Бароти стоял перед ними, Иолан испепеляла его взглядом, словно поймала его на каком-то неприглядном деле, Пал, бледный, с всклокоченными волосами, потупил глаза.
— Мадам, будет лучше, если вы останетесь здесь, — официальным голосом произнес Ласло. — А вы, господин, дадите мне удовлетворение за то, что вошли в спальню к моей жене, чтобы осведомиться, как она себя чувствует, давая этим понять, что муж, находящийся в соседней комнате, якобы не заботится о ее здоровье.
Пал поклонился, Иолан улыбнулась. Ее муж не так глуп, как она думала! Впервые в жизни он нашел подходящую форму выражения своих мыслей и даже будет драться из-за нее на дуэли. Иолан спокойно уселась в кресло. Бароти шире распахнул дверь и пригласил Пала выйти.
— Друзья, господа, — сурово заговорил Ласло Бароти, выйдя на середину столовой, — этот господин жестоко оскорбил меня. У моей жены мигрень, и она удалилась на несколько минут, господин же Эрдейи решился войти к ней в комнату, чтобы осведомиться о ее самочувствии. Этим поступком он как бы утверждает, что муж, граф Ласло Бароти, пренебрегает болезнью своей жены. Он вошел в спальню моей жены. Я вызываю его на дуэль. Полковник, хотите быть моим секундантом?
Гости запротестовали. Дуэль будет не по правилам: каждая сторона должна иметь по два секунданта. Друзья могут и помириться, не обязательно доводить дело до дуэли. Во всяком случае, дуэль можно отложить. Но заупрямившийся Бароти хотел драться немедленно, в этот же вечер, даже если у каждого будет по одному секунданту. Про себя он подумал о страшной ночи, которую ему придется провести, если дуэль будет отложена, о скандале с Иолан, которая окончательно сведет его с ума, о своих колебаниях на следующий день и предпочел покончить с этим тут же, немедленно, пока он еще полон возмущения. Он должен смыть свой позор перед Телегди и сохранить его в качестве друга. Ведь сейчас он выглядит благородным ревнителем чести!
Бароти вышел на террасу и стал громко сзывать слуг. Маргит и Берта, Ибике и Ленци бросились кто куда — кто к террасе, кто к амбару, где староста пировал с кучерами и дворовыми, которые, услышав зов, побежали к дому.
— Янош, на чердаке лежат большие факелы. Принеси их сюда!
Янош бросился со всех ног выполнять приказание. На чердаке лежала дюжина больших факелов, приготовленных графом ко дню рождения своей жены, который в имении Бароти всегда праздновался с большой помпой при огромном стечении гостей.
— Миклош, принеси ящик с пистолетами.
Миклош поспешил в дом.
Пал, много лет занимавшийся фехтованием, выглядел бы весьма эффектно со шпагой в руках. Он предпочел бы показать себя перед зрителями в бурной схватке, искусно и грациозно защищающимся против тяжеловесного и неуклюжего Бароти, но выбор оружия принадлежал не ему. Впрочем, он был таким же прекрасным стрелком, как и фехтовальщиком.
Факелы были зажжены. Луна начала склоняться в сторону покрытых лесом холмов, и красноватый, кровавый свет факелов освещал лучше, чем луна, обширный сад, раскинувшийся перед террасой. На кустах жасмина, на глицинии, обвивавшей колонны террасы, на лужайках и клумбах играли красные отсветы. Оба секунданта, полковник Бодроки и лейтенант Шофолви, стояли на нижней ступеньке лестницы. Выше их неподвижный и сосредоточенный Телегди держал под руку бледную, дрожащую под голубой бархатной накидкой Эржебет.
Во дворе около кустов собралась вся челядь — испуганные, удивленные и любопытные женщины, кутавшиеся в шали, мужчины, оторвавшиеся от попойки в амбаре, поспешно надевшие на себя куртки и праздничные кафтаны с шитьем, которые они сняли, чтобы не запачкать, а теперь второпях застегнули не на те пуговицы. Музыканты, отступившие в дальний угол к самым воротам, прижимали к груди скрипки, вращая черными глазами, жались друг к другу, продрогшие от ночной сырости, и безрадостно размышляли о том, что и здесь им, наверно, ничего не заплатят, как это случилось накануне на свадьбе, потому что и здесь праздник кончается ссорой.
Около ворот и вокруг конюшни начали собираться крестьяне, разбуженные шумом на господском дворе и светом, неожиданно вспыхнувшим в саду. Подходили молчаливые мужчины в накинутых на плечи куртках, женщины в платках, босоногие, заспанные, вихрастые ребятишки. Лаяли собаки, сбежавшиеся к конюшне.
Бодроки отмерил дистанцию. Противники, молча ожидавшие сигнала, стояли с пистолетами в руках. Их тени легли на освещенные кровавым светом песок и на стену дома.
На лестнице, опираясь на руку отца, дрожала Эржебет и молила бога, чтобы ничего не случилось с Палом. Ведь если Бароти, разгневанный, надувшийся, красный как рак, хорошо прицелится, он убьет его! Может быть, Пал действительно вошел в комнату Иолан только для того, чтобы узнать, как она себя чувствует? Может, все, что ей в этот вечер казалось странным и многозначительным, только плод ее воображения, движимого ревностью? А может быть, и прогулки, и слова, которые говорил ей Пал в Телегдфалве, были ложью? Но у него был такой проникновенный голос, такие искренние глаза, заглядывающие ей прямо в душу! И сегодня он ей сказал, что предпочитает первую расцветшую веточку… Это она во всем виновата, не заметила, что Иолан стало плохо, и сама не пошла осведомиться о ее самочувствии. Тогда бы ничего этого не было… А теперь Пала могут ранить! Эржебет с отчаянием посматривала на отца, но его лицо было неподвижным, ее взгляд скользил по нему, как по стене, а железная рука, сухая и крепкая, сжимала ее руку, как клещами. «Иисус, Мария, святой Антоний…» — шептала она про себя молитву.
Из спальни, из-за тяжелых бархатных штор Иолан наблюдала за суматохой в саду. Посредине лужайки вырисовывался стройный силуэт Пала, а в нескольких шагах от него, словно мешок, стоял Ласло. «О боже, если этот идиот случайно ранит или убьет Пала?! Нет, нарочно он этого, несомненно, не сделает, но может сделать от страха. Ласло, Ласло! За эту дуэль ты мне будешь платить всю жизнь, и платить с процентами!» Кто-то, стоявший на лестнице, кого Иолан не могла видеть из комнаты, подал сигнал. Иолан сцепила пальцы и затаила дыхание.
Противники подняли пистолеты. Некоторые женщины встали на колени. Какой-то мальчишка, прильнувший носом к решетке, принялся громко плакать. Деревенские псы лаяли не переставая.
Пал и Ласло дали по три выстрела в воздух. Иолан глубоко вздохнула, отошла от окна и бросились в кресло. Эржебет повернулась к отцу, чтобы убедиться, что все кончилось. Старик удовлетворенно улыбнулся и освободил ее руку от клещей. Противники подошли друг к другу и молча пожали руки, потом поднялись по лестнице на террасу и вместе с секундантами и гостями вошли в дом.
— Коляску! — крикнул Телегди с порога.
Дворня и крестьяне, столпившиеся у конюшни, в недоумении разошлись. И это все? Тогда зачем было вставать с постели или отрываться от веселого разговора в амбаре? Барские игрушки, много шума из ничего!
Кучера, пошли запрягать лошадей. Ибике из темной кухни следила за Ленци, который с мрачным лицом, сбросив кафтан, возился с хомутами, зажигал фонари, взбивал подушки. Ибике больше не могла плакать. Она стояла, ухватившись за подоконник, и ей казалось, что у нее нет больше сил, что жизнь ее кончена. Вот теперь, через несколько мгновений, она превратится в другое существо, неведомое ей самой, и уже никогда не придется ей ждать Ленци, надеяться построить с ним маленький домик, там, наверху, за мельницей, и посадить вокруг дома цветы. О чем будет думать это новое существо, на что оно будет надеяться, чего оно будет желать? Этого Ибике не знала, и ей было страшно, как же она будет жить дальше.
На задний двор прибежала Маргит.
— Пал Эрдейи велели подавать к воротам его коляску… Ленци, тебя тоже ждут.
Ленци быстро натянул кафтан, застегнулся на все пуговицы и надел шляпу, украшенную перьями, тщетно оглядываясь по сторонам. Ибике догадалась, что он ищет ее и хочет попрощаться с ней. Но что это будет за прощание посреди двора, где суетятся люди, лошади, мелькают фонари? Лучше уж ей прятаться здесь. А Ленци все волновался, в отчаянии он вглядывался в темноту двора, в темноту, ставшую еще гуще перед рассветом. Ибике выбежала из кухни и бросилась к нему. Ленци неловко протянул ей руку. Ибике тоже подала ему свою усталую, распухшую от мытья посуды ладонь. Так они и стояли, бессмысленно, молча, потупив головы. Маргит, выводившая лошадей Ленци, вдруг зарыдала и отвернулась от них. И все же Ленци не мог обнять Ибике. Он не мог обнять ее здесь, посреди двора, ставшего похожим на базарную площадь. Он стиснул ее руку, словно хотел раздавить ее, и, не поднимая головы, сел на козлы. Маргит отошла в сторону, Ленци хлестнул лошадей и выехал в широко раскрытые ворота.
В столовой полковник Бодроки пытался заставить двух бывших противников выпить по бокалу вина в знак примирения. И Ласло, и Пал были заинтересованы в том, чтобы остаться добрыми друзьями. Ласло боялся Иолан, Пал не мог расстаться с нею. Телегди, который успокоился после дуэли, был доволен и первым поднял бокал шампанского. Все трое чокнулись, выпили и стали прощаться. Музыканты, собравшиеся у террасы, попытались робко и тихо сыграть отходный марш.
Пал подал Эржебет накидку, разыскал забытый веер и кружевную шаль. Самым проникновенным голосом, на какой был только способен, он прошептал:
— Эта перчатка уберегла меня от смерти! — и вынул спрятанную на груди перчатку, которую засунул под рубашку минуту назад, когда нашел ее в гостиной.
Тронутая Эржебет подняла на него глаза, полные печали и надежды.
Когда гости разъехались, Бароти долгое время не решался войти в комнату жены. Наконец он набрался храбрости, пересек гостиную и постучался в дверь.
— Кто там? — сухо прозвучало из-за двери.
— Это я! — пробормотал граф.
В ответ ему щелкнул замок. Ласло тихо удалился в свою комнату. Впрочем, так было лучше. Сейчас у него уже не было сил спорить с женой, выносить ее угрозы и насмешки. К утру он отдохнет, а может, даже и наберется храбрости. Он ей докажет, он убедит ее… Иолан в состоянии дойти до папы римского и получить разрешение на развод, если он не сумеет утихомирить ее. В конце концов, нужно было бы исполнить ее каприз — поехать в Будапешт, развлечься, к тому же это заставило бы замолчать соседских помещиков, у которых будто бы нет других тем для разговоров. Если она хочет продать тот кусок земли, пусть продает. Слишком уж она тычет ему в нос своим богатством, но потом у него будет предлог поубавить ее аппетиты. Она весьма смутно представляет себе размеры своих владений, значит, он, Ласло, сможет всегда пугать ее проданной землей и уменьшением доходов.