рактером, а легкомыслие, беззаботность и распущенность были у нее лишь внешние. Она обладала чутким, нежным сердцем и чистой, возвышенной душой. Честно говоря, Фан Лолань в этот миг думал, что общение с Сунь Уян не только очень приятно, но и весьма полезно для него.
Но, к сожалению, Сунь Уян была занята тем, что сопровождала повсюду Ши Цзюня, помогая ему проводить обследование организаций. Этот специальный уполномоченный везде поднимал большой шум, «возбуждая революционные чувства». И только проведя под своим непосредственным руководством перевыборы уездного комитета партии, он стал собираться обратно в провинциальный центр.
Говоря о перевыборах, следует отметить, что Ху Гогуан был избран членом бюро, а Чжан — членом бюро и заведующей женским отделом. Обоих выдвинул Ши Цзюнь, пользуясь своими особыми полномочиями.
Когда наступило время отъезда, Ши Цзюнь отправился в женский союз, чтобы проститься с Сунь Уян. Собственно, он видел Сунь Уян каждый день, и сегодня она была у него, когда утром он складывал в дорогу вещи. Казалось бы, в особом прощании не было необходимости, но печали от предстоящей разлуки не смог избежать даже такой человек, как Ши Цзюнь. Поэтому в последнюю минуту ему захотелось повидать Сунь Уян.
Вопреки надеждам Сунь Уян в женском союзе не оказалось, и никто не знал, где она.
Ши Цзюнь на мгновение растерялся, но затем его внезапно осенило: «Она, вероятно, уже ушла на вокзал».
Он тотчас направился обратно. Южный ветер, разносящий запах весны, шевелил его всклокоченные волосы. Возвещавшие весну ласточки кружились в небе, наполняя воздух своим щебетанием. Свежая зеленая травка стлалась по земле, словно вела бесконечную любовную беседу с маленькими желтыми цветами одуванчиков, склонившими головки. Гибкие ветви ивы тоскливо качались: ива видела, что на растущем рядом персике еще только появились маленькие нежные почки, и чувствовала себя одинокой.
Ши Цзюнь торопливо шагал, а кругом цвела полная поэзии весна. Ши Цзюнь был трезвый, деловой человек, и красота природы не трогала его.
Но сейчас даже он был настроен сентиментально. Он не был поэтом и не мог написать прощальное стихотворение, проникнутое тоской и печалью. Он лишь чувствовал, что ему хочется попрощаться с Сунь Уян и что ему больше не придется пожимать ее нежную ручку. У него тоскливо заныло сердце.
Перед глазами Ши Цзюня вырос садик. Он догадался, что это скверик около старой уездной сельскохозяйственной школы. Он подумал, что скоро выйдет за город. А на вокзале, вероятно, много людей, ожидающих его, и среди них находится Сунь Уян. Он ускорил шаги. Огибая ограду садика, Ши Цзюнь краем глаза заметил, как за ней мелькнуло синее женское платье. Он не обратил на это внимания и шел по-прежнему быстро. Но шагов через десять он внезапно вспомнил, что утром Сунь Уян была одета именно в синее. Он решил, что Сунь Уян любуется цветами в садике. Он повернул обратно и вновь прошел коротенькую дорожку вдоль изгороди. Но в скверике синего платья уже не было. Лишь на песке лежала недавно сорванная астра. В маленьком домике в конце садика как будто кто-то был, но Ши Цзюнь потерял терпение и туда не пошел.
На вокзале действительно собралось много провожающих. Все они приветствовали Ши Цзюня, спрашивали его то о том, то о сем. Ху Гогуан также был здесь; теперь он с полным правом участвовал в торжественных проводах. Фан Лолань и Линь Цзычун о чем-то беседовали. По-видимому, все пришли, не было лишь Сунь Уян в синем платье.
Подходя к Фан Лоланю, Ши Цзюнь услышал, что Линь Цзычун рассказывает о последних событиях в провинции.
— Уже принято решение?[23] — быстро спросил Ши Цзюнь.
— Хотя официального сообщения нет, решение, видимо, принято, — обрадованно говорил Линь Цзычун. — Только что получена телеграмма, в которой даются новые установки для пропаганды. Поэтому мы знаем, что решение уже существует. Отныне мы должны все силы отдать крестьянскому движению.
— Говорят, что крестьянское движение испытывает затруднения, — заметил Фан Лолань. — Вы знаете, каким методом пользуются сейчас тухао и лешэнь для подрыва крестьянского движения? Раньше они распускали слухи об обобществлении имущества, а теперь говорят об обобществлении жен. Крестьяне хотя и бедны, но большинство из них женаты. Реакционеры говорят, что вступающий в союз должен отдать свою жену для обобществления. Поэтому часть крестьян одурачена и выступает против союза.
Все трое захохотали.
— Есть выход, — самодовольно заявил Ху Гогуан. — Нам нужно лишь сказать крестьянам: «обобществление жен» означает обобществление жен тухао и лешэнь. Неужели мы так и не разрушим коварные планы реакционеров?
Ши Цзюнь горячо одобрил его слова. Фан Лолань с сомнением взглянул на него и промолчал.
Ху Гогуан хотел продолжать беседу, но издали донесся гудок паровоза. Не прошло и трех минут, как поезд подошел к перрону. Он был переполнен: люди сидели на крышах вагонов и даже висли со всех сторон на тендере паровоза.
Взобравшись в вагон, Ши Цзюнь увидел грациозно движущуюся Сунь Уян. За ней следовал Чжу Миньшэн. Вероятно, Сунь Уян бежала. Она раскраснелась, тяжело дышала, а синее платье было помято. Вынув платок, она помахала Ши Цзюню, сидящему в медленно отходившем поезде. Из платка на волосы упали лепестки астр.
VII
В толпе провожающих не было Лу Мую, но этого никто не заметил. Лишь Ху Гогуан на мгновение подумал о его отсутствии, но тут же забыл об этом. Теперь он стал ответственным партийным лицом, был занят серьезными делами и подобными мелочами стал пренебрегать.
Лу Мую вовсе не забыл, что нужно провожать уполномоченного; просто он был поглощен чрезвычайно важным делом и не имел свободного времени. В то время когда Ши Цзюнь, не найдя Сунь Уян, пребывал в великой печали, Лу Мую добился осуществления своей мечты: вдова, о которой он давно думал, наконец оказалась в его власти.
В этом деле Лу Мую не мог не чувствовать благодарности к Чжао Ботуну, являвшемуся, как и он, членом комитета купеческого союза.
После разрешения Ши Цзюнем вопроса о приказчиках, Чжао Ботун был выдвинут членом комиссии, которая должна была решать вопросы о возможности закрытия той или иной лавки. Чжао Ботун привлек на помощь Лу Мую.
Конечно, Лу Мую, всегда рьяно относившийся к общественной работе, взялся за дело охотно. Никогда он не думал, что именно здесь найдет свое счастье. Лишь занявшись обследованием лавок, Лу Мую узнал, что вдова, о которой он мечтал, владеет лавочкой и хочет прекратить торговлю.
Два месяца назад Лу Мую увидел в глухом переулке красивую женщину в траурном платье, которая стояла у полуоткрытых ворот и украдкой поглядывала на прохожих. Тогда он был очень занят и прошел мимо, бросив лишь мимолетный взгляд на женщину. Затем начались выборы в купеческом союзе, волнения приказчиков. Множество дел навалилось на Лу Мую, и он почти забыл эту короткую встречу. Однажды, движимый преданностью партии и государству, он вторично оказался в этом переулке и, только очутившись у ворот с вывеской, догадался, кто является владельцем лавочки, которую ему предстояло обследовать. И действительно, когда Лу Мую очутился в доме, навстречу ему вышла именно та молодая женщина в простом платье.
Оказалось, что после смерти мужа в доме не осталось мужчин, и, кроме престарелой свекрови, никаких родственников вдова не имела. Неужели при таких благоприятных условиях он не сможет добиться успеха? Единственно, что беспокоило его: ответит ли вдова взаимностью?
Однако Лу Мую хорошо знал неопровержимую истину: «Женщина может полюбить мужчину, если постоянно его видит». А часто встречаться было нетрудно: он ведь, собственно говоря, должен был провести обследование ее лавки.
В тот день, когда Ши Цзюнь возвращался в центр, Лу Мую добился своей цели. Легкость победы объяснялась тем, что он твердо следовал своим принципам в отношении любви, а кроме того, от него зависела судьба хозяйки лавочки. Вот почему вдова вынуждена была сдаться.
Теперь Лу Мую стало известно, что фамилия женщины Цянь, зовут ее Сучжэнь. Ей было двадцать четыре года, с мужем она прожила всего год и сейчас была полна планов на будущее.
Вот почему вскоре Лу Мую попал в затруднительное положение. Когда он снова встретился с вдовой, она стала торопить его принять меры, чтобы избавить ее от людских пересудов. Поэтому Лу Мую вновь отправился к Ху Гогуану за советом.
Встретились они в приемной уездного комитета партии. Ху Гогуан с сигаретой во рту, закрыв глаза, выслушал признание Лу Мую и затем, засмеявшись, сказал:
— Теперь понятно, почему в тот день тебя не было на вокзале. Оказывается, ты занимался важным делом. Первый самый трудный этап ты уже прошел. Теперь нужно лишь, чтобы все признали случившееся. Какая же в этом трудность? В наше время вторичное замужество не считается неприличным. Разошли пригласительные карточки, мы придем тебя поздравить, и делу конец.
— Нет, — покачал головой Лу Мую. — Сучжэнь говорит, что у ее мужа есть несколько дальних родственников… Уже целый год после его смерти они спорят из-за наследства. Сучжэнь несколько раз ссорилась с ними. Если бы у нее был ребенок, наследство перешло бы к ней. А если она открыто выйдет замуж вторично, родственники, безусловно, завладеют имуществом. Сучжэнь на это не может решиться.
— В таком случае не обязательно официально регистрировать брак. У тебя ведь нет другой жены, и ты ничем не связан. Пусть даже ты там ночуешь, кому какое дело!
— Так тоже не выйдет. По словам Сучжэнь, ее родственники очень злые и постоянно следят за ее поведением, желая найти повод, чтобы отобрать ее состояние. О моих частых посещениях они, конечно, сразу же узнают.
— Как выясняется, обстоятельства действительно несколько сложны, — задумчиво проговорил Ху Гогуан, теребя свои реденькие усики. Он немного подумал и внезапно вскрикнул: — Вот что! Ты сначала навести ее родственников, припугни их слегка и выясни обстановку. А потом мы что-нибудь придумаем. — Ху Гогуан засмеялся недобрым смехом. — Как-нибудь будет свободное время, познакомлюсь с твоей молодой женой. Ха-ха-ха!…