Выслушав меня, Ф. был так поражен, что не мог вымолвить ни слова, лишь таращил на меня глаза.
— В больнице ко мне без конца приставали с вопросами, и я все время злилась. Сказала им, что стреляли в меня с целью ограбления. Не поверили. Обсуждали, обсуждали и пришли к выводу, что все произошло из-за ревности. Видишь, какие умные! Сразу нашли причину!
— Это уже слишком!
— Вовсе нет! — рассмеялась я. — Но знаешь, что я им сказала, этим двум сестрам? Я сказала: «Пожалуй, вы правы, но не стоит говорить об этом, а то и вам не поздоровится!» Ловко, а? И что ты думаешь, мои слова оказали должное действие.
Я рассказывала все это, а сама едва сдерживала смех. Кажется, я была очень хороша в тот момент, что редко случалось со мной в последнее время. Если Ф. явился что-то выведать, он уйдет ни с чем.
Говоря по совести, мне совершенно не хотелось выяснять, кто подослал напавшего на меня бандита. Это могли сделать и те и другие. Но если бы даже я узнала, к чему бы это привело? К новому нападению — только и всего. Когда в тот злосчастный день Шуньин привезла меня в больницу, я убеждала ее не придавать случившемуся значения.
Да и что такое этот несчастный выстрел в сравнении с моим новым назначением! Вот это настоящий удар. Надо узнать, кому принадлежит эта идея.
Не ехать — нельзя. Можно лишь еще денек протянуть.
Теперь я точно знаю, что борьба между М. и Чэнем кончилась. И, как я предполагала, кончилась полным миром. Иначе зачем бы в меня стреляли?
5 января
Новогоднее веселье, кажется, на исходе. Вчера прогулялась по городу. Украшения поблекли; казалось, время свело свои счеты со всеми этими яркими полотнищами на зданиях учреждений и компаний. Но самый жалкий вид у пестрой стенной газеты и статьи, написанной дешевой тушью, под названием «Год побед». От туманов (я уже не говорю о ветрах и дождях) краски расползлись, и газета напоминает лицо прокаженной, покрытой пудрой и румянами, — смотреть противно!
Мое новое местопребывание — самая настоящая деревня. Но с тех пор как она стала культурным центром, облик ее несколько изменился. Не знаю почему, но все здесь не очень привлекательно. Люди, с которыми мне пришлось встретиться, либо злы, как звери, и вызывают страх, либо коварны, словно шакалы, и безмерно тщеславны, либо унылы, как девочка-невеста в доме будущего мужа, — даже улыбка у них вымученная. Когда я училась, ничего подобного не видела. Последние два-три-года я вращалась в так называемом «высшем обществе», но теперь мой кругозор расширился. Я вдруг поняла, как далеко вперед мы шагнули в области просвещения.
Новогодних украшений здесь тоже достаточно. Веселятся и открыто, и тайно, не считаясь ни с чем, кроме собственных прихотей. Все это сообщил мне Ф., за что я очень ему признательна. Он уже постиг все тонкости местного быта. Вчера часов в девять Ф. осчастливил меня своим визитом. Увидев, что у меня никого нет, он посочувствовал моему одиночеству и стал меня утешать:
— Многие считают, что ехать в глушь да еще следить за этими шалопаями студентами не очень-то почетно. Но, по-моему, в этом есть свои преимущества. Люди здесь прямые, вилять не любят. А если попадется негодяй, его сразу узнаешь. В общем, поживешь — сама убедишься. И потом, такому опытному работнику, как ты, все наверняка будут беспрекословно подчиняться, по крайней мере никто больше не станет досаждать.
Я улыбнулась. Ф., конечно, имеет в виду местную верхушку. Кое с кем мне уже приходилось встречаться.
— Нечего прочить меня в руководители, — буркнула я в ответ. — Хватит с меня моих собственных неудач! Хоть бы неприятностей не было — и то ладно.
— Нет, серьезно, я давно думаю: какой смысл поручать тебе такую работу, в общем-то, можно сказать, механическую? Пожалуй, это все равно что палить из пушки по воробьям. Очень печально, что так получилось!
— Тебе, я вижу, очень хочется сделать меня руководителем. Можно подумать, что ты высокий начальник, жалующий чины. Но пойми, меня вполне устраивает такая работа. Читать чужие письма еще интереснее, чем романы. Я очень вспыльчива, говорить красиво не умею, и стоит кому-нибудь сказать мне приятное, как я уже ног под собой не чую, ведь я всегда жила сегодняшним днем, не задумываясь о будущем. Теперешняя же моя работа не требует общения с людьми, я читаю письма — и все. Нет, я от души благодарна нашему мудрому начальнику за такое назначение.
Ф. усмехнулся, но тут же, притворившись искренним, с жаром сказал:
— Зачем ты разговариваешь со мной, как дипломат? Ведь мы не просто знакомые…
— В таком случае благодарю тебя за высокое мнение обо мне, — перебила я его.
Он, кажется, обиделся, долго молчал, а потом вдруг предложил:
— Пойдем сегодня со мной на вечер, будет весело.
— Как, опять вечер?.. Почему же я ничего о нем не слышала?
— Его устраивают тайно. — Ф. загадочно улыбнулся. — Вечера здесь часто устраивают, но сегодня будет особенно весело. Я свожу тебя туда, а потом ты…
— Благодарю, — снова перебила я его. — Но я не собираюсь туда идти.
— Пойдем, хоть рассеешься немного.
— Правда, не могу.
— Что, работа? Писем здесь немало, это я знаю, но отложи их на день-два, что за срочность? Тем более что завтра воскресенье.
— Дело вовсе не в этом. Просто я не хочу встречаться с незнакомыми людьми.
— Ха-ха, это смешно: сестрица Чжао боится встречаться с посторонними!
Я поняла, что сказала глупость. Надо было выходить из положения.
— Да, действительно избегаю встреч с незнакомыми. Но это в интересах дела. Есть даже приказ начальства. Я не смею его нарушать!
— Но ведь это только официально, нельзя же все принимать за чистую монету.
— Чем осторожнее ведешь себя — тем меньше неприятностей.
— Но я могу представить тебя как мою приятельницу или, еще лучше, родственницу, приехавшую на день в гости. Такой вариант тебя устраивает? Ведь вечер — это вечер, все шумят, веселятся, как ни представишься — Чжаном, Ли — все сойдет, кто станет интересоваться твоим настоящим именем?
Отказываться дальше было как-то неудобно — пришлось согласиться.
Потом я была искренне благодарна Ф. за его приглашение, потому что многое поняла. Стыдно было назвать это сборище вечером. Я не могла прийти в себя от той мерзости и грязи, которые там увидела. Что за бесстыдные люди! Я забилась в самый темный угол, чтобы не привлекать внимания, и вся ушла в себя, словно буддийский монах, погрузившийся в нирвану.
К счастью, все эти оголодавшие собаки и кошки были полностью поглощены гнусным представлением — один номер хлеще другого, — дико хохотали и ничего не видели вокруг. Когда показывали эту сцену «посещение могилы», неожиданно раздался взрыв аплодисментов и восторженные крики: «Браво! Вот это здорово!» Лицо комика с набеленным носом было мне знакомо: так ведь это он выступал утром на митинге и, чуть не рыдая, доказывал, что один несет на себе тяжкое бремя борьбы против агрессоров и собственными руками вершит великое дело созидания государства!
Я совершенно обалдела от всего этого шума и гама и, улучив удобный момент, тихонько вышла из зала.
На улице было холодно, сырость пробирала до костей, и я дрожала. Однако внутри у меня все пылало от гнева. «Этих женщин, хоть они и потеряли всякий стыд, я могу еще простить. Но хороши герои… еще «посты» выставили, претендуют на какую-то исключительную роль среди остальных студентов. Черт знает что!»
Вдруг я почувствовала, что за мной кто-то идет. Интересно, неужели хотят еще раз сыграть со мной «шутку»? Я ускорила шаг, шаги позади тоже участились. «Смешно! Этот «хвост», видимо, еще азов не усвоил!» — подумала я и пошла еще быстрее. Но странно — «хвост» не гнался за мной, а лишь закричал:
— Погоди, эй, товарищ! Стой, девушка, да обожди же!
Я обернулась: что же это за зверь преследует меня?
Подбежав совсем близко, человек бросил на меня тяжелый взгляд налитых кровью глаз — он был вдребезги пьян. Я сразу вспомнила, что видела его на этом чертовом вечере, он как раз стоял на посту, чтобы не пускать незваных гостей, — значит, относился к числу избранных.
— В чем дело? — зло спросила я.
— Ха-ха, ты еще спрашиваешь? Ничего, сейчас все поймешь! — он заикался и, шатаясь, подошел ко мне вплотную.
Я отступила на шаг, резко повернулась и пошла дальше, бросив на ходу:
— Ты обознался, будь повнимательнее!
— Повнимательней? Ха-ха! — бормотал он, стараясь не отставать от меня. — Из какой ты группы? Почему я никогда тебя не видел? Стой! Пойдем со мной. Я знаю хорошее местечко, пойдем!
Все ясно: выпил — и пристает. Не обращая на него внимания, я побежала вперед. Теперь не страшно: до дому совсем недалеко!
— Стой! Слышишь? Я приказываю тебе! — в ярости заорал он. — Иначе… тебя изобьют… Бежишь? Ну, смотри…
На какой-то миг я замешкалась, но тут же помчалась еще быстрее.
До дома оказалось дальше, чем я думала. Отперла дверь и вошла к себе в комнату. Даже здесь было слышно, как он орет:
— Я видел, куда ты вошла, я запомнил тебя!
Немного успокоившись, я подумала: «Хорошенькое местечко, чего только здесь не насмотришься!»
Я вспомнила о женщинах, которых видела на вечере. Они вызывали жалость. И только одна из них произвела на меня хорошее впечатление. Видимо, чтобы не попадаться никому на глаза, она села рядом со мной и спряталась за той же колонной. Вначале она лишь украдкой бросала взгляды в мою сторону, затем посмотрела мне прямо в лицо, и я увидела чуть приоткрытый маленький рот и ровные, белоснежные зубы. Судя по всему, ей очень хотелось заговорить со мной, и, словно обращаясь к самой себе, она сказала:
— Как разболелась голова!
Я улыбнулась и взглядом ответила: неудивительно!
— Пожалуй, уже одиннадцать?
Я взглянула на часы, но в полумраке ничего не было видно.
— Что-то около этого, — ответила я наугад.
— У тебя, я вижу, здесь не так много знакомых? — спросила она, заметив, что я ни с кем не разговариваю.