Слово взяла Сунь Уян.
— Положение серьезное, и нельзя понапрасну тратить время. Факты уже с достаточной ясностью были здесь изложены. Заговор реакционеров зародился не в один день, поэтому нужны решительные действия. Пусть председатель объявит о прекращении прений. Будем голосовать за второе предложение. Затем вернемся к разработке конкретных мероприятий.
В напряженной обстановке мягкий голос Сунь Уян звучал необычайно отчетливо. Эта привлекательная женщина, вертя в своих нежных пальцах карандаш, спокойно излагала свои соображения. Ее голос звучал очень мелодично. Ее большие глаза живо поблескивали из-под густых длинных ресниц. Они таили в себе и любовь, и ненависть, и жестокость — три чувства, движущие людьми. Изогнутые брови иногда хмурились, видно было, что девушка охвачена печалью, и хотелось ее пожалеть. Но сейчас концы бровей слегка поднялись и лицо стало гордым и мужественным. Она говорила взволнованно, и ее высокая грудь вздымалась под бордовым шелковым халатом.
Председатель хотел спросить, есть ли другие мнения, но тут вбежал какой-то человек с мокрым от пота лицом. Он шепнул несколько слов на ухо Линь Бупину, и сразу на лице Линь Бупина напряглись мускулы. Сидевший рядом с ним Лу Мую тоже побледнел.
— Этот товарищ сообщил, что на Сяньцяньцзе вспыхнул мятеж, — быстро поднявшись, почти прокричал Линь Бупин. — Бойскауты ранены! Реакционеры уже выступили!
Эти слова вызвали у всех возглас испуга.
Неожиданно за стеной зала заседаний, в помещении уполномоченного уездного партийного комитета, раздался звонок телефона.
— А вы еще стояли за роспуск пикетчиков и крестьянских отрядов, — кричал Линь Бупин. — Это все равно что дать другим отрубить себе голову. Вы любите предаваться высоким рассуждениям. Вас это устраивает, а я не могу разделить вашего мнения.
Председатель с трудом выжал улыбку. Никто не находил подходящих слов, и в зале царила необычайная растерянность. К счастью, возвратился Линь Цзычун, говоривший по телефону, незаметно люди забыли, что Линь Бупин был несогласен со всеми и хотел покинуть собрание.
— Звонил начальник полиции, — спокойно сказал Линь Цзычун. — Владелец лавки «Вантайцзи» на улице Сяньцяньцзе начал самовольно увозить из лавки товары и был остановлен бойскаутами. Неизвестно откуда появилась группа людей, вмешалась и затеяла драку с бойскаутами. Несколько человек ранено. Тут прибежали пикетчики, и драка разрослась. Торговцы тотчас стали закрывать лавки. Обстановка напряженная. Начальник полиции просил прислать кого-нибудь для наведения порядка.
События оказались не такими уж страшными, и все облегченно вздохнули. Название лавки «Вантайцзи» было воспринято равнодушно. Однако Лу Мую встревожился не на шутку. Ведь Линь Цзычун не разъяснил, был ли так называемым «хозяином» лавки Ван Жунчан или Ху Гогуан. Но собрание больше не могло продолжаться, все ждали его окончания, с нетерпением поглядывая друг на друга.
Благодаря требованию Сунь Уян было принято второе предложение о телеграфировании в провинцию с просьбой дать указания. Председатель велел троим отправиться на место происшествия.
На этом собрание было объявлено закрытым.
Устанавливать порядок были посланы Фан Лолань, Линь Бупин и Лу Мую. На улице стояли группы зевак; ожесточенно жестикулируя, они что-то горячо обсуждали; пикетчиков и дозоров бойскаутов было столько же, сколько и раньше.
Делегаты торопливо шли еще минут пять и издали увидели огромную толпу, запрудившую улицу. В толпе виднелись пикетчики в синих одеждах, внимание привлекали маленькие головы, повязанные красными платками, да над собравшимися поблескивали железные наконечники копий.
Неожиданно в толпе раздались аплодисменты. Множество рук взметнулось вверх, и раздался крик:
— Поддержим Ху Гогуана!
Поднятые руки беспорядочно двигались, словно их хозяева возбужденно прыгали.
Через две минуты уполномоченные уже были в курсе событий.
Оказалось, что простоватый Ван Жунчан, напуганный слухами об обобществлении, решил тайком перевезти товары и спрятать их в надежное место. Он выехал из лавки, но на полпути был неожиданно замечен. Когда товары под конвоем повезли обратно, за ними следовала толпа зевак. Махинация Ван Жунчана была раскрыта, и торговец от страха не мог вымолвить ни слова.
Вдруг из толпы выскочили несколько зевак и с криком: «Товары общие!» — бросились их хватать. Между хулиганами и бойскаутами, задержавшими Ван Жунчана, возникла драка.
Когда на шум прибежали пикетчики и крестьяне, хулиганы скрылись. Ван Жунчан был заподозрен в сговоре со смутьянами. Вдобавок одному бойскауту выбили зубы. Ван Жунчана арестовали.
Этот злосчастный простак, чувствуя, что никакие оправдания не помогут, пошел на хитрость. Он послал человека разыскать формального владельца лавки Ху Гогуана с тем, чтобы тот выручил его из беды.
В это время Ху Гогуан, выдававший себя за хозяина «Вантайцзи», стоял на высоком прилавке и произносил речь. Он ругал тех торговцев, которые не считаясь с интересами приказчиков и общей обстановкой, помышляли закрыть свои лавки. Он утверждал, что даже полное разорение не заставит его прекратить торговлю.
Он легко оправдал Ван Жунчана, уверяя, что тот всего лишь глупый, наивный человек, преданный хозяину и не разбирающийся в общем положении. Он отметил, что хулиганы, спровоцировавшие волнение, безусловно действовали по указке реакционеров. Наконец, он заявил, что лавка «Вантайцзи» согласна немедленно выполнить три требования профсоюза приказчиков и намерена для совместного ведения торговли организовать комитет, в который входили бы владелец и служащие. Во имя интересов революции, заявил Ху Гогуан, он готов на любые жертвы!
Горячие аплодисменты и возгласы явились одобрением Ху Гогуану за его готовность к великодушию и самопожертвованию.
Лу Мую никогда не думал, что его друг окажется таким молодцом, и от радости не в силах был произнести ни слова. Но уполномоченным объединенного собрания неудобно было уйти, никак не проявив себя. Поэтому Фан Лолань как представитель партийного комитета рассказал людям о решении, принятом на объединенном собрании. Линь Бупин, давно уже взобравшийся на прилавок, добавил:
— Мы просим центр прислать уполномоченного для руководства, но нам самим нужно всеми средствами подавлять реакционеров. Пикетчики и бойскауты должны усилить бдительность и арестовывать тех, кто распускает слухи, а также тех, кто укрывает товары. Хулиганов, подкупленных тухао и лешэнь, будем ловить и расстреливать! Некоторые уверяют, будто профсоюз приказчиков слишком жесток, а пикетчики чересчур свирепы. Эти люди не понимают, насколько опасны владельцы лавок, настроенные реакционно. Ведь они хотят, прекратив торговлю и спрятав товары, заморить нас голодом, предать голодной смерти весь город! Если бы все были готовы к жертвам и горячо преданы революции, как товарищ Ху Гогуан, все обстояло бы прекрасно!
С этими словами Линь Бупин горячо пожал руку Ху Гогуану. В толпе опять загремели аплодисменты. Кто-то выкрикнул:
— Да здравствуют революционно настроенные торговцы! Да здравствует Ху Гогуан!
Все подхватили:
— Да здравствуют революционно настроенные торговцы!
— Долой реакционных торговцев!
— Да здравствует Ху Гогуан, готовый на любые жертвы!
Так неожиданно Ху Гогуан превратился в новоявленного революционера и стал «революционным» торговцем.
Когда он спускался с прилавка, толпа подхватила его, начала высоко подбрасывать вверх, приветствуя криками и аплодисментами. Даже расстроенный Ван Жунчан, прятавшийся в углу лавки, не выдержал и захохотал.
Ху Гогуан был приглашен в профсоюз приказчиков и центральную профсоюзную организацию, где встретился с некоторыми революционерами. Он предложил провести завтра массовый митинг, направленный против тухао и лешэнь, и это предложение было сразу же принято.
Ху Гогуана пригласили выступить на митинге. Он ратовал за суровую расправу с реакционерами и заслужил бурные аплодисменты.
Фан Лолань также выступил и также восхвалял заслуги бойскаутов, пикетчиков и крестьянских отрядов самообороны в деле поддержания порядка. Фан Лолань, вероятно, был искренен в своих словах, потому что, когда он поднимался на трибуну, чтобы произнести речь, пробравшиеся на собрание прихвостни тухао внезапно начали скандалить. К счастью, пикетчики схватили их, и атмосфера воодушевления была восстановлена.
Теперь обстановка во всем уезде переменилась. Лавки по-прежнему были открыты, и хозяева больше не прятали товаров: это было бесполезно, так как товары невозможно было вывезти даже за ворота. Не увольняли приказчиков, так как те все равно бы не ушли. Увеличение жалования не было скреплено договором, но приказчики уже получили аванс. Поэтому вопрос о приказчиках почти был снят с повестки дня.
В это время из провинциального центра пришла ответная телеграмма, гласившая, что уполномоченный уже выехал для выяснения и разрешения дел и что до его приезда никакие массовые организации не могут действовать самовольно во избежание дальнейших осложнений. Тон телеграммы был строгим. И хотя прислана она была на имя уездного комитета партии и профсоюзов, не прошло и получаса, как о ней знал весь городок.
На улицах вполголоса говорили о том, что скоро все возвратится к старому. На бойскаутов посматривали косо. Часть лавочников тотчас собралась на тайное совещание.
На следующий день пять делегатов от лавочников пришли в уездный комитет партии и полицейское управление просить «помощи торговцам в создавшемся затруднении».
На воротах профсоюза кто-то наклеил листки:
«Свободу торговле! Долой деспотизм бунтарей!»
Лунь Бупин получил несколько анонимных писем с угрозами. В «Цинфэнгэ» опять появились подозрительные посетители. За двадцать четыре часа город вновь заволновался, вновь создалась напряженность.
Разговаривая с делегатами торговцев, Фан Лолань попал в затруднительное положение. Сначала он считал, что можно будет обойтись несколькими фр