы вошли в тучу!
А в р а м ч о. В нашем положении это самое лучшее прикрытие! В воздушном бою туча — неприступная крепость!
П е т у ш о к. Никогда в жизни не бывал в туче.
Канонада стихает, стихает и вой сирены.
Гляди-ка, до чего интересно внутри тучи оказаться! Видать, она больше нашего пузыря!
И г о. И я думаю, что больше!
И л и й к о. Снизу туча вроде бы плоская, а как влезешь в нее, понимаешь, что вовсе и не плоская!
М а т е й П у с т я к. Слава тебе, господи, наконец-то утихла, небось батареи испугалась! Ну, прыгай теперь, стерва, посмотрю я на тебя! Затаилась, да? Затаилась? А мы тут, в туче, затаимся!
Молния, гром.
А в р а м У к р о т и т е л ь. Рассердилась туча! Ничего, Пацан, не робей!
А в р а м Ч е л н о к. Этот гром произошел от столкновения.
У ч и т е л ь К и р о. Никакого столкновения нет. Просто аэростат вошел в тучу, чтобы спрятать нас от батареи. Вот, впереди уже просвет. Сейчас снова выйдем в чистое небо!
П е т у ш о к. Солнце! Солнышко!
И л и й к о. Глядите, чего внизу творится! Вон как на нас пялятся!
Все наклоняются и смотрят вниз, приставив руки козырьком к глазам. Братья тоже показываются из бочки, чтобы поглядеть вниз. Снизу звучит периница.
У ч и т е л ь К и р о. Это румыны! Периницу играют! Значит, и с румынской земли нас увидели!
А в р а м ч о. А вон еще одна группа! И эти пялятся!
Раздается ружейный выстрел, слышны угрозы и крепкий мат.
А в р а м Ч е л н о к. А-а-а, это сербы, сербы! Глядите, у всех за поясом пистоли торчат!
И г о. Братья-а-а! Лучше не матюгайтесь, не то я герлыгой своей отсюда как махну, вы у меня вверх тормашками полетите!
Со стороны сербов доносится ругань.
У ч и т е л ь К и р о. Ребята, не надо с соседями в пререкания вступать. Коли ты выше Балкан поднялся, не могут соседи тебя не заметить и тебе не позавидовать.
А в р а м У к р о т и т е л ь. Греки, греки!
Слышна грустная греческая песня, ей вторят струнные инструменты.
М а т к и н а Д у ш к а. Что-то я братьев-греков не вижу, зато слышу, что им грустно!
П е т у ш о к. Только турки нас еще не углядели!
И л и й к о. Углядели, углядели!
Звучат зурны, слышно пение муэдзина и возгласы: «Вай, аллах!»
И г о. Не может турок без аллаха! Каждый из соседей со своим добром к тебе навстречу выходит. А мы чем ответим?
А в р а м ч о. Давайте в их честь крикнем «ура!».
У ч и т е л ь К и р о. Ура, ура, ребятки!
Все трижды кричат «ура!», машут руками или шапками.
А в р а м Ч е л н о к. Равноапостолы, вам бы тоже не грех свои ряшки показать, не слышите разве, что мы «ура» кричим и что все Балканы повысыпали на нас смотреть?
Петр и Павел высовываются из бочки и тихо трижды произносят «ура». Делают они это только потому, что другие уже крикнули «ура!».
У ч и т е л ь К и р о. А ну подтянитесь, ребятки! Надо нам летящие позы принять, чтоб Балканы нас летящими запомнили!
Учитель Киро первым подает пример: принимает среди веревок «летящую» позу, за ним «летящие» позы принимают остальные, каждый в соответствии со своим характером: у некоторых это получается хорошо, у других наивно или даже смешно, братья в бочке боязливо и неловко помахивают каждый одной рукой. Илийко так размахивает руками, что над ним колышется и змей. Группа в конце концов составляет одно целое, которое машет руками, как бы устремляясь за пестрым змеем. Затем летящая композиция словно наталкивается на что-то, люди на веревках принимают более удобные позы.
М а т к и н а Д у ш к а. Мы на что-то наткнулись?
П е т у ш о к. Вроде застряли!
А в р а м У к р о т и т е л ь. Зависли!
У ч и т е л ь К и р о. Попали в воздушную яму.
А в р а м Ч е л н о к. Сейчас полдень, как бы нам в этой яме полдничать не пришлось.
И л и й к о. Ветер стих. Вон змей тоже вниз свесился.
А в р а м ч о. Пустельга тоже так на одном месте застывает. Выберет себе в воздухе место, застынет и чуть-чуть крыльями подрагивает.
М а т е й П у с т я к. И стрекоза умеет на одном месте держаться, а сокол и аист крылья расправят и кружат.
П е т р. Неужто уже полдень?
П а в е л. Пока то да се, полдень и наступил.
П е т р. Пора коз доить.
П а в е л. Как же мы их доить будем?
П е т р. Не знаю, но, если мы их не подоим, у них молоко перегорит. В это время все скотину доят!
П а в е л. Из-за этого полета у наших коз молоко перегорит!
П е т р. Дорого нам полет станет! Вон и обруч с бочки упал!
П е т у ш о к. Я так решил, что совсем неплохо человеку полетать. Полетать немножко — и обратно на землю.
И г о. Больно высоко нас занесло. И, как поглядишь, дальше-то некуда!
А в р а м Ч е л н о к. Слыхал ведь: мы то ли в яму, то ли в рытвину попали.
А в р а м У к р о т и т е л ь. Если яма глубокая, это все равно как если б мы в колодец свалились.
М а т к и н а Д у ш к а. Ничего не вижу. Пытаюсь нащупать, что вокруг, но ничего не нащупываю.
У ч и т е л ь К и р о. Из этой воздушной ямы нечего и пытаться вылезти. Посидим, подождем, а там вечерний ветер задует. Он нас развернет и понесет обратно к Аврамовым Хуторам.
А в р а м ч о. Значит, к вечеру дома будем. Тогда можно спокойно здесь жару пересидеть. Вон какая тень славная!
И г о. А хорошо, что мы полетели! Я вот думаю, что, пока не полетишь, ничего и не увидишь!
П е т у ш о к. А как же! Вокруг нас само небо! Небесней ничего и быть не может!
И г о. И я так думаю. На что мы внизу смотрим? На коз смотрим… Что мы в этом мире видали?.. Ни фига мы не видали! И мы ничего не видали, и нас никто не видал. А вот теперь я понимаю, что отсюда и ты все видишь, и тебя все могут увидеть!
А в р а м Ч е л н о к. Все Балканы нас видели и нас заметили, только сват мой не видел и не заметил. Он одни только тыквы свои замечает.
М а т е й П у с т я к. Балканы нас заметили, потому как мы высоко забрались. Как заберешься повыше, тебя тут же каждый и заметит. А коли ты низко, никто тебя не замечает. Так и живешь незамеченный и совсем уж незаметно на тот свет уходишь!
И л и й к о. Отчего бог не сделал так, чтоб мы летали, как птицы!
А в р а м ч о. Человек только во сне летает.
А в р а м У к р о т и т е л ь. Бог не разрешает человеку в небо подняться и посмотреть сверху на земную жизнь. Кто на землю сверху взглянет, тот поймет, сколь жалка и мизерна земная жизнь, какое копошение и суета суть жизнь на земле, и возгордится тогда человек. Вот бог и не допускает, чтоб мы возгордились, а устроил так, чтоб мы копошились и суетились на божьей земле.
И г о. Я, дядя Аврам, не возгордился, но вот смотрю я сверху и вижу, какое все на земле махонькое.
У ч и т е л ь К и р о. Весь мир кажется сверху маленьким и счастливым!
М а т к и н а Д у ш к а. Я не вижу, как он там выглядит, но, как вздохну поглубже, тут же понимаю, как высоко мы поднялись, потому что лесные запахи до меня едва доходят. А мы не над За́тенью ли висим? Только в Затени столько запахов сразу чувствуешь: и медовка пахнет, и маткина душка, и тысячелистник, и зверобой, и ландыш, да еще под каждым кустиком фиалка притаилась, ее не увидишь, только запах доносится. Я думаю, что там и травка-живи́ка тайно растет!
У ч и т е л ь К и р о. Что за травка-живика?