Она показала мне руки:
— Ведь совсем недавно приехала, а кожа уже огрубела просто ужасно! Здесь даже нет приличной косметики. То есть найти можно, но цены — бешеные. Совести у них нет! Не торговля, а настоящее вымогательство! Грабеж!
Она взглянула на мое старенькое, висевшее на вешалке пальто, пощупала его и, повернувшись ко мне, спросила:
— Здесь шила? Как можно его носить?
— В прошлом году, когда я возвратилась с фронта, у меня совсем ничего не было, — со вздохом ответила я. — Это пальто я купила у старьевщика. Конечно, оно не модное, но носить можно, и ладно.
— Тебе жаль тратить деньги? Но сейчас только дураки копят эти государственные банкноты[39].
Я промолчала, лишь улыбнулась. Конечно, туго мне приходится, но с какой стати я должна откровенничать с Шуньин?
Я невольно посмотрела на свои ноги тут же вспомнила модные туфли, которые видела на прошлой неделе в одном магазине. Они понравились мне, но купить было не на что. Все мы любим модные и красивые вещи. Но я и раньше не очень-то следила за нарядами, а уж в последние годы и говорить нечего. Некоторые, оказывается, считают, что я просто скупа — вернее, хочу скопить деньги. Глупости!
— Почему же тебе не хватает? — с любопытством спросила Шуньин.
— Как мне может хватать? Многие нажились на войне, но до нас очередь не дошла! Другие то тут урвут, то там. Они могут транжирить. Но люди все разные. Ты знаешь мой характер, я далека от совершенства, но никто не заставит меня выпрашивать объедки у подлецов. То, что другим кажется хорошим, — я считаю плохим. И наоборот. Всю жизнь я страдаю из-за своего характера. Но что поделаешь? Другой я быть не могу.
Словно затмение на меня нашло в тот вечер. Я наболтала уйму лишнего. Но сказанного не вернешь. Что теперь об этом жалеть! Шуньин у меня засиделась. Надо было раньше выпроводить ее, а теперь она не уйдет, пока не удовлетворит своего любопытства. Я встала со стула, потянулась и хотела дать ей понять, что пора уходить, но в этот момент она тоже поднялась со своего места, взяла меня за руку и, как будто искренне, сказала:
— Знаешь, тебе лучше уехать в Шанхай. Если хочешь, я помогу все быстро оформить. Только прежде всего ты должна…
Я сразу почувствовала, что в ее словах что-то кроется, и сердце мое забилось сильнее, я даже забыла об усталости.
— Прежде всего я должна согласиться на некоторые условия? — вспылив, резко спросила я.
Шуньин попыталась увильнуть от прямого ответа.
— Это… это… вовсе не обязательно. Только… только… гм… я думаю, мы старые друзья, вместе учились, к тому же с Сицяном вы давным-давно знакомы, так что нельзя тебя сравнивать с другими.
Опять этот Сицян, подлец и ничтожество. Она могла не продолжать. Теперь я все поняла, но нарочно спросила:
— А что я буду делать в Шанхае? Вдруг не справлюсь? Куда мне деваться?
— Нельзя быть такой нерешительной! — серьезным тоном возразила Шуньин. — Ты справишься, я уверена! Потом там Сицян, он всегда поможет. Так что не бойся.
Эта дура, эта госпожа — бывший член комитета — почему-то решила, что я клюнула на ее приманку. Я, конечно, далека от идеала, у меня много недостатков, но я не пала еще так низко, чтобы, потеряв, стыд и совесть, стать любовницей изменника. Я не удивляюсь Шуньин. В нашей среде давно забыли, что такое стыд и совесть. Тут кумир — деньги. Поэтому она решила, что я такая же, и даже посмела сказать мне об этом прямо, словно была уверена, что я с радостью приму ее предложение. Я пришла в ярость и выпалила:
— Спасибо за добрый совет. Но, честно говоря, ничего подобного мне никогда в голову не приходило!
Шуньин с изумлением уставилась на меня.
И тут вдруг я подумала, что неправильно веду себя. Надо было, как говорится, повернуть оружие врага против него самого и выведать побольше, но теперь уже не так легко было это сделать. Оставалось лишь переменить тему разговора, и я заявила, словно бы раскаиваясь:
— Забудь все, что я тебе сейчас сказала. Просто я поклялась Сицяну никогда не быть там, где будет он. Нам вместе тесно! Понимаешь? Мне не хотелось говорить тебе об этом, но раз уж так пришлось, прошу тебя сохранить это в тайне.
Она долго недоверчиво смотрела на меня, потом проговорила:
— Никогда бы не подумала, что у вас могут так испортиться отношения. Но Сицян считает своим долгом помочь друзьям. Сколько раз он просил нас передать тебе привет! Я уверена, что он уже забыл о вашей размолвке и совсем не сердится на тебя.
Я улыбнулась и покачала головой.
— К тому же и обстановка сейчас совершенно изменилась. Недавние враги стали единомышленниками, а вчерашние друзья — заклятыми врагами; никто теперь не вспоминает о прошлом, зачем же ты упрямишься?! — Она подошла ко мне совсем близко и ласково коснулась моей руки.
— Ты не знаешь, как я ненавижу его! — потеряв терпение, воскликнула я. — Смертельно ненавижу!
— Странно! Я действительно ничего не знала об этом!
— Однако это так. Тебе известно лишь, что когда-то он помогал мне и как будто хорошо ко мне относился, но все это было показное! Тому, что я знаю, пожалуй, никто не поверит: этот человек, о… он хуже любого подлеца!
— Что ты, по-моему, вначале… только вначале он был немного груб, но потом ведь все изменилось. Зачем же вспоминать старое?
— Дело не только в этом! — продолжала я дрогнувшим голосом. — Из-за этого негодяя я стала такой.
Вероятно, лицо мое в этот момент было страшно, потому что Шуньин выпустила мою руку и испуганно отпрянула назад. Но я хлопнула ее по плечу и с улыбкой сказала:
— Не думай, что я собираюсь упрекать тебя в чем-нибудь. Ведь ты познакомила нас из самых лучших побуждений. Верно? Но ты совсем не знала его. Я не встречала человека, который бы так гнусно относился к женщине!
Шуньин вздохнула, видимо, потеряв всякую надежду уговорить меня.
— Ладно! Хватит воспоминаний, поговорим лучше о чем-нибудь другом. — Я прилегла на постель и стала расспрашивать Шуньин о том, где она бывает, с кем встречается. Тут она сразу насторожилась, и у нее пропала всякая охота продолжать разговор.
Наконец я проводила ее. Мне казалось, будто голову мою сжимает обруч, лицо пылало, во рту пересохло. Я приняла снотворное и, как была, не раздеваясь, свалилась в постель.
4 октября
Чэнь пригласил меня в кино. За последние дни он уже вторично оказывает мне подобные знаки внимания. Что за этим кроется? Понятия не имею. Но почему не развлечься?
В кино я изо всех сил старалась не замечать исходивший от Чэня отвратительный запах пота, смешанный с резким запахом духов. Чэнь без конца болтал, а я возмущалась, делая вид, будто целиком поглощена тем, что происходит на экране. Об интригах, которые вели против меня М. и его шайка, Чэнь не обмолвился ни словом, я, разумеется, тоже не касалась этой темы.
Перед концом сеанса Чэнь пригласил меня в ресторан. Не долго думая, я согласилась. Почему не развлечься? Но я все время была начеку, чтобы в любой момент перейти к обороне.
Однако произошло неожиданное. Чэнь вдруг стал настоящим джентльменом. Оказывается, он просто хотел выпить со мной, только и всего. Пить я умела и была за себя спокойна. Чтобы подразнить Чэня, я нарочно спросила:
— Говорят, у тебя две квартиры, одна на южном берегу Цзялинцзяна, другая — в Бэйпэе. Это, так сказать, официально. А в городе сколько их у тебя?
Чэнь растерянно улыбнулся и ничего не ответил. Потом вдруг заговорил, будто обращаясь к самому себе:
— Дьявольщина! У этого богача Чэня было целое состояние, но они напали на него, как саранча, забрали все до нитки, и знаешь, как поделили?
— Конечно, знаю. Все об этом знают. Потому я и говорю, что в городе у тебя теперь, наверно, тоже есть квартира.
— Что ты! — Чэнь отхлебнул из рюмки и вытаращил глаза. — У меня? Просто люди болтают. Говоря по совести, мне причиталась доля, но ничего не досталось. Разве это друзья?! Вчера я поскандалил с ними!
— Какое хамство! — Я налила ему вина. — Кто же у них так заправляет?
— Кто же, как не М.? А этому мерзавцу не мешало бы быть поскромнее! Забыл уже, как лизал начальству ..., когда был ординарцем, типичный ..., да все его друзья-приятели такие же. — Чэнь в ярости стукнул кулаком по столу, взял рюмку, но пить не стал и, покосившись на меня, продолжал: — А я, старый служака, уже… — Тут он ухмыльнулся и, не стесняясь, грубо выругался.
— Что ты, секретарь! — Мне стало неловко, к тому же я опасалась, что в запальчивости он забудет о тех, кто подложил ему свинью, и, чего доброго, отыграется на мне.
— Да, совсем забыла, — сказала я, чтобы отвлечь его внимание, — два дня назад я случайно кое-что узнала. Недавно из Шанхая приехали двое: мужчина и женщина. Цель их приезда весьма сомнительна. С ней мы учились в средней школе. Она сразу разыскала меня, видимо, рассчитывает на мою помощь.
— Какова же цель их приезда? — Чэнь жадно отхлебнул из бокала.
— Они связаны с японцами и Ван Цзинвэем.
— Вот как! Не имей с ними дела — и все?
— Но я собираюсь доложить начальству!
— Зачем? — Он наклонил голову и подозрительно прищурился. — А может быть, ты уже доложила?
— Нет, не успела, вчера я была очень занята.
Чэнь выпучил глаза, схватил меня за руку и с жаром сказал:
— Зачем лезть в чужие дела? Занимайся своей работой. А то шею сломаешь. Неизвестно, как будут развиваться события. Ведь завтра же все может измениться. Теперь такое время.
— Однако, — перебила я его, — почему эти дела ты называешь «чужими»? — Признаться, он напугал меня своими «советами».
Чэнь ухмыльнулся, но тут же с очень серьезным видом прошептал мне в самое ухо:
— С твоим умом не понимать таких простых вещей!
Я начала догадываться, о каких «простых вещах» идет речь. Волосы у меня зашевелились от страха, и я решила, во избежание неприятностей, не продолжать этого разговора. Сегодня Чэнь меня угощает, но кто знает, как он поведет себя завтра и не захочет ли на чужом несчастье построить свое счастье.