Они страшились расплаты - плевать им было на все: спастись бы, вырваться из петли, выжить...
Юлиуса Штрейхера повели на виселицу в кальсонах: у него не хватило самообладания, чтобы надеть штаны. Геринг принял яд. Зейсс-Инкварт находился в прострации. Риббентроп лепетал что-то о "крови агнца"...
1960 год. В Левекузене испытывают газы, воздействующие на нервную систему человека. Руководит испытаниями д-р Шрадер - создатель газов "Бладан" и "Табун", которые применялись в лагерях уничтожения.
В Западном Берлине председатель местного отделения Немецкой партии Вольфрам фон Гейниц выступает с речью:
- Мемель, Кёнигсберг, Катовицы, Карлсбад при всех обстоятельствах должны вновь стать немецкими. Пора наконец перейти от слов к делу и двинуться на восток...
Газета "Дейче зольдатенцейтунг" проделала историческое изыскание: кто виноват во второй мировой войне? Вот что говорится о захвате Австрии:
"Подавляющее большинство австрийцев желало аншлюса и горячо стремилось к воссоединению с рейхом... Даже та часть населения, которая была против национал-социализма, не противилась аншлюсу, нет, она от всего сердца хотела воссоединиться..."
Я видел карикатуру, которую распространили западногерманские сторонники мира: в аду Гитлер, Геринг и Гиммлер, поглядывая на "продолжателей" их дела, перешептываются: все не так уж плохо, зря мы поспешили покончить с собой...
Я хочу рассказать об одном удивительном случае. Впрочем, однажды я уже писал о нем: в 1958 году был напечатан мой очерк "Преступление генерала Симона". Там говорилось о том, как в последние дни войны в районе Бреттгейма крестьяне Ганзельман и Уль разоружили двух гитлеровских солдат. Крестьян решено было судить, но судьи - бургомистр Бреттгейма Гакштаттер и чиновник Вольфмейер - были честными людьми. Они знали, что Ганзельман и Уль действовали как патриоты, и оправдали обвиняемых. Тогда в дело вмешался командир 13-го корпуса войск СС генерал Макс Симон. Он приказал повесить Гакштаттера, Вольфмейера и Ганзельмана (Уль успел скрыться), и на бреттгеймском кладбище состоялась эта казнь - одна из самых последних и, может быть, одна из самых подлых казней в гитлеровской Германии.
В то далекое апрельское утро 1945 года на бреттгеймское кладбище пригнали местных жителей, жен и детей осужденных. Оцепеневшие от ужаса люди увидели, как вздернули их земляков на старых кладбищенских липах, под которыми покоится прах многих поколений бреттгеймцев. Затем эсэсовцы извлекли из своих шинелей губные гармошки и сыграли потешную песенку - "Ах, ты мой милый Августин". На всех домах Бреттгейма были расклеены подписанные генералом Симоном воззвания:
"Германский народ полон решимости с еще большей суровостью выкорчевывать из своей среды малодушных себялюбцев..."
Тринадцать лет спустя Макс Симон предстал перед западногерманским судом. Это было в какой-то степени неожиданным: в Федеративной Республике Германии редко судят военных преступников. Но дело кончилось ничем: Симона оправдали, а возмущенным родственникам бреттгеймских патриотов объяснили, что Симон всего-навсего добросовестный служака, исполнитель уставов. Не ему отвечать за то, что эти уставы были преступными.
Так в 1958 году западногерманский суд выгородил генерала-убийцу.
Едва ли кто-нибудь предполагал, что у этой истории будет продолжение.
В 1960 году Симон вновь предстал перед судом и вновь был оправдан. Но на этот раз его не просто "реабилитировали". Казнь трех жителей Бреттгейма была поставлена генералу в прямую заслугу, а Гакштаттера, Вольфмейера и Ганзельмана объявили изменниками, как тогда, при Гитлере.
Вот что пишут в своей прессе реваншисты: "Мы ни в коей мере не можем согласиться с точкой зрения, согласно которой три жителя Бреттгейма, приговоренные к смерти, поступили правильно".
И дальше издевательская оговорка, инструкция будущим карателям: "Вешать изменников на деревьях было возможно только во времена третьего рейха. Нашей военной традиции более соответствует расстрел, чем повешение".
Вдумаемся в эти строки. В них многое сказано. В них суть "демократических преобразований", осуществленных в Западной Германии. Господа, оправдавшие Симона, считают, что они не эсэсовцы. Что у них общего с Гитлером? Тогда патриотов вешали и сжигали в печах. Они вешать не будут, они будут расстреливать. Человечество может не волноваться...
И все же человечество волнуется. В тихом Бреттгейме земляки бургомистра Гакштаттера в ноябре 1960 года устроили демонстрацию. Они пришли на кладбище, к трем могилам, чтобы почтить память погибших и заклеймить убийц.
Корреспондент газеты "Ди тат" беседовал с земляками казненных. Крестьянин Аккерман вспомнил апрель 1945 года; он был свидетелем казни.
Аккерман сказал:
- Здесь, в Бреттгейме, все удручены оправданием генерала Симона. Я простой человек и не разбираюсь в судебных процедурах, но я знаю, что такое правда, а что - нет. Этот приговор я считаю несправедливым...
Сын казненного Ганзельмана сказал:
- Дело не в том, чтобы упрятать кого-то в тюрьму. Но, оправдав эсэсовского генерала, судьи как бы вместе с ним во второй раз засудили моего отца...
Пятнадцать лет назад в маленьком безвестном городке Бреттгейме вспыхнуло пламя сопротивления злу. Это пламя не угасло. Традиции живут. У борцов есть наследники.
Наследниками бывают не только дети,- сколько отцов после этой войны стало наследниками своих детей!
В 1943 году в Мюнхене казнили Ганса и Софью Шолль - студентов университета. Они распространяли листовку: "Час расплаты настал!.. Пора положить конец нацистскому рабству!"
В наши дни городские власти Мюнхена присвоили имя Шоллей площади перед университетом. Но героям нужны не столько посмертные почести, сколько уважение к тому делу, за которое они отдали жизнь. Едва ли Софья и Ганс согласились бы на то, чтобы на площади, носящей их имя, свободно разгуливали генерал Симон и господин доктор Глобке.
Будь они живы, они возразили бы против многих вещей: против атомной бомбы, против вооружения бундесвера, против преследования сторонников мира...
Может быть, они бы вновь распространяли "возмутительные" листовки и вновь очутились бы в камерах тюрьмы "для политических".
Но Софьи и Ганса Шолль давно уже нет в живых, и вместо них действует их наследник. Это их отец, бургомистр в отставке Роберт Шолль. Он унаследовал от своих детей честность и бесстрашие. Он разъезжает по стране с требованием отказа от политики "атомной смерти", выступает за разоружение, за мирный договор с Германией. Он знает, кем он уполномочен. На него обрушился град обвинении со стороны тех самых господ, которые лицемерно говорят о прекрасном подвиге брата и сестры Шолль. Но г-н Шолль гордо несет свое бремя. Он не может отступить, сдаться, пойти на сделку с врагами своих детей: он их наследник.
Отцы и дети...
Мне известна судьба другого наследника - сына Георга Шумана, коммуниста, возглавлявшего в Лейпциге боевую подпольную группу. Сын Георга Шумана - Хорст - поклялся продолжать дело отца. Но для того чтобы выполнить клятву, ему не пришлось подвергаться травле и полицейским преследованиям. Хорст Шуман живет в Германской Демократической Республике - там дело Георга Шумана продолжает весь народ, рабоче-крестьянское государство. Я бывал в Лейпциге, в городе социалистической промышленности и социалистической культуры; мне вспоминались виденные в музее оттиски листовок. Группа Шумана действовала до 1944 года - она вела свою работу на предприятиях Лейпцига. В одной из листовок была напечатана программа: "Свержение нацистского режима... Создание народного правительства... Окончание войны".
Группа Шумана называлась "Георг Шуман и товарищи". Товарищей тогда было немного. Теперь их миллионы. Они создали народное правительство, осуществили важнейшие реформы. Германская Демократическая Республика связана братским союзом со всем социалистическим лагерем.
Среди молодых строителей новой жизни выделялся Хорст Шуман. В нем узнавали черты отца: убежденность пролетарского революционера, целеустремленность, волю к победе. Его выбрали первым секретарем центрального совета Союза свободной немецкой молодежи - не ради громкого имени, а потому, что он оказался достойным наследником.
Я пишу о Хорсте Шумане и знаю, что все сделанное и созданное им и его друзьями в Германской Демократической Республике вселяет бодрость и веру в тех, кто в Западной Германии считает себя наследниками борцов против фашизма.
Мы говорим о перекличке поколений. Газета "Дас андере Дейчланд", которую издают в Ганновере супруги Кюстер, напечатала вехи биографий трех немцев: деда, отца и сына. Это тоже к вопросу о "наследстве". Дед жил при Вильгельме. В 1913 году его призвали в армию, в 1914-м послали на фронт, в 1917-м он был ранен, в 1918-м попал в плен; вернулся домой в 1921 году и умер в 1925-м от последствий ранения. Отец в 1938 году, при Гитлере, был призван в вермахт, в 1939 году отправлен на фронт; в 1944 году во время бомбежки погибла его жена, а дом был разрушен. Отец так и не вернулся с войны. Сын живет при Аденауэре. В 1957 году он был мобилизован в бундесвер. Печальное продолжение следует...
Газета "Дас андере Дейчланд" взяла на себя роль колокола: она будит спящих. Из номера в номер она разоблачает реваншистов, развенчивает демагогов.
В сонном, самодовольном Ганновере люди, читая газету супругов Кюстер, узнают о том, что миру угрожает большая опасность, война может вспыхнуть в любую минуту, ее поджигатели - рядом: здесь же, в Ганновере, в Дюссельдорфе, в Бонне.
"Дас андере Дейчланд" рассказывает и о другом: по ту сторону Эльбы, в Германской Демократической Республике, немцы создают общество, где защита свободы и мира стала законом. В газете публикуется объективная информация о жизни в Советском Союзе и в странах народной демократии. Особое место занимают очерки, посвященные истории антифашистского Сопротивления.
Надо отдать должное супругам Кюстер. Им нелегко. Против них не только полицейская система, но и сложная правительственная демагогия, клевета, равнодушие. Такую стену трудно пробить. Но супруги Кюстер продолжают борьбу. Вдвоем выпускают они свою газету, не рассчитывая на субсидии филантропов, опираясь на энтузиазм и доверие читателей.