— Куда пойдем?
— Куда хочешь, — ответила я, припоминая, нет ли поблизости подходящего места.
— Я должен еще кое-что сделать сегодня, — после минутного раздумья произнес К. — А о таком деле наспех не поговоришь. Надо будет снова встретиться. Боюсь, что, пока мы не получим точных сведений о нем, предпринять ничего не удастся.
— Конечно. Но это уже моя забота. Где же мы завтра встретимся? — Видя, что он замялся, я добавила: — Приходи ко мне домой, ладно? Адрес я оставила у тебя в редакции.
К. ушел. Я смотрела ему вслед и вспоминала, о чем еще должна была рассказать ему, но так и не могла припомнить. Постояв немного, я наняла рикшу и поехала к Шуньин в надежде узнать какие-нибудь новости.
3 декабря
Все идет кувырком. Я ничего не смогла добиться. Мне кажется, будто я окружена неприступной стеной. И это чувство день ото дня усиливается.
«Ты видишь розовые сны, но со всех сторон на тебя надвигаются черные тени, можно пожалеть тебя, но от фактов никуда не уйдешь!» — звучит в ушах у меня ледяной голос. За что бы я ни взялась, меня каждый раз подстерегает неудача. Стоит мне вспомнить этот ледяной голос — и волосы становятся дыбом. В такие минуты моя тень, наверно, напоминает дикого зверя, готового кинуться на свою жертву.
Все как будто шло хорошо, и вдруг оказывается, что я потеряла право вернуться на честный путь. Почему?
«…Потому что у тебя позорное прошлое, кровавое прошлое, запятнанное злодеяниями!» — отвечает тот же голос.
Но разве прошлое не может безвозвратно исчезнуть? Почему его страшная тень должна быть вечной преградой на моем пути?
«…Потому что и сейчас ты все еще… — На мгновение голос умолкает, раздается зловещий, похожий на крик совы, смех, потом продолжает: — Любуешься своим значком!»
Я опустила голову, словно во сне сняла значок с внутренней стороны борта кофты, повертела его в руках. В этот момент мне хотелось проглотить его…
Неужели такая безделица может разобщать людей, делать их чужими друг другу?
Для некоторых — главное форма, но К. не должен быть таким!
Позавчера мы снова встретились. Разве я была не достаточно искренней? Неужели же они и теперь что-то подозревают?
Нет, не может этого быть! Ведь я ничего не скрывала. Если бы я могла показать им свое сердце!
Но К., его взгляды, усмешка, голос — все было фальшивым. Еще более фальшивым, чем в первый раз! Разговор не клеился; меня волновала только судьба Чжао. Что делать? Как найти нужных людей, поручителей? Но они всячески избегали этого разговора, и чем больше я их убеждала, тем подозрительнее они становились.
Зачем только К. привел с собой Пин? Совершенно очевидно, что она плохо ко мне относится. Она разговаривала со мной словно с преступницей и, как на допросе, выпытывала все подробности наших встреч с Чжао. Как она смеет вмешиваться в наши отношения? Даже если она его возлюбленная, то и это не дает ей никаких прав, тем более что между нами ничего не было. Но я и это стерпела. Дело настолько серьезное, что я не хотела с ней ссориться!
Вдруг Пин спросила:
— Где же он находится? Ему ничто не угрожает? Скажи откровенно! Иначе весь этот разговор ни к чему!
Пин говорила, К. одобрительно кивал головой. И оба они буквально сверлили меня взглядами.
Я сказала, что сама очень волнуюсь, но пока ничего узнать не могу. Торопиться сейчас нельзя. Я даже не скрыла от них, какими путями все это выясняю.
Но, выслушав меня, они переглянулись и рассмеялись. Это было самое настоящее оскорбление, однако я и тут промолчала. Не стану же я уподобляться им!
И действительно. Разве не ради Чжао поехала я в проливной дождь к Шуньин после нашей первой встречи с К.? Шуньин обещала помочь, но очень уж неопределенно:
— Как только представится хоть малейшая возможность, постараюсь что-нибудь узнать.
Я знала, какой смысл вкладывали Шуньин и все ее друзья в слово «возможность», и не стала больше ни о чем спрашивать. Но она сама продолжила разговор:
— Вчера мы с Суншэном говорили о тебе и решили, что ты должна бросить эту работу, и чем скорее ты решишься на это, тем лучше! Зачем ждать новых неприятностей, терпеть косые взгляды! — Шуньин, видимо, еще не отказалась от своего коварного замысла увезти меня отсюда. Я воспользовалась этим и сказала, что, как только освободят Чжао, мы все вместе поедем в Шанхай…
Конечно, незачем было посвящать К. и Пин во все эти сложности. Да если бы я и сказала им, это вряд ли помогло бы делу, скорее усилило бы их подозрения.
— Раз неизвестно, где он, пожалуй, нет смысла вести все эти разговоры! — Пин метнула взгляд в сторону К., повернулась лицом ко мне и продолжала: — Ты была с ним вместе целых восемь дней и говоришь, что за вами никто не следил. Странно, почему же он не передал нам никакой записки? Если бы он намеревался поступить так, как ты говоришь, то непременно сообщил бы нам об этом. Мог ли он пренебречь такой возможностью? Это просто непостижимо…
— В самом деле! — вторил ей К. — Ведь он мог написать такую записку!
Только дурак не понял бы этих намеков. Я волновалась, сердилась, но спорить с ними не хотела, лишь улыбнулась и не без ехидства ответила:
— Раз вы не верите мне, то и записка не явилась бы доказательством. Не будь такой наивной, Пин.
Они переглянулись, и на какое-то время воцарилось молчание.
— Если бы я порвала с людьми, с которыми связана, все было бы проще, и у вас забот бы убавилось, но поможет ли это Чжао? Не хотите же вы, чтобы все окончилось трагически и вы бы узнали, что Чжао «отдал жизнь за идею».
— Все это верно, — сказал К. — Однако положение настолько сложно… всех нас объединяет одно стремление — спасти Чжао. Вот и давайте думать об этом. Ты упрекаешь нас в поспешности, а сама все время горячишься. Надо распределить обязанности…
Итак, «переговоры» не дали никаких результатов. Я была в отчаянии. Но не это чувство определяло мое душевное состояние. За кого они меня принимают? И разве перемена в поведении К. произошла не под влиянием Пин? Почему Пин относится ко мне с предубеждением? Да потому, что она вообще плохо думает о людях!
Если все печально кончится, я ей этого не прощу. Если же когда-нибудь увижу Чжао, то непременно скажу ему: «Твои лучшие друзья чуть было себя не погубили».
4 декабря
Сегодня надо писать рапорт, и я всю ночь из-за этого не спала. В голове — неразбериха, никак не могу успокоиться. Вообще-то отчитаться нетрудно. Можно выдумать что угодно, было бы похоже на правду. Из-за этого я и не спала всю ночь. Все думала, как бы это сделать.
Сегодня в последний момент решила спасти К. и Пин, хоть они и оскорбили меня своей неискренностью. Прочитав мой отчет, Р. сказал:
— Итак, ты утверждаешь, что с ними связано не так уж много людей.
— Никаких подозрительных связей я не обнаружила, они водят знакомство только с сослуживцами.
— У нас есть сведения, что этому человеку поручено организовать нелегальную ячейку, почему же в твоем докладе об этом ни слова? Разве ты не пробовала проникнуть в их организацию?
— Этот вопрос мне еще не совсем ясен.
— Какие у них отношения? Вряд ли они только друзья!
— Думаю, что только друзья…
— Ты уверена?
— Да. Я хорошо ее знаю, мы когда-то вместе учились.
— Гм… В таком случае тебе известно ее прошлое? Верно?
— Кое-что знаю. В школе у нее еще не сложились определенные взгляды, хотя в общем-то ее можно было назвать «левой». Потом мы надолго расстались. Она, кажется, учительствовала. Некоторое время жила в северных районах.
— Связана с подпольной организацией?
— Пока выяснить этого не удалось, но взгляды у нее остались прежними.
— Ты должна знать, нелегко тебе придется. Этот парень выполняет важное задание.
Я подумала и решительно заявила:
— Я наблюдала за ним. Трудно поверить, что он действительно выполняет какое-то важное задание.
— Не делай поспешных выводов. И действуй в соответствии с указаниями…
Разговор прошел как обычно, но я о многом узнала. Так вот оно что. Они, оказывается, получают информацию из другого источника и даже знают о том, что у К. — важное секретное поручение. Это усложнит мою задачу.
Сегодня мне удалось его выгородить, но как будут развиваться события дальше?
Обидно, что К. и Пин меня не понимают. Ведь сами пострадают из-за этого и мне наделают неприятностей. Со всех сторон на меня надвигаются черные тени, все ближе, ближе… Мое чутье никогда меня не обманывает.
10 декабря
Последнее время Чэнь и М. стали ссориться, едва не дерутся. Этого следовало ожидать, но были и непредвиденные обстоятельства.
Как-то раз мы сидели с Шуньин и болтали о всякой чепухе. Из той самой «таинственной» комнаты доносились голоса. Один явно принадлежал советнику Хэ, а другой очень напоминал голос толстяка Чэня. Вдруг вошла служанка и попросила меня пройти в гостиную. Я удивилась. Обычно я мешала им, когда они беседовали о своих грязных делишках, и от меня всячески старались избавиться. Зачем же я им сегодня понадобилась?
Я взглянула на Шуньин, но та лишь улыбнулась и шепнула мне:
— Видно, хотят сообщить тебе что-нибудь о нем.
Когда я вошла, советника не было, не было и Суншэна, в «таинственной» комнате на тахте развалился Чэнь, потягивая трубку с красным мундштуком. Чэнь с улыбкой поднялся мне навстречу и предложил сесть, его так и распирало от комплиментов. Мне стало не по себе. «Странно он себя ведет, — мелькнула мысль. — Когда такие люди становятся чересчур любезными, ничего хорошего не жди. Неужели с Чжао случилось несчастье?»
Сердце у меня дрогнуло, и я с тревогой спросила:
— Надеюсь, с ним ничего не случилось?
— Напрасно ты так думаешь, — без обиняков ответил Чэнь. — Этот человек на все способен…
— Не может быть, — перебила я толстяка. — Просто его оклеветали.
Толстяк выпучил глаза и вдруг разразился громким смехом. Затем снисходительно произнес: