родных краях.
Хо вспоминал о чем-то очень далеком — о своих юношеских мечтах, о горделивом стремлении завоевать любовь и поклонение читателей. Теперь эти радужные мечты рассеялись, как дым. Хо грустно качал головой, повторяя: «Это конец, я сломлен!» — и с горечью думал, что имя его постепенно тускнеет среди новых блестящих имен.
Смятение и гнев в его душе сменялись безграничной грустью. Подавленный и обессиленный, возвращался он домой.
Последнее время Хо все чаще и чаще напивался. После этого он обычно спал где-нибудь у дороги полдня, а возвратившись домой, как был в платье и ботинках, падал на постель и снова засыпал. Дождавшись, когда дети уснут, Ти на цыпочках, чтобы не разбудить их, подходила к мужу, развязывала ему ботинки, стягивала брюки, подсовывала под затылок подушку и укладывала поудобнее. Но не всегда Хо сразу заваливался спать. Бывало, пошатываясь, он заявлялся домой, мрачный, как туча, грозно сверкая глазами, подходил к Ти и, тыча ей пальцем в лоб, будто малому ребенку, начинал орать:
— Завтра… Слышишь? Завтра я выгоню всех вас из дому! Никого не оставлю, даже Тхао, хоть он и послушный. Убить всех! Что они умеют? Жрать да реветь! И мамочка хороша… Да, да, ты! Тебя тоже надо пристукнуть! Ваша порода только и знает, что жрать да кудахтать возле своих драгоценных деток, словно наседка вокруг цыплят. Взяться бы тебе за какое-нибудь дело и подработать. Так нет, где там! Все на мою голову. Один я должен все везти на себе!
Накричавшись, он умолкал, продолжая с яростью смотреть на жену. Ти слушала молча, опустив голову, как провинившаяся девочка, не смея вымолвить ни слова. Поэтому ярости Хо хватало не надолго. Сорвав злость, он стягивал с себя штаны, рубашку и валился на постель. Потом развязывал ботинки и швырял их куда попало. Случалось, что он спьяну сбрасывал со стола попадавшиеся под руку вещи и начинал ругать жену за то, что в доме беспорядок. Наконец, выдохшись, он засыпал. Лишь после этого на цыпочках Ти относила его костюм на вешалку и подбирала вещи, разбросанные по всему дому.
В первый раз Ти была ошеломлена такой внезапной вспышкой. Она не могла понять, что случилось, и думала, что муж наслушался каких-то сплетен и приревновал ее… Ти проплакала всю ночь, придумывая фразы для предстоящего объяснения. Но наутро муж вел себя так, что никакого объяснения не понадобилось. Он смущенно признался, что выпил лишнего, шутя расспросил о своих вчерашних выходках, затем попросил прощения и как примерный отец расцеловал детей. Он торжественно обещал больше не пить и довольно долго держал слово, но затем снова напился и повел себя ничуть не лучше, чем в первый раз. Подобные сцены стали повторяться все чаще и чаще. Ти привыкла и больше не сердилась: она смутно догадывалась, что муж переживает какие-то душевные муки, и подозревала, что причиной этому она сама. Ужасно сознавать, что из-за тебя страдает любимый человек. Но что могла Ти сделать? Забрать детей и уйти? Эта мысль не раз приходила ей в голову. А может быть, ей лучше оставить детей и идти на заработки? Словом, бедная женщина готова была на любую жертву. Однако, слабая и нерешительная, она так ничего и не предприняла. Как большинство женщин, Ти прежде всего чувствовала себя женой и матерью. Она обожала мужа, знала, что и муж любит ее, нуждается в ней. Стоило Ти заболеть, как Хо менялся в лице и не спал ночами, ухаживая за ней. К детям он тоже был очень привязан и, если уезжал на несколько дней, сильно по ним тосковал. Его трогало до слез, когда дети, радуясь его приезду, с визгом бросались к нему навстречу, теребили, тормошили, а он без конца целовал их. Разве будет Хо счастлив один, без семьи? Так думала Ти, но даже если бы она думала иначе, у нее все равно не хватило бы сил покинуть мужа. При одной мысли о разлуке слезы навертывались ей на глаза, и она с трудом сдерживала готовые вырваться рыдания. Нет, только не это! Лучше она станет еще более кроткой и внимательной, чтобы быть достойной любви Хо. В доме всегда было чисто прибрано. Ти отказывала себе во всем, только бы уходило поменьше денег, главное же — она старалась, чтобы дети не шумели, боялась лишний раз заговорить с мужем. Вот и сегодня, видя, как он увлечен чтением, Ти не осмелилась нарушить молчание и снова склонилась над ребенком, лежавшим у нее на коленях…
Вдруг Хо оторвался от книги, поднял голову и задумался. Лицо его светилось радостью: прочитанные строки показались очень удачными. Он встретился глазами с женой, но прошло некоторое время, прежде чем осознал, что смотрит на нее. Хо улыбнулся. Ти тоже улыбнулась.
— Знаешь, Ти, — сказал он, — говоря по справедливости, я вовсе не заслужил всех этих лишений, но что поделаешь, приходится терпеть. И ведь сам виноват — все из-за книг. Но предложи мне сейчас какой-нибудь богач поменяться с ним местом в жизни, как мне ни тяжело, я вряд ли бы согласился. Ради счастья понимать такие великолепные вещи можно отказаться от любого, даже самого вкусного блюда. Да, на мою долю выпало великое счастье! Откуда берутся в мире такие талантливые люди, как этот писатель? Ты только подумай! Тремя, всего тремя фразами здесь описана тоска героя по родине. Ты понимаешь?.. Тремя совсем простыми фразами… но до чего великолепно!
Хо прочел по-французски понравившееся ему место вслух и перевел его Ти, а потом попытался растолковать ей смысл прочитанного. Ти мало что поняла, но верила каждому слову мужа и слушала с серьезным видом, пытаясь скрыть ласковую улыбку, вызванную его горячностью. Хо умолк. Ти выждала некоторое время и сказала как бы невзначай:
— Да, кстати. Сегодня, кажется, второе или третье по западному календарю?
— Ну да! Третье… А я бы и не вспомнил, если бы ты не спросила… Ведь я никуда не выхожу.
— Потому-то я и встретила сегодня сборщика квартирной платы, — воспользовавшись случаем, сказала Ти.
От радостного настроения Хо не осталось ни следа. Деньги… За все нужно платить! Квартира, стирка, лекарство, рыбный соус… В прошлом месяце уже после десятого не было наличных. Хорошо еще, что пока дают в кредит.
Хо с неудовольствием вспомнил, сколько денег он сам растранжирил в начале прошлого месяца из-за того, что напивался несколько раз подряд, не в силах совладать с тоской. Ти не единым словом не упрекнула мужа, хотя весь месяц она и дети жили впроголодь. Завтрака у них не было, днем часто обходились без риса, ограничиваясь рисовым отваром. Хо корил себя за невоздержанность и решил до следующего жалованья совсем не выходить из дому, чтобы избежать лишних расходов.
Одеваясь, он решил: «Сегодня никуда не пойду. Получу деньги — и сразу домой».
Но Ти, как на грех, сказала:
— Будешь в городе, поешь где-нибудь. В доме ничего нет, осталось лишь немного рису для детей. Я не хочу больше брать в долг, завтра рассчитаюсь, тогда еще возьму. Так что накормить тебя будет нечем…
Хо нахмурился. Он боялся заходить в ресторан: встретит там друзей — и тогда забудет и о семье, и обо всем на свете. Выпьет, начнет строить воздушные замки, а потом пойдет бродить по улицам до глубокой ночи. Подумав, Хо сказал:
— Ладно, я куплю чего-нибудь и принесу домой. Поедим вместе.
— Не выдумывай! Я накормлю детей отдельно и уложу их пораньше спать.
— Зачем же? Дождитесь меня. Я скоро вернусь. Дети весь месяц голодали, пусть сегодня хотя бы полакомятся. Я ведь получу жалованье.
— Вечно что-нибудь выдумаешь, — улыбнулась жена.
Хо подошел к ней, наклонился, взял ручку ребенка в свою и ласково окликнул его. Его лицо оказалось совсем рядом с лицом жены, и он слегка дотронулся губами до ее щеки, а Ти на мгновенье привлекла к себе мужа, делая вид, что стряхивает пушинку у него с рукава. Супруги ласково взглянули друг на друга. Хо погладил жену по щеке и ушел.
Из редакции Хо сразу отправился в лавку. Он решил купить на несколько хао жареного мяса и хлебцев, чтобы взять их домой. Настроение у него было приподнятое. Он представил себе, как голодные дети набросятся на мясо, будут запихивать его в рот целыми кусками и перемажут губы жиром. Такая обыденная и вместе с тем волнующая картина! Глядя на детей, он будет радостно улыбаться, а у Ти от счастья и жалости заблестят слезы на глазах.
У входа в лавку Хо остановился и с опаской огляделся по сторонам: Хо очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел его в тот момент, когда он будет запихивать сверток с мясом в карман.
Но поблизости как будто бы никого не было. Правда, в самой лавке Хо заметил красивую молодую женщину… Придется обождать. Он стоял, заложив руки за спину, и смотрел на соседний дом с таким видом, будто ждал зашедшего туда на минутку друга. Вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Хо вздрогнул и обернулся. Он увидел насмешливо улыбающегося Чунга, а рядом с ним Мао, который, смеясь, протягивал Хо руку.
— С чего это у тебя такой дурацкий вид? Музой какой-нибудь залюбовался?
— А, это вы! — растерянно отозвался Хо.
— Уж не красотку ли поджидаешь?
— Ну, в этом он не нуждается! Поэты ведь никогда не стареют и потому не торопятся расстаться с девственностью.
— К счастью, я не поэт!
— Так, значит, все-таки девицу караулишь?
— Вовсе нет.
— Ну тогда не побрезгуй мужской компанией, пошли!
Хо с опаской посмотрел на приятелей.
— Это еще куда?
— Да так просто…
— Нет уж, увольте, мне нужно успеть домой, пока трамваи ходят.
В ответ Чунг скорчил пренебрежительную гримасу:
— Вот олух! Спешить домой в такой чудный вечер, когда на улицах веселье в самом разгаре!
Но Хо твердо стоял на своем:
— Хватит шуток, у меня дома дела.
— Ну, тогда конечно… Ничего не поделаешь, возвращайся! Впрочем, постой… Ты еще ничего не знаешь?
Хо снова обернулся к другу.
— «Обратный путь» Кюйена переводят на английский. За право издания — три тысячи донгов!
Хо вытаращил глаза и замер от изумления. Лишь минуту спустя он вновь обрел дар речи.
— Это правда?
— Ну конечно! Кюйен сам показывал нам договор.