Вход в комитет охраняли четверо полицейских с дубинками в руках. Не успели люди приблизиться, как полицейские закричали:
— Убирайтесь прочь! Подходить не разрешается!
— Мы с жалобой пришли, — крикнул Чэнь Лаоци, — лавка Линя лопнула, как нам теперь получить свои деньги?
Из дверей выскочил рябой и что-то злобно крикнул. Но полицейские пока что ограничивались угрозами. Толпа зашумела. Тогда рябой яростно завопил:
— Олухи непутевые! Нам, что ли, разбираться в ваших делах?! Не разойдетесь — откроем огонь!
И, затопав ногами, приказал полицейским пустить в ход дубинки. Чэнь Лаоци первому досталось несколько ударов…
Началась паника. Старуха Чжу Саньтай упала. Вдову Чжан, в суматохе потерявшую туфлю, сшибли с ног и чуть не растоптали. Насилу она поднялась на ноги, выбежала на дорогу — и только тут обнаружила, что ребенка с ней нет. На подоле алели капельки крови…
— Ой! Сокровище мое! Радость моя! Бандиты людей убивают! Спаси нас, владыка небесный!
Волосы ее растрепались, она бежала, крича и рыдая. Когда женщина пробегала мимо запертой лавки Линя, рассудок уже оставил ее…
Перевод В. Сухорукова.
В ДНИ ВОЙНЫ
После четырех часов ночи винтовочная и орудийная пальба начала стихать. Господин Ли потихоньку привстал с пола, несколько раз легонько стукнул себя рукой по спине, затем нащупал стул и сел, задумчиво склонив голову.
Его старший сын, семилетний мальчуган, глядя на отца, тоже приподнялся, затем выпрямился, но тут же, зацепившись за ногу своей сестренки, шлепнулся на пол и заорал с такой силой, что перепугал господина Ли и его супругу.
Господин Ли плюнул с досады и пробормотал:
— Темно — хоть глаз выколи! Наверно, уже можно зажечь свет. — И, не спрашивая согласия жены, он повернул выключатель.
Яркий свет разбудил пятилетнюю дочь господина Ли. Она стала тереть пухлыми ручонками глаза и захныкала. Госпожа Ли взглянула на спавшего в ее объятиях двухлетнего сынишку и, высвободив руку, погладила девочку.
— Не плачь, доченька, а то японец придет! Японец страшный… — тихонько проговорила мать.
Тем временем старший мальчик подошел к отцу и хотел, по привычке, взобраться к нему на колени; однако нахмуренное лицо отца, который, казалось, не замечал сына, заставило ребенка отказаться от своего намерения. Он встал рядом, так же как и отец склонив голову.
Первой заговорила мать.
— Как будто тихо. Стало быть, бой кончился? — приглушенным голосом произнесла она.
— А кто его знает! Пойду посмотрю.
— Не выходи! Слышишь?
— Не бойся, я только взгляну, далеко не пойду.
— Говорят тебе, не ходи! Вот человек, никогда меня не слушается! Днем все разбежались, ворота в концессии[59] закрыли, нянька кричала, что тоже уйдет… Я волнуюсь, из себя выхожу, а ты вернулся из своей конторы и в ус не дуешь; не бойся, мол, ручаюсь, что с тобой ни чего не случится… И няньку отпустил. Да ты!..
— А если бы нянька осталась, ты бы не боялась японцев?
— Ну вот, я расстраиваюсь, а он опять за шуточки! Ведь трое крошек, каждого нести надо! Вот нянька одного бы и понесла, все легче. Вещи и вовсе нести некому…
— Эх, опять ты бежать собралась!
— Что же, по-твоему, достаточно выйти и посмотреть? Ну посмотришь, а дальше что?
Госпожа Ли начала сердиться; разбуженный ее резким движением, закричал малыш. Мать принялась убаюкивать ребенка, поглаживая его и приговаривая: «Сокровище мое, мама здесь, не плачь». Глаза ее были полны печали.
Господин Ли опустил голову и похлопал себя по бедру; через несколько минут он нахмурился и заговорил:
— Черт бы все побрал! Оставаться — опасно, бежать — расходов много. Я не верил, что начнут драться, а вот поди ж ты.
— Я тоже не хочу расходов, только поэтому послушалась тебя и согласилась остаться. Хорошо еще, что снарядом не задело.
Госпожа Ли уже пожалела о том, что была резка с мужем. Она задумалась на минутку, улыбнулась через силу и добавила:
— Смотри, как тихо! Видимо, все уже кончилось. Ложись спать, отец нашего Ада́. Тебе завтра на службу идти.
Глядя на супругу, господин Ли тоже улыбнулся и зевнул. Слова жены показались ему вполне резонными. Все рассказывали, что японские солдаты любят показать себя: в Северных лагерях близ Шэньяна они не встретили никакого сопротивления, однако открыли пальбу из пулеметов и пушек. Может быть, и сегодняшняя перестрелка — повторение того, что произошло в Северном лагере? Тогда завтра все пойдет по-старому и ничего страшного не случится. Если учреждение будет работать, он пойдет на службу — с какой стати терять два с половиной юаня!
— Ладно, пойду посплю, потом поговорим.
Супруга не возражала, и господин Ли отправился наверх, похлопывая себя по бедру. Старший сынишка хотел было последовать за отцом, но госпожа Ли велела ему вернуться, усадила рядом с собою и укрыла шерстяным одеялом.
Поднявшись на верхнюю лестничную площадку, господин Ли почему-то опять забеспокоился. Взгляд его упал на маленькую приставную лестницу — она вела на площадку, где сушилось белье; ему захотелось пойти туда и посмотреть, что происходит на улицах.
Не успел он открыть дверь, выходившую на площадку, как раздались два звука, похожих на выстрелы. Господин Ли тут же спрятался за дверь. Сквозь щелку он видел холодные тучи, затянувшие почти все небо, на котором мерцало лишь несколько звезд. Было очень холодно — ветер проникал во все щели. На соседней площадке, кажется, тоже кто-то стоял, наблюдая за происходящим. Господин Ли осмелел, снял шляпу, прикрыл ею лицо, оставив открытыми лишь глаза, затем осторожно, прижимаясь к стене, выполз на площадку и, поспешно опустившись на корточки, стал прислушиваться.
Откуда-то издалека доносились крики — впрочем, это мог быть и ветер. На небе не было видно ни красных отблесков, ни дыма. Стояла обычная для конца января холодная, глухая ночь. Господин Ли потихоньку выпрямился и подошел к цементной ограде площадки, чтобы лучше видеть.
— Тоже решили посмотреть, господин Ли? Вон в том углу недавно что-то вспыхивало красным огнем, не иначе как проклятые япошки из пушек стреляли.
Перепуганный неожиданным окликом, господин Ли обернулся и стал всматриваться в темноту. Наконец он догадался, что говорившим был Асян, живший в одной из соседних мансард — рабочий наборного цеха того же издательства, можно сказать, сослуживец господина Ли.
— Э… Ты давно уже здесь?
Задав первый пришедший в голову вопрос, господин Ли нахмурился и стал осматриваться — не видно ли где красных вспышек. Хотя они с Асяном работали в одном издательстве и жили по соседству, из-за разницы в общественном положении редактор и рабочий почти никогда не разговаривали и при встречах приветствовали один другого лишь взглядами, никогда не обращаясь друг к другу по имени и фамилии. Поэтому и на сей раз господин Ли ограничился одной фразой. Однако Асян, против обыкновения, продолжал с подъемом:
— Японцев разбили!
Господин Ли задрожал. Как! Неужели японцев побили! Невероятно! Он обернулся к Асяну. Тот обнажил крупные белые зубы, сжал кулаки и сделал энергичный жест:
— Разбили! Все удрали назад в Хункоу![60]
На этот раз его слова звучали так убедительно, что господин Ли не смог удержаться от вопроса:
— А ты откуда знаешь?
— Полицейский, что у наших ворот стоит, сказывал. А еще я видел…
— Ты ходил смотреть? Что же ты видел?
— Видел много солдат из Девятнадцатой армии, и все шли на север. Говорили, что идут помогать войскам, которые защищают станцию Тяньтунъян. Японцы хотели еще прорваться на улицу Баошаньлу, но их отбили и они вернулись на Фушэнлу, там и прячутся.
— Что? Э…
Господин Ли и верил, и не верил. Только теперь ему стало ясно, почему в то время, как он с женой и детьми сбегал с верхнего этажа в гостиную и лежал на полу, со всех сторон раздавались выстрелы, и казалось, отрезаны все пути спасения. Оказывается, его дом очутился между двух фронтов! Немного успокоившись, господин Ли сказал с невольным вздохом:
— Значит, дело осложняется! Японцы так просто не уступят…
— Тогда будем их бить, проклятых!
Едва Асян договорил, как тишину нарушили два выстрела и тут же, словно в ответ им, еще несколько. От испуга господин Ли замер на секунду, но тут же присел. Ноги у него дрожали. Он услышал, как Асян громко разговаривает сам с собой:
— Ха! Опять стрелять? У, смерти на них нет! Бейте их, бейте!
Снова наступила тишина. Господину Ли показалось, что эта зловещая тишина давит на сердце, как стальная плита. Он начал подвигаться к двери, думая, что самое лучшее сейчас — спуститься и поговорить с женой о том, как они завтра покинут этот дом. Он уже хотел привстать, но резкий порыв ветра заставил его снова опуститься на корточки. В этот самый момент с севера донеслась пулеметная очередь. Барабанные перепонки господина Ли едва не лопнули, хотя уши его были прикрыты шляпой с густым ворсом. Значит, стреляют очень близко, а его площадка, как назло, обращена на север! Весь в холодном поту, господин Ли сидел, не смея шевельнуться и в то же время сознавая, что сидеть так — значит ждать смерти. Вдруг где-то совсем рядом раздался оглушительный грохот. Господин Ли схватился за голову и подпрыгнул, но тут же как подкошенный свалился на пол. Ползком он наконец добрался до двери, соскользнул по приставной лесенке, издал стон и на миг потерял сознание.
— Отец Ада́! О-о-о!
Донесшийся снизу плач возбуждающе подействовал на нервы господина Ли. Он сразу же очнулся; пальба прекратилась. Лишь изредка доносились выстрелы. Господин Ли пощупал голову, убедился, что она цела, и кубарем скатился по лестнице. У нижнего ее конца навстречу ему бросилась горестно причитавшая супруга. Господин Ли обнял ее и усадил на ступеньке рядом с собой.
— Отец Ада́! Что с тобой? Куда тебя ранило?