Тут я почувствовала, что увлеклась! Мои вопросы могли вызвать у Пин подозрение. Надо сделать передышку, пусть теперь она спрашивает.
Но она продолжала идти молча, слегка запрокинув голову, и о чем-то думала. Пин стала еще тоньше и стройнее, чем была в школьные годы, но теперь красота ее сочеталась с изяществом. Я почувствовала, как в сердце моем шевельнулась зависть. Рядом с ней я, безусловно, проигрывала. Когда-то мы ссорились только потому, что ни одна из нас не хотела уступить.
Неужели я опять без всякой причины буду ссориться с ней?! Сама не знаю.
В это время с нами поравнялся отряд школьников, видимо, они тоже шли на митинг.
Пин проводила их взглядом и, когда они свернули за угол, посмотрела на меня. В глазах ее светился ум, они обладали какой-то особой притягательной силой.
— Мне вспомнился тот год, когда шанхайские студенты начали движение за спасение родины и решили отправиться в столицу с петицией. Они выехали ночью, шел снег, и на рассвете добрались до пригородной станции. Мы, школьники, встречали их колонной, точь-в-точь как эти ребята, помнишь? Как будто не так уж много лет прошло с тех пор, но каждый из нас пошел своим путем! Богатые так и остались богатыми, неудачники — неудачниками, подонки — подонками. Но отдал ли хоть кто-нибудь из нас жизнь за родину?
Я почувствовала, что краснею. Зачем она все это говорит? Уж не с умыслом ли? А может быть, ей уже все известно обо мне? На всякий случай надо быть очень осторожной в разговоре. Воспользовавшись случаем, я спросила ее:
— Ты не знаешь, кто еще из наших здесь?
— Ты здесь, — ответила Пин со смехом. — И еще — да ты и сама знаешь — Шуньин. За эти несколько лет все разъехались, у каждого теперь своя судьба. А ты почти не изменилась.
От волнения у меня даже стало дергаться веко.
— Что ты, я здорово постарела.
— Да я не о внешности, — многозначительно улыбнулась Пин. — А о манере говорить, вести себя. Все так, как было раньше.
— Манеры не легко изменить, — ответила я.
— А помнишь, как мы начали кампанию за право выбирать преподавателей и наш директор от волнения волчком вертелся? С тех пор ты прославилась на всю школу.
«Зачем она вспоминает прошлое?» — подумала я, усмехнувшись, но ничего не ответила. А Пин продолжала:
— Об этом сообщили твоим родителям, и они в наказание перестали высылать тебе деньги. Кажется, в тот год, после летних каникул, отец заставил тебя перейти в другую школу.
— Все это прошло, как сон, не стоит вспоминать. — Я хотела показать Пин, что этот разговор мне неприятен, но она не обращала внимания.
— Потом мы решили опечатать учительскую. У нас было много споров, и ты оказалась самой активной.
Что могла я ответить? Я чувствовала, что кровь отхлынула у меня от лица, но постаралась улыбнуться, чтобы не выдать своего волнения. Пин ни словом не обмолвилась о моем нынешнем положении, но я была уверена, что ей все известно и она нарочно завела весь этот разговор, чтобы побольнее задеть меня. Лучше бы она обругала меня, чем так издеваться. В конце концов, у меня есть самолюбие!
— Ладно, Пин! — сказала я, едва сдерживая злость. — Хватит! Давай поговорим о настоящем. Скажи лучше, как вы встретились с Шуньин?
— Совершенно случайно, — равнодушно ответила Пин. — Так же, как сегодня с тобой.
Я торжествующе улыбнулась, чувствуя, что пришла моя очередь перейти в наступление.
— А она сказала мне, что приехала специально, чтобы разыскать тебя! — соврала я.
— Так и заявила? Что же, ей виднее.
— Да, вот еще что, ты не знаешь, откуда она приехала?
— Говорит, что из Шанхая.
— А зачем, ты понимаешь?
— Не совсем, — растерянно ответила Пин.
Не может быть, чтобы Пин с ее умом не раскусила Шуньин. Не для того же она разыскала Пин, чтобы поболтать с ней и вспомнить прошлое? Наверно, Шуньин пыталась припугнуть ее. Я торжествующе улыбнулась.
— Ты действительно не понимаешь, зачем она приехала? — нанесла я еще один удар.
— Не понимаю.
Пин вопросительно взглянула на меня. Я хотела объяснить, но тут же изменила свое намерение и сказала:
— Со временем разберешься.
После этого до самой площади мы шли молча.
Во время митинга Пин ни на шаг не отходила от меня, может быть потому, что у нее здесь не было знакомых. Она молча следовала за мной, как тень. Вначале я не придавала этому никакого значения, но постепенно мною овладело беспокойство. Еще подумают, что мы с ней заодно. Я заметила, что за нами наблюдают, что-то говорят о нас. Черт их знает, о чем они там шепчутся, но мы явно привлекаем внимание.
К тому же Пин внимательно осматривала каждого, кто здоровался со мной.
А когда я отвернулась, чтобы переброситься словом с кем-то из приятелей, она стала делать кому-то знаки глазами. Значит, она здесь многих знает!
— Пин, смотри, с тобой здороваются! — не выдержала я, решив тут же все выяснить.
Но она весело ответила:
— Действительно, кто-то машет рукой, но я его не знаю, это, наверно, твой знакомый. Давай подойдем к нему!
Я улыбнулась, положила ей руку на плечо и проговорила:
— Раз ты его не знаешь, не обращай внимания. Что нам за дело!
Надо быть начеку! Пин — человек опасный.
Теперь ясно, почему она ходит за мной по пятам. Хочет, чтобы ее друзья (а их здесь немало) меня хорошенько запомнили. Попросту говоря, она выставила меня на «всеобщее обозрение», чтобы потом мне было труднее работать. Вот это промах, не думала я, что так легко попадусь на удочку!
Исправить положение было уже невозможно, и я решила поскорее уйти.
— Тебя можно разыскать в твоем издательстве? — спросила я, прощаясь.
— Разумеется, — с улыбкой ответила Пин. Что крылось за этой улыбкой? Дружеское расположение? Я так и не поняла.
Ясно одно: Пин — опасный человек.
Потерпев поражение, я отправилась бродить по городу, выбирая самые людные места. По пути мне попался книжный магазин фирмы Н., я вошла внутрь, обошла все помещение и задержалась у полок с новинками. Вдруг за спиной я услышала, как кто-то тихо разговаривает. Сердце мое учащенно забилось. Жаль, что полки не застеклены, а то я бы все увидела, словно в зеркале. Но вот голоса умолкли и раздался звонкий смех. Я была уверена, что это Пин. Предположение мое показалось мне весьма вероятным, и я резко обернулась. Однако увидела двух совершенно незнакомых мне женщин. Ни одна из них ничем не напоминала Пин. Я быстро отошла в сторону, чувствуя, как пылает мое лицо. К счастью, никто ничего не заметил.
«Несчастливый сегодня день, — подумала я. — Чуть было не совершила еще одной глупости!»
Выходя, я столкнулась в дверях с молодым человеком лет двадцати. Лицо его показалось мне очень знакомым, я замедлила шаги и оглянулась. Он стоял на пороге и смотрел мне вслед. Ну конечно, мы с ним где-то встречались. Я невольно улыбнулась, в ответ он слегка наклонил голову. Но тут прохожие разорвали связывающую нас невидимую нить, и я ушла, не переставая думать об этой встрече.
Постепенно я вспомнила, что виделась с ним 18 сентября. Мы даже разговаривали тогда: я пыталась его «прощупать».
Возле благотворительной столовой, как всегда, толпился народ. Я хотела пройти стороной, как вдруг среди оборванных, грязных людей заметила шикарно одетую женщину, она усиленно жестикулировала и ругалась последними словами. Перед ней с почтительной улыбкой стоял полицейский, вероятно, пытался уладить конфликт. Женщина неожиданно резко обернулась, и через толпу я отчетливо увидела лицо Жун.
Хорошо бы выяснить, что здесь происходит, чтобы потом насолить ей. Однако мне не хотелось попадаться Жун на глаза. Я стала в сторонке и решила послушать, что говорят люди.
Оказалось, когда Жун проходила мимо столовой, оттуда выскочил похожий на чертенка мальчишка с банкой какой-то похлебки, налетел на Жун и всю ее облил. Мальчишка служил рассыльным в столовой, и Жун потребовала, чтобы к ней вышел хозяин. Только сейчас я разглядела, что на Жун розовый шелковый халат на подкладке из оранжевого шелка. Видимо, она надела его в первый и, пожалуй, последний раз.
Я знала, сколько он может стоить, и подумала, что вряд ли этот «важный вопрос» будет решен тут же на месте. Я перешла улицу с намерением пойти в клуб «Общества C—S» понаблюдать за посетителями. Давно был приказ обратить «самое серьезное внимание» на этот клуб, поскольку там, по имеющимся сведениям, последнее время чуть ли не ежедневно устраивались то собрания, то какие-то встречи, словом, «творились всякие безобразия».
На веранде первого этажа почти все кресла были заняты. Я нашла свободное и уселась. Начало темнеть, но света еще не зажигали. Откинувшись на спинку кресла, я закрыла глаза и впала в забытье. От усталости я ничего не слышала, ни о чем не могла думать.
Перед глазами плыли розовые и оранжевые круги, такие же, как новый халат Жун. В голове мелькали обрывки мыслей. «Чудесные цвета, но на Жун ничего не имеет вида. Она получила эти деньги… Но сегодня ей не повезло, ну и поделом! Хозяин не захочет, конечно, заплатить ей, да и с какой стати?» От этой мысли мне даже стало весело.
У меня было какое-то странное состояние, я ни на чем не могла сосредоточиться…
Когда я открыла глаза, веранда почти опустела.
Я потянулась и хотела подняться с кресла, но снова впала в забытье. Вдруг я услыхала чьи-то шаги, открыла глаза и встретилась с устремленным на меня взглядом.
— А-а… как же это я раньше не заметила вас?
— Я только что вошел. — По тону я догадалась, что он не случайно обратил на меня внимание в книжной лавке, он действительно узнал меня.
— Купили что-нибудь интересное? — спросила я.
— Нет, ничего не купил, — ответил он, поглядывая на свободное кресло рядом со мной.
Я пришла ему на помощь:
— Вы не заняты? Тогда садитесь, поболтаем. Познакомились мы восемнадцатого сентября и снова встретились десятого октября. Какое счастливое совпадение!