— Этого он не говорил, — решительно заявила графиня.
— Он болван, — спокойно, бесстрастно сказал граф Берлогвари.
— Идиот, — добавил граф Правонски. — Глупый как пг’обка. Это стало ясно, когда он г’ешился вступить со мной в спог’.
Граф Берлогвари послал за сыном. До прихода Андраша разглагольствовал один граф Правонски. Он продолжал искать безукоризненный способ мести. Если ничего другого нельзя сделать, он нанесет оскорбление этому субъекту.
— Я вам запрещаю, — проговорила строго графиня.
В комнату вошел Андраш. Бледный и хмурый. Он сгорал от стыда. Отец благожелательно расспрашивал его. Андраш отвечал кратко. Потом попытался с мрачным юмором рассказать о случившемся:
— На самом деле я хотел втолкнуть его в холодную каморку, чтобы он слегка прохладился. Мне не удалось, а он втолкнул меня туда. Вот и все.
Он словно бы хотел немного защитить учителя.
— Quod licet Jovi, non licet bovi[45], — сказал граф Берлогвари. — Этому дураку не следовало забываться.
— Да, дуг’ак, квуглый дуг’ак, — подхватил граф Правонски.
— Я сержусь, мой сын, не на него, а на тебя, — продолжал граф Берлогвари. — Ведь с людьми подобного сорта нельзя вступать в такие фамильярные отношения. Тебе не следовало пытаться вталкивать его в эту, как ее там… Тебе не следовало бороться с ним по-приятельски. Тогда ничего бы не случилось. Ты совершил большую ошибку. Но я не хочу осыпать тебя бесконечными упреками… Надьреви осел и не в состоянии судить, что ему можно и чего нельзя, в этом его беда. Сейчас я его выставлю, пусть уезжает отсюда. Иначе поступить с ним мы не можем.
— Какой абсуг’д, что этого г’епетитог’а нельзя посадить на кол, — возмущенно ударил себя по лбу граф Правонски. — Хотя и кол для такого случая нашелся бы, и есть, кого наказать. Если бы тг’ое лакеев дег’жали его, я бы пг’оделал эту опег’ацию.
— До сих пор не понимаю, как это могло произойти. Ты ведь такой силач. Неужели ты допустил какую-нибудь оплошность? Никак не укладывается у меня в голове.
Андраш принялся объяснять. У него чуть не вырвалось, что Надьреви подставил ему подножку. Он страшно стыдился своего поражения. Но, воздержавшись от лжи, сказал лишь, что сам споткнулся.
— Как тебя угораздило споткнуться на ровном месте? — усомнился граф Берлогвари.
— Учитель подставил тебе подножку, — предположил граф Правонски.
— Нет, этого он не делал, — честно признался Андраш.
— Хорошо, вы мне больше не нужны, я все улажу.
Молодые люди ушли.
Граф и графиня Берлогвари остались одни и некоторое время в растерянности молчали. Первой заговорила графиня:
— Не понимаю я этого беднягу Надьреви. Что с ним случилось, почему потерял он голову?
— Теперь уж не думай об этом.
— Поговори с ним вежливо.
— С ним вообще нечего разговаривать. Я немедленно вызову его и скажу, что Андраш прекращает занятия, так как уезжает надолго. Поблагодарю за труды и заплачу ему за полгода. Небольшой аванс он получил, я не стану его вычитать. — Чуть погодя он прибавил: — Он все равно не занимался с Андрашем.
— Конечно, не успел еще приняться. Но это не его вина. Андраш тяжел на подъем.
— Как видно, из его занятий юриспруденцией ничего не получится. А жаль.
— Что ж, если он не хочет, нельзя его принуждать. Бедный, последние дни он такой расстроенный. И его головные боли тревожат меня.
— Если бы он чем-нибудь занялся, не бил баклуши, у него не болела бы голова.
— Это еще неизвестно.
— А на учителя у меня были свои виды. Если бы он не сделал этой глупости, то мог бы здесь остаться. Впрочем, он производит впечатление разумного и порядочного человека.
— Жаль. Я понимаю, что нам надо расстаться с ним.
— Разумеется. Останься он здесь, все смеялись бы над нами. К тому же не знаю, какие отношения сложились бы у него теперь с Андрашем. Пусть сейчас же отправляется с богом.
— И держать себя он умеет.
— Да. В основном. Иногда он сидел развалившись в кресле, скорее, возлежал. Я уже подумывал, как сделать ему замечание, да не решался. Подобные люди обидчивы до крайности.
— Мне не понравилось только, что вчера вечером они с Андрашем ходили в трактир.
— В трактир?
— Да. Вернулись поздно ночью.
— Из трактира?
— Да. Приехали какие-то актеры, давали там представление. И Правонски был с ними. Они сидели вместе с этими… актерами, с какими-то дурными женщинами. А это… это очень мне не понравилось.
— От кого ты узнала?
— От Ференца.
— Дичь какая! Ах, Андраш! Никогда не выйдет он из пеленок.
— Но, пожалуйста, не брани его.
— Не буду бранить. Не хочу на него сердиться. Но сидеть и пить в компании провинциальных актеришек, на глазах у людей — это уж ни в какие ворота не лезет…
— Не такой большой грех. Меня тоже это удручает, но он так молод, что с него все станется. Наверняка идею подал Правонски. Меня только удивляет, что с ними оказался Надьреви.
— Они его пригласили.
— Однако учителю следовало отговорить Андраша от такой авантюры.
— Отговорить взрослого человека! Андрашу пора иметь свою голову.
Тем временем Андраш и граф Правонски продолжали спор в коридоре, направляясь к лестнице и потом медленно спускаясь по ней.
— Извини, не понимаю я этого великодушия. Пг’осто не узнаю вас. Твой отец в дг’угих случаях намного г’ешительней…
— Все это пустяки, — пробормотал Андраш, которому сейчас хотелось лягнуть графа Правонски, чтобы тот наконец замолчал.
Когда они спустились в прихожую, в дверях показался камердинер графа Берлогвари.
— Пришли два батрака из Топусты, — сказал он, — хотят доложить его сиятельству, что умер приказчик Крофи.
— Кг’офи? — с удивлением повторил граф Правонски.
— Умер? — спросил Андраш, не сразу отозвавшийся на эту новость.
— Да. Говорят, убили его. Утром нашли Крофи мертвым в его квартире.
— Неужели? — воскликнул Андраш.
— Хог’ошенькая истог’ия, — покачал головой граф Правонски.
— Ступайте же скорей к его сиятельству, он в комнате ее сиятельства.
Андраш и граф Правонски вышли во двор; там стояли два батрака, один постарше, другой помоложе.
— Когда обнаружили, что умер приказчик?
— Утром, ваше сиятельство.
И они рассказали, что пришли в усадьбу пешком, так как у приказчиковой брички сломано колесо, а другой коляски нет. Сначала зашли они в жандармерию, там в деревне, потому как в Топусте решили, что так надобно, а жандармерия была им по пути. Вот почему только теперь добрались они до усадьбы. Хотя вышли из дому в девять утра. На вопрос Андраша, кто преступник, они ответили, что знать не знают и подозревать кого-нибудь трудно. Приказчик вечером, когда уже стемнело, сидел за столом, писал свои бумаги, и кто-то выстрелил в открытое окно. Пуля попала Крофи в голову.
К крестьянам вышел граф Берлогвари:
— Значит, вы ходили уже в жандармерию.
— И жандармы, смеем доложить, пошли в Топусту.
— Ну что ж, Андраш, поедем туда, — после короткого раздумья сказал граф Берлогвари.
Графу Правонски пришлось остаться в усадьбе; протянув ему руку, граф Берлогвари попрощался с ним:
— До свидания. Увидимся за обедом… Закладывайте экипаж. Тьфу ты, еще этот учитель… Ну, когда я вернусь…
Надьреви лежал на диване в своей комнате. Он решил уехать в тот же день вечером. Пока что ждал, откажут ему от места или придется самому объявить о своих намерениях. Он не имел ни малейшего представления, чем кончится дело. Получит ли он жалованье? К счастью, на дорожные расходы денег ему хватит. Где он будет обедать? Ведь не пойдет же он в столовую. Что же ему сказать графу Берлогвари? Что вообще делать? Вот был бы Ференц толковым парнем. Надьреви не хотел выходить из своей комнаты.
Вскоре он узнал, как решилась его судьба, — Ференц доложил ему, что обед подаст сегодня в комнату. Конечно, в форме вопроса:
— Здесь, у себя в комнате, угодно сегодня отобедать вам, господин Надьреви?
Потом прибавил, что их сиятельство в пять часов желают побеседовать с господином учителем и приглашают его к себе в кабинет.
Надьреви пообедал, потом, не раздеваясь, лег на диван; после ночного кутежа его клонило ко сну. До половины пятого он крепко спал, затем проснулся, словно его разбудил будильник. Около пяти за ним пришел Ференц.
Граф Берлогвари не стал долго с ним объясняться. Как сказал он раньше жене, сослался на то, что Андраш уезжает и занятия прекращаются. Поблагодарил учителя за труды. Вручил ему жалованье в конверте. Сидевший до сих пор граф Берлогвари встал. Надьреви, поклонившись, поблагодарил его.
— До свидания, — проговорил граф Берлогвари, не подав ему руки.
Вернувшись в свою комнату, учитель постоял в раздумье. Походил из угла в угол. Потом собрал и запаковал свои вещи. Подаренные ботинки и пять галстуков положил в шкаф и дверцы его не закрыл. Оставался еще револьвер. Он не знал, что с ним делать. Говорить про него Ференцу не хотелось. Надьреви не терпелось порадоваться, что закончилась берлогварская авантюра. Но радоваться он не мог, его одолевала тоска. Он не выходил из своей комнаты. Время шло медленно, а поезд только вечером, четверть десятого, приходил в Берлогвар. Он чуть было не решил пешком, с чемоданом в руках пойти на станцию. Потом все-таки раздумал и продолжал ждать. А вдруг к нему заглянет Андраш. Хотя бы проститься с ним.
И Андраш пришел. Мрачный и крайне высокомерный.
— Если хотите, можете остаться еще на несколько дней, — вежливо предложил он. — Однако я завтра уезжаю.
— Благодарю вас, я уеду сегодня вечером. Передайте, пожалуйста, ее сиятельству заверения в моем почтении.
Андраш лишь кивнул головой. Последовало короткое молчание; молодой граф вдруг встал и с милой, чуть натянутой улыбкой протянул учителю руку:
— Желаю вам всего хорошего.
Вынув из кармана револьвер, Надьреви положил его на стол. Андраш покраснел.