— Беспорядки в городе возникли, видимо, по двум причинам, — выразил предположение он. — Во-первых, группа Ху Гогуана недавно объединилась с тухао и лешэнь и они собираются действовать сообща. Во-вторых, слухи о приближении армии придают сил реакционерам. Народные организации уже приступили к подавлению реакции. Уездный комитет партии тоже должен развернуть активную работу.
Фан Лолань задумался, а Чэнь Чжун ответил:
— У комитета партии нет ни сил, ни смелости. Как же он сможет действовать?
— Завтра мы думаем созвать внеочередное заседание и обсудить методы работы, — заметил Фан Лолань.
— Провести заседание нужно, — подтвердил Ли Кэ. — Самое важное заключается в том, чтобы партийный комитет обладал решительностью, чтобы он мог сыграть руководящую роль в подавлении реакционеров силами пикетчиков и крестьянских отрядов. На завтрашнем заседании следует постановить: немедленно арестовать скрывающихся в городе тухао и лешэнь, и всех подозрительных, обуздать хулиганов, потребовать, чтобы начальник уезда передал отряд охранников в ведение комитета партии. Нынче весь отряд охраняет одного начальника уезда — это совсем неправильно.
Ли Кэ посмотрел на Фана и Чэня. Оба сидели молча.
— Арестовать реакционеров, пожалуй, будет трудно. Ведь на их лицах ничего не написано, — наконец нерешительно высказался Фан Лолань.
— А если начальник уезда не согласится передать отряд охранников, что тогда? — поспешно вставил Чэнь Чжун.
— Когда начнем производить аресты, люди непременно будут выдавать врагов. — Ли Кэ сначала ответил Фан Лоланю. Затем он повернулся к Чэнь Чжуну: — У начальника уезда нет оснований не позволять отряду охранников усмирять реакционеров. Если же он решительно откажется, можно будет обратиться прямо к охранникам и попытаться пробудить в них сознательность. Если и это не удастся, мы просто разоружим эту сотню людей.
Фан и Чэнь побледнели. Они решили, что у Ли Кэ воспалилась рана и потому несколько затуманился рассудок. Оба чувствовали, что, если разговор будет продолжаться, Ли Кэ наговорит еще больше пугающего и странного.
Переглянувшись, Фан и Чэнь сказали:
— Завтра на заседании так и сделаем.
Затем они посоветовали Ли Кэ не тревожиться и, пожелав быстрее поправиться, ушли.
На заседании, открывшемся на следующее утро, было сообщено мнение Ли Кэ. Все переглядывались и молчали. Безмолвие длилось минут пять. Затем председательствующий Фан Лолань через силу заговорил:
— Эти три мероприятия вполне целесообразны, нужно только тщательно обсудить, как их осуществить. Комитет партии не имеет полномочий решать вопросы, касающиеся общего положения. На мой взгляд, неплохо было бы созвать совместное заседание всех общественных организаций, пригласить на заседание также начальника уезда и подробно обсудить методы действия. Каково мнение присутствующих?
Только все собрались поднять руки в знак одобрения, как неожиданно вбежала раскрасневшаяся, задыхающаяся женщина. Воротник ее белой блузки был порван, плечо обнажено. Первыми ее словами были:
— Хулиганы громят женский союз!
Все в изумлении широко раскрыли глаза и испуганно вскрикнули. Фан Лолань, который сохранял спокойствие, вытер рукой выступивший на лбу пот и сказал:
— Уян, сядь и спокойно все расскажи.
— Я только проснулась и села писать письмо, как вдруг снаружи раздался сильный шум и звон бьющихся стекол. Я выскочила из комнаты, чтобы узнать, что случилось, и услышала громкие мужские выкрики: «Долой обобществленных жен!» Оттуда же доносился женский плач. Я поняла, что дело плохо, и скорей побежала через боковой выход. Но кто знал, что дверь уже охраняется?! Там стоял какой-то парень. Он схватил меня… Он порвал мне блузку. В конце концов я вырвалась и убежала. Что произошло потом, я не знаю, — путано рассказывала Сунь Уян, тяжело дыша.
На ее белом плече виднелись кровоподтеки, видимо, полученные в то время, когда она вырывалась от парня.
— Сколько было хулиганов?
— Как они одеты? Чем вооружены?
— Все ли спаслись из женского союза?
— Слышны ли были плач и крики о помощи?
Присутствующие, несколько пришедшие в себя, наперебой задавали вопросы.
Однако Сунь Уян лишь кивала головой и, прижав руку к сердцу, ничего не говорила.
Тогда одни стали предлагать послать кого-нибудь разузнать обо всем, другие же считали, что нужно позвонить по телефону и расспросить.
Сунь Уян, все еще держась за сердце, быстро сказала:
— Скорей просите бюро общественной безопасности послать полицейский отряд! Пока вы болтаете, женский союз будет полностью разгромлен!
Слова Сунь Уян протрезвили присутствующих: женский союз, вероятно, находился в руках бандитов. Позвонили в бюро общественной безопасности, и снова все уселись взволнованно обсуждать случившееся. Строились догадки, будут ли хулиганы чинить зверства над женщинами, расспрашивали Сунь Уян, как ей удалось спастись, какое лицо было у хулигана, который ее схватил. А дело, из-за которого они сегодня собрались, было совершенно забыто.
Резкий телефонный звонок нарушил шум и оживление. Пэн Ган, решив, что это отвечает бюро общественной безопасности, весело подбежал к аппарату. Но, сказав только: «Да, да», — он побледнел, бросил трубку и дрожащим голосом крикнул:
— Хулиганы идут бить нас!
— Что? Это звонит бюро общественной безопасности? Ты не ослышался? — казалось, спокойно спросил Фан Лолань, но с его лба одна за другой скатывались крупные капли пота.
— Это не из бюро общественной безопасности… Крестьянский союз предупредил… чтобы мы подготовились.
В этот момент в полной растерянности вбежал солдат, охраняющий уездный комитет партии. За ним следовал такой же перепуганный привратник. Солдат сказал, что он видел на улице бандитов. Они тащили несколько совершенно раздетых женщин, громко ругались и кричали: «Долой уездный комитет партии!» Привратник ничего не видел, но он первый узнал страшную новость, принесенную караульным, и поэтому тоже примчался сюда.
Разве могла здесь быть ошибка? Ведь солдат сам видел. Притом с улицы доносился неясный гул, напоминавший надвигающуюся бурю.
Красивые глаза Сунь Уян, в которых еще таился ужас, совсем остекленели. Лица людей исказились от страха, никто не мог рта открыть. Только Линь Цзычун, кажется, не терял присутствия духа. Он приказал караульному и привратнику запереть ворота, а затем потащил Сунь Уян к телефону.
— Позвони помощнику командира отряда охранников, — приказал он, — пусть пришлет солдат.
Крики и удары гонга приближались. Совсем рядом бешено залаяли собаки. Чэнь Чжун страдальчески оглядывался по сторонам, видимо ища, куда бы спрятаться. Пэн Ган уже сбросил верхнюю одежду и измазал лицо тушью, уверяя, что однажды, применив такую маскировку, он избежал опасности.
Фан Лолань то одной, то другой рукой суетливо вытирал со лба пот и сам себе повторял:
— Без военной силы ничего не выйдет! Без военной силы ничего не выйдет!
Вдруг раздался какой-то грохот. У всех замерло сердце. В комнату быстро вбежал привратник и растерянно прошептал:
— Пришли, пришли. Колотят в ворота, что делать?
Действительно, послышались удары, подобные грохоту барабанов. Прибежал, словно влетел, караульный. Видимо, хулиганы уже ворвались в ворота. От громких криков глухо дребезжали оконные стекла. Старый пол в комнате дрожал: это у нескольких почтенных деятелей партии тряслись коленки.
— Скоро прибудет отряд охранников! Нужно только продержаться минут пять — десять, и все будет хорошо, — торопливо проговорила вновь появившаяся Сунь Уян.
Тут только все вспомнили, что она ушла вызывать по телефону на помощь солдат. Слова «отряд охранников» подействовали успокаивающе, и все словно ожили.
Фан Лолань закричал караульному и привратнику:
— Почему вы стоите? Скорей забаррикадируйте дверь!
— Завалите дверь столами и стульями! — добавил Линь Цзычун.
— Нужно продержаться всего пять минут! Пошли, потащим стол! — вдруг оживился Пэн Ган и схватился за длинный стол, стоявший в зале заседаний. Несколько человек взялись ему помогать.
Зловещие крики за воротами сменились беспорядочной руганью и шумом потасовки. Стол уже вытащили из зала, как вновь прибежал привратник и, как и в первый раз, прошептал:
— Не бойтесь! Пришли пикетчики! Это они расправляются за воротами с хулиганами.
Все облегченно вздохнули.
«Бах! Бах!» — вырвались из бурлящего гомона гулкие выстрелы. Появился отряд охранников, и хулиганы разбежались.
Через полчаса все стало ясным. Оказалось, свыше трех десятков хулиганов, вооруженных топорами, кольями и железными прутьями, после нападения на женский союз двинулись глухими улицами громить комитет партии. В женском союзе они схватили трех стриженых женщин: одну служанку и двух активисток. По пути поймали пять-шесть бойскаутов и всю дорогу избивали. Когда подошли к воротам комитета партии, избиваемые были еле живы. Затем пикетчики разогнали хулиганов, несколько было арестовано.
Этот мятеж, конечно, был подготовлен тухао и лешэнь. Однако он, несомненно, имел связь и с Ху Гогуаном. Среди арестованных оказался парень лет восемнадцати-девятнадцати. Люди признали в нем Ху Бина — сына Ху Гогуана. Он не скрывал своего участия в бесчинствах и еще похвалялся, что у бокового входа в женский союз изнасиловал красивую женщину.
— Хэ! Завтра-послезавтра придет большая армия, и стриженые бабы будут изнасилованы до смерти, а всех из партийного комитета расстреляют. Сегодня нам не повезло. Завтра же вы будете в проигрыше, — бахвалился этот молодчик, идя в камеру бюро общественной безопасности.
Во второй половине дня больше тысячи крестьян из близлежащих районов пришли в город и вместе с приказчиками и рабочими устроили массовый митинг. Они арестовали Линь Бупина из профсоюза приказчиков, подозревая, что он сторонник Ху Гогуана, и потребовали немедленного расстрела задержанных утром хулиганов. Но уездный комитет партии не выразил никакого мнения по этому вопросу и даже не прислал своего представителя выступить на митинге.