Избранное
Слово о Йожефе Ленделе
Это имя пока мало что говорит советским читателям. А между тем Йожеф Лендел прожил на нашей земле ровно четверть века и первое крупное его прозаическое произведение (начинал он как поэт) — «Вышеградская улица» — впервые увидело свет в 1932 году, и не на родине, а в СССР, и не на венгерском, а на русском языке. Автор предисловия — Бела Кун, выдающийся деятель венгерского и международного коммунистического движения. Книга написана по не остывшим еще следам событий — она посвящена венгерской пролетарской революции 1919 года, непосредственным участником которой был Йожеф Лендел, один из создателей Венгерской Коммунистической партии. На родном языке и у себя на родине она появится лишь в 1957 году, то есть двадцать пять лет спустя, уже в народной Венгрии. В том же году единомышленник, товарищ и соратник Лендела по перу, писатель Бела Иллеш, участвовавший в освобождении страны от фашизма в рядах Советской Армии и, стало быть, непосредственно причастный к возрождению книги в ее первозданном виде, поскольку писалась она все-таки на венгерском, так скажет о ней:
«Существует немного книг, которые так верно передавали бы революционные традиции, как книга Йожефа Лендела, до такой степени убедительно показывали бы величие героев пролетарской революции, непревзойденный героизм революционного рабочего класса Венгрии. Откровенное признание совершенных революционерами ошибок во многом повышает убедительность книги. Йожеф Лендел пишет выразительным языком, стиль его строг и четок, создаваемые им картины красочны и незабываемы. Он одновременно историк и критик, романист и лирик. Й. Лендел несправедлив лишь по отношению к одному человеку — к самому себе. Он не только принижает свою роль в революции, но и — что еще более несправедливо — умалчивает о моральной чистоте своего примера и той большой воспитательной роли, которую он мужественно и честно выполнял. В самые тяжелые дни и месяцы венгерской истории ученики Й. Лендела доказали, что прошли отличную школу. И сейчас еще немало людей, которым Йожеф Лендел проложил путь в коммунистическую партию, в лагерь борцов за свободу…»
Лендел на четыре года старше двадцатого века. В 1986 году ему исполнилось бы девяносто, Он ушел от нас совсем недавно — в 1975 году. Значит, прожито без малого восемьдесят. Если арифметически — немало. В человеческой жизни иной отсчет времени. Тем более когда она слита с эпохой безраздельно, до последней капли крови, до последнего дыхания. Сам Лендел выразится просто, точно и сжато: «Ключ к пониманию моих романов один — эпоха». Добавим от себя: к пониманию всего его творчества.
Напомним: двадцать пять лет у нас, а вообще в политической эмиграции с 1919 года (Австрия, Германия — это до апреля 1930 года). В общей сложности — тридцать шесть лет.
Мне посчастливилось знать его лично. Нас познакомила талантливая фотожурналистка Эдит Молнар. Он очень тепло к ней относился, доверял ей. В 1981 году она выпустила книгу-альбом «Писатель, быль, фотография». Листаю ее с чувством, будто в ней пусть и скромные, но кусочки моей собственной жизни — в ней лица родных людей, которых, увы, уж нет, но которые все так же дороги мне. Листаю и думаю: хорошо бы и у нас издавать такие вот авторские «фотобыли» — чтобы можно было вглядеться в лица, глаза… В книге есть глава о Йожефе Ленделе. В ней — кроме фотографий — короткие, как магниевые вспышки, зарисовки деталей, подробностей, из которых складываются облик человека, атмосфера дома, в котором он живет. Теперь уже — жил.
…Лендел вернулся на родину в 1955 году. Он дважды менял квартиру и вовсе не из праздной охоты к перемене мест, просто искал «свое» место, прежде чем поселился наконец — и уже до конца жизни — в Буде, на Крепостной горе, в доме на бастионной аллее Арпада Тота[1], окнами на вечерние закаты. Стоишь на аллее, и такое ощущение, будто ты на палубе парусного фрегата. Если перейти на другой «борт», откуда кроме ленты Дуная видны восходы солнца, то там еще более неоглядные, прямо «океанские» дали:
И вдруг с восточной части небосклона
На крыши брызнул золотистый жар,
И раздробилось солнце в стеклах сонных…
Но вот колокола сказали слово…
Никто не видел в суете привычной,
Что луч к натруженной руке девичьей
Губами золотистыми припал…[2]
Это Арпад Тот, чье имя носит бастионная аллея.
А теперь — взгляд вниз, чуть правее — там через Дунай, который отсюда на фоне «океана» кажется нешироким каналом для проводки крупных судов к причалам, переброшен — да-да, это он, Цепной мост. Это «его», Лендела, мост — самый любимый им из всех дунайских мостов, О котором он напишет однажды.
Арпад Тот (может, и не про Цепной мост, про другой, но это не важно):
Чувствуешь: мост невесом.
Над берегами, горящими жарко,
Он — как парящая птица — повис:
Солнца напьется и с места рванется
В непостижимую высь…[3]
Запомним же Цепной мост и вновь перейдем на правый борт «корабля». Из рассветной юности — в пору предзакатную.
И тот же Арпад Тот:
Заря блеснет тому, кто нам придет вослед…[4]
Это сказано в первой четверти двадцатого века. Взгляд в грядущее. Вера в него. Это произнесено поэтом старше Йожефа Лендела ровно на десять лет, но ровесника по революции — они ее вместе делали.
Так вот почему Йожеф Лендел оказался на бастионной аллее Арпада Тота! Хотя, быть может, и невольно, повинуясь внутреннему наитию.
Впечатление от нашей первой встречи с Ленделом — точно жадно-торопливый оттиск в памяти (как у него в «Лесных картинах»), но самый верный и уже навсегда:
Глаза — прежде всего. Редчайшей голубизны — такую я видел только у солнечного мартовского неба в далеком сибирском селе Ербогачен.
В глазах все:
Внимание.
Достоинство.
Ранимость.
Юмор.
Доверчивость.
Непреклонность.
Тревога.
Мудрость.
И еще — крепкое мужское рукопожатие, — так мне жали руку лесорубы в уссурийской тайге. Юношеская легкость тела, хотя ему семьдесят лет. И бесконечные, нескончаемые расспросы, точнее вопросы — ясные, четкие, как вся его проза. «Как там у вас?» или «…у нас?» — из-за этого вечная путаница, и тогда на его в общем-то грустном, в морщинах, лице — улыбка. Улыбка Лендела. Она редкая, необыкновенная. Ее не просто поймать в фотообъектив.
Лендел — из того поколения, которое выковано прекрасным и яростно-суровым временем. Поколения венгерских (и, значит, наших тоже) рыцарей революции. На моей книжной полке — живые свидетели встреч с теми из них, с кем свела меня судьба. Вот Ирена Кун, друг, соратник Бела Куна, ее книга — воспоминания о муже — названа просто «Бела Кун». Вот Йожеф Лендел, сборник его публицистики «Зеркала». Вот Дежё Яс: по-военному чеканный, как в плане предстоящей операции или в донесении с поля боя, язык бойца Красной Армии Венгерской республики девятнадцатого года, потом легендарного («коренного, вылитого», как многие были уверены) «испанца», видевшего и слышавшего Гарсиа Лорку. Книги его: «От Будапешта — до Будапешта» и «От Советской Венгрии до Пиренеев». На суперобложке два снимка: на верхнем — группа испанцев, слева Родион Яковлевич Малиновский в берете, в плаще поверх куртки, в белой рубашке при галстуке, а рядом Дежё Яс. Лицо рабочего. У Малиновского тоже рабочее, а может крестьянское лицо, мудрые с лукавинкой глаза; оба они без очков; на нижнем снимке — уже оба в очках; один в маршальской форме, с двумя звездами Героя, депутатским значком, весь седой, рядом — боевой товарищ по Испании — Дежё Яс (на удивление — ни единой сединки в аккуратно зачесанных волосах; помню, он отшучивался: «Ни грамма спиртного с 1919 года»). И еще томики стихов Антала Гидаша.
Как разметала их судьба — кого куда, и вот — надо же! — сошлись-таки, встали рядом, все вместе. Так, как было в жизни, ибо делали общее дело, хотя и в разных краях. До чего же с этими людьми было просто, легко, раскованно! И книги их написаны именно так. Иначе они не умели — как не умели иначе жить! Для них жизнь — это действие, обязательно действие! А иначе не стоит.
Книги — бесценные сокровища, спутники на всю оставшуюся жизнь. А тех, кто их создал, уж нет никого. Но они — в сердце, и не только в моем — многих и многих тысяч, десятков, сотен тысяч людей всего мира. Они зовут к борьбе. Борьба продолжается.
Дорогой читатель! В книге, которую вы открываете, — лишь толика созданного Йожефом Ленделом. Несколько рассказов и роман-эссе. (Помните про мост? Так вот это роман о тех, кто его задумал и воплотил в металле и камне — материализовал идею.)
Все эти произведения и многие другие практически созданы в последние двадцать лет жизни писателя, самые плодотворные.
А до того было не просто. Всякое было. И радость. И порыв вдохновения. И счастье борьбы. И горькая несправедливость, перенесенная стоически, мужественно, с верой в конечное торжество правды, истины. Не каждый, далеко не каждый смог бы пройти по трудным дорогам судьбы так, как прошел Лендел — с высоко поднятой головой и с неозлобившимся, полным добра к людям сердцем, У него была ясная цель — всегда и везде, используя любую возможность, бороться за идеалы революции, которые вошли в кровь и плоть его. Он до последнего мига своей жизни оставался коммунистом.
Его оружием было слово. Оно осталось. Оно живет. Оно зовет вперед.
В книге — о том, что пережито, передумано, выстрадано, высвечено мыслью и согрето душой. Об обретениях и утратах. О добре и зле. И о том, как добро одолевает зло, хотя это очень не просто.