Однако Андраш обратился к полковнику Либедински:
— Господин Либедински, будьте добры!
— Слушаю вас.
— Какой номер высоты при Порт-Артуре, о которой вы говорили раньше?
— Двести три.
— Спасибо. — Засмеявшись, Андраш тихо прибавил: — Мы потерпели фиаско. И раньше он называл ту же цифру. Значит, старик кое в чем разбирается.
— Подумаешь! Об этом без конца пишут во всех газетах.
— Скажи, пожалуйста, а с этим, как его, с Пакуларом, успели вы что-нибудь сделать? — спросил Петер.
— А что мы могли сделать?
— Преуспеть в занятиях. Выучили вы что-нибудь?
— Экзамены я выдержу, — отмахнулся от него Андраш.
— А вы готовились?
— Даже не начинали.
— А если бы и начали… — захохотал Петер. — Этот… этот Пакулар смыслит хоть что-нибудь в науках?
— Наверно.
— По-моему, он остолоп, не сердись только.
— Ну, нет. Пакулар не остолоп, а вполне сносный парень.
— Пакулар недотепа, — поддержала Петера Ольга.
— Может быть, и недотепа. Неуклюж слегка. Чего ждать от такого голодранца?
— Теперь будешь сам заниматься?
Андраш отрицательно покачал головой.
— У меня есть уже другой наставник.
— Браво! Тоже Пакулар? Или на этот раз Пеликан?
— Надьреви.
— Пусть лучше и он будет Пакуларом. Мне нравится эта фамилия.
Расставшись с Крофи, Надьреви еще погулял по парку, потом пошел в свою комнату, чтобы его могли легко найти, когда графское семейство вернется домой. Он ждал, скучая; читать ему было нечего: ведь, кроме двух учебников по юриспруденции, необходимых для занятий с Андрашем, никаких книг он не привез. Учитель то садился к столу, то, полный нетерпения, ходил из угла в угол. Первое впечатление подчас говорит о многом; что за люди граф и графиня Берлогвари, сумеет ли он представиться им, поддержать разговор? Время шло: подойдя к входной двери, он выглянул во двор, — ни души. Потом, увидев Ференца, спросил у него:
— Господа еще не приехали?
— Их сиятельства еще не приехали, — деревянным голосом ответил Ференц, словно поправляя учителя.
«Да, хорошо вышколили этого идиота», — подумал Надьреви и рассердился. До чего трудно прицеплять к словам нелепые титулы! Может быть, Пакулар владел этим искусством? И что он советовал? Как ни странно, некоторым людям не претит подобное самоуничижение. Сирт, истинный джентльмен, наверно, прекрасно манипулировал бы титулами. Поставил бы, очевидно, на место лакея. Этот Ференц — настоящее чудовище. Его выхолостили, изуродовали, он уже не человек, а машина, лакей. На фабрике человеческих чудовищ производят таких… «Ах, я слабонервный дурак, — ругал себя Надьреви. — Другой на моем месте преспокойно гулял бы по парку. Когда приедут Берлогвари, тогда и приедут. Никуда не денутся. Разыскали бы меня. Зачем часами томиться в доме, ожидая их?»
На самом деле он ждал не больше получаса. Сев на диван, учитель погрузился в размышления. Вы тут, возможно, слегка поскучаете, сказал ему молодой граф. По себе небось знает, как скучно в Берлогваре. Достатка, комфорта, тишины, покоя здесь хоть отбавляй, но постепенно дуреешь от всего этого, даже читать не захочется, если и книги есть под рукой. Надьреви задремал. Чуть не заснул крепко.
Графское семейство лишь к вечеру вернулось из З… Еще по дороге домой граф Берлогвари спросил сына:
— Этого молодого человека я увижу за ужином, не так ли?
— Да.
— Что он из себя представляет? Не похож на пугало?
Интересуясь новым учителем, граф Берлогвари не случайно упомянул о пугале. В поле у дороги стояло пугало, — крест из двух тонких жердочек, и на нем дырявая соломенная шляпа и разорванное в клочья черное пальто.
— Вид у него вполне сносный, — ответил Андраш.
Потом граф Берлогвари заговорил о другом:
— Хочу прикупить этот участок. Чтобы Топуста не заканчивалась здесь узким клипом.
Андраш молчал. Возразить отцу даже не приходило ему в голову, а в одобрении тот не нуждался.
И с этим вопросом они покончили. Солнце уже клонилось к западу, карета неслась навстречу закату; красный солнечный диск, синева неба, причудливые перистые облака, — все это не могло послужить темой для разговора. Уж скорей букашки, кружащие в воздухе. Об одном похожем на гусеницу волосатом чудовище, которое задело графа Берлогвари по лицу, он сказал:
— Черт побери этих гадин.
Сгоняя с носа и уха малюсеньких мошек, графиня Берлогвари обронила с улыбкой:
— Ну и любит же поговорить этот Либедински.
В усадьбе ужинали в восемь часов. В половине восьмого в комнату учителя заглянул Андраш. Надьреви вскочил с дивана.
— Добрый вечер. Вы спали?
— Вздремнул немного.
— Скоро будем ужинать. Я отведу вас в дом.
И Андраш подождал немного, хотя и не рассчитывал, что Надьреви будет переодеваться. Пакулар тоже не делал этого, но кто знает…
— Значит, вы не скучали.
Он окинул комнату внимательным взглядом, интересуясь, что привез с собой этот бедный студент. Обследование было столь деликатным, что ускользнуло от внимания учителя.
— Каждую пятницу ездим мы в З. на обед. Через неделю возьмем и вас с собой.
Надьреви чувствовал, что молчать неприлично, но ничего умней не пришло ему в голову:
— Далеко этот З.?
— Нет. В десяти километрах.
Чтобы хоть как-то подготовиться к ужину, учитель вымыл под умывальником руки.
— Что ж, мы можем идти, — сказал Андраш.
Он пошел вперед, Надьреви за ним.
Солнце село, в доме уже горели лампы. В полдень учитель не успел рассмотреть прихожей. Там висело множество охотничьих рогов, оружия и картин, изображающих лошадей и псовую охоту. Они свернули направо в коридор, где вдоль стен стояли вешалки, а над ними тоже висели рога и мечи, щиты и старинные ружья. У одной из дверей Андраш остановился и, постучав, сразу открыл ее. Они вошли в курительную. Там уже сидела с рукоделием графиня Берлогвари.
— Господин Надьреви, — церемонно представил его Андраш.
— Целую ручки[21], — едва слышно пробормотал учитель и поклонился.
— Добро пожаловать. — Графиня протянула ему руку и указала на удобное кресло. — Садитесь.
Надьреви сел напротив графини, которая вязала галстук из бордового шелка. Отложив в сторону рукоделье, она сняла очки. Внимательно оглядела учителя; он — ее. Седеющая полная женщина, лет сорока, со следами былой красоты, как говорят обычно.
— Сожалею, что сегодня мы не смогли взять вас с собой в З.; вы, наверно, скучали, — проговорила она тихим, нежным голосом.
— Я не скучал, а гулял по парку.
— О, это не слишком занимательно. У нас парк небольшой.
— Я видел там много красивых деревьев.
— Вы еще не проголодались? Мы не пьем до ужина чай. Но если желаете, вам будут подавать.
— Благодарю вас, не надо.
Во время этого разговора Андраш стоял, в задумчивости глядя на ковер. Вошел граф Берлогвари.
— Добрый вечер. — И он протянул учителю руку.
Встав с места, тот поклонился.
Граф Берлогвари сел и, указывая на кресло, бросил:
— Прошу вас.
Некоторое время он молчал, словно размышляя, что сказать этому юноше или о чем спросить его. Потом, встав, открыл шкаф и выложил на круглый столик коробку сигарет.
— Вы курите?
— Спасибо, не курю.
— Молодец! И вы уже приобрели пятиэтажный дом в Пеште?
— Пока еще нет.
Граф закурил. Андраш тоже взял себе из коробки сигарету. Когда они стояли рядом, видно было, что отец немного выше, тоньше и стройней сына. Андраш плечистый, широкогрудый. И лицом не похож на отца. У графа Берлогвари кирпично-красные щеки, орлиный нос и усы на венгерский манер. Глаза чуть навыкате; две складки тянутся от кончика носа к уголкам рта. Надьреви смотрел на его лицо, и оно казалось ему строгим, суровым. И жестоким. Впрочем, возможно, это было обманчивое впечатление, сложившееся под влиянием рассказанной коммивояжером истории о смерти графского сына. Страшный случай вполне вязался с наружностью старого графа, но тот выказал только что такую очаровательную обходительность и любезность, что учитель усомнился в достоверности этой истории.
Граф Берлогвари сидел, Андраш продолжал стоять, графиня, надев очки, опять принялась за вязание. Подойдя к окну, Андраш устремил взгляд в парк, погруженный уже в темноту. Курительную освещала керосиновая лампа с большим круглым абажуром.
— Беритесь как можно скорей за дело, а то, по-моему, у вас мало времени. — Надьреви молчал, и граф Берлогвари спросил сына: — Когда будет экзамен?
— В начале октября, — ответил тот.
— Когда именно?
— Пока неизвестно.
— Значит, меньше чем через два месяца. — Граф Берлогвари снова обратился к учителю: — Полагаю, вам следует заниматься по два часа в день.
— И я так считаю, — сказал Надьреви.
— Не потому, что ежедневных двухчасовых уроков достаточно, чтобы сделать из молодого графа юриста, а потому, что его нелегко вообще засадить за книги.
Андраш стоял спиной к отцу и Надьреви; не оборачивался, делая вид, будто разглядывает что-то в вечерних сумерках.
— Работа предстоит трудная, — продолжал граф Берлогвари, — об этом, очевидно, уже предупредил вас Пакулар.
— Да, — вырвалось у Надьреви.
— Прилежания у Андраша не хватает. Я, правда, уже говорил ему, что…
— Мне он обещал начать не откладывая заниматься, — перебила его графиня и поглядела на сына.
Ей хотелось услышать подтверждение великодушного обещания, но Андраш упорно смотрел в окно и словно не собирался отрывать от него взгляда, а тем более принимать участие в касающемся его разговоре.
Последовало короткое молчание. Надьреви не сводил глаз с ярко-желтого пламени керосиновой лампы и думал о том, что при ее свете читать куда приятней, чем в кафе при резком электрическом свете.
— Тамаш говорит, что не рассчитывает выиграть судебный процесс, — обратился к жене граф Берлогвари.
— Раньше он думал иначе. Очень надеялся.