— Брехня! К дьяволу такую сговорчивость! Да и где у тебя доказательства?
— Доказательства есть… — Я растерялась, не зная, к чему клонит Р. Таких людей трудно понять. Они то очень обходительны, то чрезмерно грубы, и никогда не узнаешь, что у них на уме. Но на этот раз Р. как будто говорил правду.
— Да, у меня есть доказательства. Когда к нему пришли секретарь Чэнь и остальные, он был очень покладист.
— Так, так, что же сказал мне тогда секретарь Чэнь? — произнес Р., будто что-то припоминая, и вдруг крикнул: — И ты называешь это покладистостью? Хитрый он тип! Неужели он покаялся? Говори же!
Отступать было поздно, и я ответила:
— Я же докладывала о том, что прямой допрос результатов не даст, надо выудить из него признание…
Р. изменился в лице и перебил меня:
— И тебе это удалось?
На этот раз не отвертишься, надо говорить, не то разыграется скандал. Факт, хоть один факт, и все будет в порядке. В тот момент я думала лишь о грозящей мне опасности и сказала:
— Кое-что мне все же удалось. Я выяснила, с кем он здесь связан…
Я назвала К. и Пин!
Да, я это сделала. Я не только погубила этих людей, но и обманула Чжао — и все ради собственной шкуры. Было бы заблуждением считать, что я сделала это намеренно. Просто у меня не хватило силы воли, и я принесла в жертву других.
Прошло три дня, всего три дня, а кажется, будто три года! Меня измучили угрызения совести. Неужели я стала совсем бессердечной?
Страшно думать об этом…
26 ноября
Иногда полезно поразмыслить над собственными поступками. Мне приходилось встречаться с самыми разнообразными людьми. Негодяи губят людей ради собственной выгоды. Благородный человек приносит себя в жертву ради всеобщего счастья. Но как назвать тех, кто совершает подлость, не преследуя никакой цели? Таких, пожалуй, не бывает. А если и найдется один — иначе, как глупцом, его не назовешь.
Выходит, я глупа?
Пожалуй, нет. И все же я донесла на К. и Пин!
Вспоминаю нашу последнюю встречу с Чжао. Я была очень взволнованна, он — совершенно спокоен. По выражению моего лица он сразу понял, чем я расстроена, и стал объяснять свои отношения с Пин:
— Ты не думай. Я познакомился с ней только здесь. Конечно, мы друзья, но не больше.
И все же образ Пин черной тенью лег мне на душу и лишил ее света. Давно забытое чувство ревности вспыхнуло с новой силой, я вспомнила ее встречи с К., и все это заставило мое сердце болезненно сжаться. Но я сказала совсем не то, что думала:
— Ты можешь не говорить мне о Пин, я давным-давно ее знаю. Ведь мы вместе учились и теперь часто встречаемся. Она умнее, способнее, красивее меня, ты прав, что полюбил ее.
Чжао ничуть не усомнился в правдивости моих слов и с горькой усмешкой сказал:
— Очень хорошо, что вы с Пин друзья. Передай, что я желаю ей счастья и светлого будущего, и еще… — Глаза его лихорадочно блестели. — Поблагодари ее от моего имени, я знаю, что она всеми силами старается помочь мне.
Трудно передать, что творилось у меня на душе. А Чжао продолжал:
— Давно, когда мы расставались с тобой, мне так было больно, что ты исковеркала свою жизнь. Но я знал, что не в силах вернуть тебя на путь света и счастья, и в этом я виноват перед тобой. И вот мы снова расстаемся, положение изменилось, но я по-прежнему надеюсь, что ты станешь другой, и верю в это потому, что последние годы ты мучилась и тосковала. Желаю тебе, Мин, с каждым днем быть все счастливее, желаю светлого будущего! Обещай мне, что так и будет.
Я записала эти слова, чтобы время от времени перечитывать их. Для человека очень важно любить, но еще важнее быть любимым. В моменты самых тяжких душевных или физических страданий, когда жизнь кажется пустой и ненужной, одна мысль о том, что есть человек, который любит тебя и считает самой чистой и самой лучшей, является огромным утешением. Кто же скажет теперь, что я несчастлива!
И в то же время сознание, что я любима, причиняет мне страдания. Я недостойна такой любви: я предала К. и Пин, обманула Чжао!
Если бы Чжао считал, что я падшая женщина, которую уже нельзя спасти, я со спокойной совестью заявила бы, что не стану церемониться с человеком, который не понимает меня! Как говорится, око за око, зуб за зуб!
Вчера вечером я буквально изнывала от тоски, а мозг сверлила одна мысль: Чжао сказал, что они с Пин — только друзья. Но ведь К. утверждал, что при аресте Чжао присутствовала женщина, кто же это, как не Пин? Она даже хотела добровольно отправиться вместе с ним в тюрьму, неужели только из дружеских чувств?
Не предавайся иллюзиям, Хуэймин! Чжао тоже обманул тебя!
Я сразу успокоилась, мне вдруг все стало ясно, совсем как восемь лет назад, когда умерла моя мать. Она скончалась у меня на руках. Я беззвучно плакала, а потом спокойно решила на следующий же день уйти. С тех пор ни одна нить не связывала меня с родительским домом.
Но мое «спокойствие» очень скоро превратилось в душевную пустоту. Я очутилась совсем одна среди подлых, коварных людей. Никому не было до меня дела, да и я ни о ком не заботилась, что же это за жизнь? Сдерживая слезы, твердить о том, что заботе и ласке ты предпочитаешь равнодушие? Какая радость в этом? Предположим, Чжао неплохо относился к Пин, а как же я? Как понять его отношение ко мне в те далекие годы и теперь? Неужели он лгал мне? Неужели можно лгать так долго и так умело? Выходит, я настолько наивна, что ничего не понимаю?
Да… Иногда полезно поразмыслить над собственными поступками… Я предала К. и Пин, чтобы спасти Чжао, доказать, что он не виноват, и, разумеется, продемонстрировать результаты своей работы. Со стороны может показаться, что я совершила этот шаг ради собственной выгоды, а не для спасения Чжао, но, обдумав все хорошенько, начинаешь понимать, что это не так. Было бы очень хорошо для Чжао, если бы мне снова поручили его дело.
К. и Пин пострадают, в этом нет сомнения. Но они должны войти в мое положение; я вовсе не хотела губить их, не было у меня и корыстных целей, единственное, чего я хотела, — это спасти Чжао…
Так что совесть моя совершенно чиста. Еще неизвестно, чем все кончится. Обо мне пока говорить нечего, где находится Чжао — неизвестно.
Но страшная мысль, подобно ядовитой змее, жалит меня в сердце и не дает покоя: что если гибель К. и Пин не принесет Чжао никакой пользы?
В тот же вечер
Разве не мучительно ждать неизвестности? Но это имеет и свои преимущества — можно поразмыслить на досуге.
Дней десять тому назад в редакции, где работает К., я неожиданно встретилась с Пин; пошла я туда не случайно, в управлении болтали о том, что у К. появился «хвост», Пин тоже на заметке — они часто бывают вместе. Интересно, удалось им отрубить «хвост»? Едва ли!
Значит, мой донос не ухудшил их положения… они давно в «черном списке».
Может быть, я вбила еще один гвоздь в крышку их гроба? Но как могу я принять на себя столь тяжкое обвинение?
Словом, я не имею права снимать с себя всякую ответственность, но в то же время нет оснований винить меня во всем.
Ведь эти люди все равно на заметке, а я поступила так ради Чжао и ради себя (значит, тоже ради Чжао). Если им это не очень повредит, а Чжао принесет хоть какую-то пользу, мой поступок заслуживает оправдания.
Неужели друзья Чжао откажутся хоть немного облегчить его участь?
Так поступать могут только себялюбцы.
Почему одна я, которую они считают бездушной тварью, должна взять на себя всю ответственность за жизнь Чжао?
А именно так оно и получается. И если я вынуждена была назвать какие-то имена, то надо понять, насколько безвыходно мое положение и какие муки я испытываю.
Я вправе требовать, чтобы меня поняли. Я вправе была поступить так, как поступила, и никогда не раскаюсь.
Когда так думаешь, становится легче.
Для меня сейчас очень важно душевное спокойствие. Многое еще надо сделать. Надо во что бы то ни стало спасти Чжао, вырвать его из когтей дьявола.
Постепенно я вновь обрела душевное равновесие, но внутренний голос непрестанно твердил мне: «Твоя собственная судьба еще не решена, ты не в силах защитить себя, зачем же пытаешься спасать других?»
В ответ раздался холодный, презрительный смех. Лишь спустя несколько секунд я поняла, что смеялась я сама. Я снова рассмеялась, теперь уже намеренно, и будто из самой глубины моего сердца услыхала голос: «Прежде всего ты должна крепко стать на ноги! Возможности для этого есть, надо только решиться!»
Итак, направление ветра определено, теперь остается выяснить, не изменится ли в ближайшее время погода?..
28 ноября
Один удар волны, и жизнь моя, подобно лодке, сразу изменила курс. Впереди пучина, надо бороться изо всех сил, не то закрутит, и пойдешь ко дну.
Это произошло вчера.
В начале одиннадцатого раздался сигнал воздушной тревоги, и все мои намерения полетели к чертям. Я ни о чем не могла думать и изнывала от тоски, сидя в бомбоубежище. Мне было нестерпимо тяжело, я смотрела вокруг, не в силах вымолвить ни слова. Кто знал, что уже издан этот роковой приказ?
Словно автомат, сидела я в кабинете у Р., слушала его и машинально поддакивала. Лишь когда Р. сказал: «На этот раз постарайся добиться успеха!» — и начал выпроваживать меня, я растерялась. Я отлично помню каждое его слово. Но в тот момент мозг мой был подобен листу бумаги, на котором можно написать все что угодно, но бессмысленно требовать, чтобы он выполнил указание.
Когда я шла по коридору, мы поравнялись с Жун. Я не заметила ее, но в следующий же момент слова, сказанные ею, кольнули меня, будто иголкой:
— Что это ты задаешься, завела себе надежного покровителя?
Я сразу пришла в себя. Весь день я ничего не ела. Сильно болела голова, но голода я не ощущала. Я вспомнила все, что мне сказал Р., и слова его, будто озаренные ярким светом, вдруг приобрели свой подлинный смысл. Я словно пробудилась от глубокого сна и лишь теперь поняла, что сама согласилась с его приказом.