Я оторопела. Откуда у нее эти мысли? И снова образ маленького Чжао возник перед моими глазами, я опустила голову, едва сдерживая слезы.
Н. растерянно заглянула мне в лицо и взволнованно погладила меня по руке.
— Ничего, ничего. Я немного расстроилась. Твои мечты чересчур хороши и смелы.
— Отчего же? — убежденно сказала она. — Перед нами откроется совершенно иной мир, мы снова станем людьми. Конечно, впереди еще много трудностей, но все же это прекрасно!
Я подняла голову и снова вздохнула.
— Конечно, ты права. Я и сама так думаю. Но мне многое пришлось пережить — столько горя выпало на мою долю. Поэтому я не могу быть такой оптимисткой… к тому же… — Я замолчала и прижала руку Н. к своему лицу.
— Продолжай, сестрица, продолжай!
— К тому же я — совсем другой человек, нельзя меня сравнивать с тобой, — с трудом проговорила я.
Н. испуганно смотрела на меня. Я слышала, как громко стучит ее сердце. Я прижала ее руку к своей груди и, помолчав, сказала:
— Слышишь? Под твоей рукой бьется израненное сердце…
— Сестра моя! — воскликнула Н. и спрятала лицо у меня на груди, словно хотела увидеть мое сердце. Какая-то горькая радость охватила меня, и я заговорила, словно обращаясь к самой себе:
— Знаешь, у женщин бывают такие маленькие подушечки для иголок. У моей старшей сестры была такая, в форме сердца. Мне кажется, что мое сердце тоже утыкано иголками.
Н. подняла голову. Глаза ее блестели, она нервно кусала губы. Я знала, как ей больно сейчас. И от этого мне стало еще печальнее.
— Сестренка. — Я задыхалась от волнения. — Ты ничего не знаешь обо мне. Я любила, ради такой любви можно было пожертвовать всем… но я была глупа… Позднее у меня была возможность искупить свою вину. Я полюбила его во сто, в тысячу раз сильнее, чем прежде, но из-за этой проклятой жизни…
— Где же он теперь?
— Не знаю. — Я заплакала. — Говорят, что он… что его уже нет в живых!
— Не может быть! — решительно заявила Н. и крепко обняла меня. — Тебя обманули, чтобы ты забыла о нем и оставалась послушной им… Я знаю, они часто прибегают к такому способу. Я буду его искать и найду хоть на краю света! Я верну его тебе!
— Хорошо… — только и смогла я выговорить, глядя на Н., такую непосредственную, порывистую, исполненную радужных надежд. Жизнь с ее страданиями и человеческой подлостью пока лишь слегка коснулась ее. Было бы преступлением погасить священный огонь этой юной души. И я решила закончить этот разговор. — Хорошо. Только помни, что судьба человека — в его собственных руках. Раз ты любишь меня, раз веришь мне, ты должна слушаться каждого моего слова, понимаешь?
— Хорошо, я во всем буду тебя слушаться, — быстро ответила она. — Только…
Я не дала ей продолжать:
— Только хочешь ехать вместе, верно? Хорошо. Что-нибудь придумаем! — Я поцеловала ее и выбежала из комнаты.
Пошла я к земляку и попросила его во что бы то ни стало достать билет на один из ближайших дней.
Земляк почесал затылок, подумал, потом сказал:
— Что ж, попытаюсь, может, и удастся. Только придется потратиться…
— За деньгами остановки не будет. Но сестре об этом не говорите, а то, чего доброго, откажется ехать. Сколько примерно нужно? Я дам. Если окажется мало — добавлю.
— Ладно! Можете на меня положиться, через пять дней ваша сестра уедет. В составе есть один частный вагон, так вот туда и устроим ее. Вагон этот новый.
— А частный вагон — это надежно? Сестра моя никогда далеко не ездила…
— Не волнуйтесь. Там есть специальное купе для женщин, одна моя родственница ездила так.
Я поблагодарила земляка. С души моей словно камень свалился. Этой чертовке Н. действительно везет!
9 февраля. Ночью
Вчера не успела вернуться из города, как сразу же услышала неприятные новости. Сегодня подтвердилось, что это правда. Дьявольщина!
История с Н. неожиданно приняла широкую огласку. Ф. сняли с работы, его будто бы подозревают в том, что он старается выгородить Н. А «старик» со своей компанией по-прежнему процветает.
Кажется, все они пока уверены, что Н. действительно покончила с собой. Это единственное, чем можно сейчас утешаться. Мне, пожалуй, не надо бы так часто ездить в город, а за последние три дня я побывала там дважды. Но иначе я ничего не узнала бы о билете, да и денег не смогла бы достать.
Как бы меня не впутали в эту историю! Ведь Ф. часто бывал у меня! Впрочем, известно, что у нас с ним не совсем обычные отношения.
Н. тоже нередко навещала меня, и Ф. об этом знал, Может быть, и другие знали? Но раньше никто не обращал внимания, а теперь обстановка изменилась, стоит кому-нибудь вспомнить об этом, и…
«Старик» и его друзья отлично себя чувствуют, так что я не гарантирована от всяких случайностей не только на улице, но и дома. Один раз я уже на собственной шкуре испытала, что такое выстрел в упор, стоит ли ждать повторения?
Чем больше я размышляла, тем тревожнее становилось у меня на душе. К тому же я теперь отвечаю за жизнь Н. Она могла выждать некоторое время — ничего страшного не случилось бы. Ведь «самоубийство» я придумала. Теперь же малейший промах — и все пропало. Мы обе погибнем.
Черт побери! Кажется, все оборачивается против меня!
10 февраля
Я не могу бездействовать. Я все еще верю в то, что судьба человека — в его собственных руках.
Какое преступление я совершила? Никакого. Я лишь хочу выручить из беды милое беспомощное существо — вытащить из пасти тигра невинного ягненка, и надеюсь спасти еще одного несчастного человека — самое себя! В этом — все мое «преступление»! И я хочу объявить об этом «преступлении» на весь мир, чтобы узнали о нем все добрые люди!
Надо действовать, иначе я не выберусь из этой ямы. И если это мне удастся — значит, есть еще на свете справедливость. Если же нет, я оповещу о своем «преступлении» весь мир, пусть все добрые люди судят меня!
Я уже наметила план действия. Отныне я буду делать все, чтобы как можно быстрее покинуть это ненавистное мне убежище самодуров и бандитов. Я больна, никто не может запретить человеку болеть.
Земляк обещал достать билет через пять дней. Значит, осталось часов восемьдесят. Успею ли я уладить все свои дела — не знаю, зато я уверена, что через восемьдесят часов Н. уже будет в пути! Все подготовлено для этого!
Теперь надо подумать о собственной судьбе… Я так долго страдала, какой только нечисти не насмотрелась я за свою жизнь! Так неужели не смогу потерпеть еще немного?! Пройдут три месяца, полгода, даже год, но я вырвусь отсюда!..
Я почему-то подумала, что похожа в этот момент на солдата, который обеспечил всем необходимым жену и детей и теперь с легким сердцем отправляется на войну.
Н. пока не знает, что я не поеду. Об этом ей можно будет сообщить лишь в последние пять минут. Узнай она раньше, ничего хорошего из этого не получится, и все окончательно запутается. Н. говорила, что в моем характере много мужества. Что ж, сейчас без этого не проживешь!
Перевод С. Иванько.
РАССКАЗЫ
ЛАВКА ЛИНЯ
В тот день Минсю вернулась из школы, надув губы. Швырнула сумку, даже не подошла, как обычно, к зеркалу — причесаться и попудриться, а бросилась на постель, отрешенно глядя на верхушку полога. Котенок Сяохуа прыгнул к хозяйке, мяукнул и стал тереться об ее спину. Девушка машинально протянула руку, погладила его, но тут же уткнулась в подушку и крикнула:
— Мама!
Ответа не последовало. Комната матери была рядом, за стенкой, и стоило, бывало, госпоже Линь, души не чаявшей в единственной дочери, услышать, что Минсю вернулась из школы, как она уже ковыляла к ней, чтобы спросить — не голодна ли; обычно мать всегда припасала для нее что-нибудь вкусное, а если ничего не было под рукой, тут же посылала няню У купить поскорей чашку пельменей хуньтунь[46]. Но сегодня что-то случилось: из соседней комнаты доносились приглушенные голоса, слышался кашель, однако мать почему-то не отвечала.
Минсю повернулась на постели и подняла голову, прислушиваясь: с кем это мать разговаривает? Но разобрать что-либо было невозможно, лишь время от времени явственно слышался материнский кашель. Вдруг мать повысила голос, видимо, чем-то раздраженная, и Минсю отчетливо услышала:
— И это — японские товары, и то — японские товары, кхе!..
Минсю даже подскочила и почувствовала себя, как во время стрижки, когда мелкие волоски пристают к шее и неприятно щекочут кожу. Ведь именно из-за этих японских товаров ее подняли на смех в школе и она вернулась домой в отвратительном настроении. Отпихнув прижавшегося к ней Сяохуа, девушка вскочила, сорвала с себя новое ярко-зеленое платье из искусственной ткани, подбитое верблюжьей шерстью, и со вздохом встряхнула его несколько раз. По слухам, и эта великолепная ткань, и верблюжья шерсть были японские. Отшвырнув платье, Минсю вытащила из-под кровати изящный кожаный чемоданчик, сердито его раскрыла и, опрокинув, вытряхнула на кровать все содержимое: платья разных цветов и всевозможные туалетные принадлежности. Испуганный котенок соскочил с кровати, прыгнул на стул и оттуда, не спуская глаз, следил за хозяйкой.
Порывшись в ворохе платьев, Минсю в растерянности остановилась перед кроватью. Пожалуй, все эти платья и вещицы и в самом деле японские, но Минсю они так нравились, что она глаз не могла отвести! Неужели их теперь нельзя будет носить? Но она просто не в силах расстаться с ними, да и вряд ли отец купит ей новые! Глаза девушки покраснели от слез. Она любила японские вещи, но ненавидела японцев: не напади они на три восточные провинции[47], можно было бы по-прежнему ходить в японском, никто бы не стал придираться. И чего их туда понесло?!