Советник сразу понял, что происходит. Недаром он столько лет служил старостой, а теперь стал начальником тонга[5]. Такие истории были ему не в диковину. Первым делом он цыкнул на жен, которые, завидев мужа, стали вопить и суетиться еще больше.
— Марш домой! Ох уж эти бабы, только и знают, что орать да руками размахивать!
К жителям деревни он обратился более вежливо:
— Ступайте по домам, почтенные люди, незачем вам было собираться!
Народ стал молча расходиться. Одни из уважения к советнику, другие из осторожности: дураки они, что ли, торчать здесь? Еще, чего доброго, в свидетели потянут!
Наконец не осталось никого. Советник подошел к Ти Фео и легонько потряс его за плечо:
— Ну зачем так шуметь, старший брат?
Ти Фео приоткрыл глаза.
— Умираю, — простонал он, — вы с сынком меня доконали. Но теперь придется раскошелиться, да еще в тюрьме посидеть.
Советник как ни в чем не бывало рассмеялся. Никому и в голову не пришло бы заподозрить, что этот смех вынужденный. Не зря, видно, говорили, что он стал влиятельным человеком главным образом благодаря уменью владеть собой при любых обстоятельствах.
— Тоже скажешь! С чего умирать собрался? Кто тебя трогал? Человек не лягушка, не просто его убить! Да ты, я смотрю, пьян. — И тут же совсем другим голосом спросил: — Когда вернулся в деревню, почему сразу к нам не зашел? Ну, пойдем в дом, выпьем чаю… Однако Ти Фео не двигался с места.
— Вставай же! Попьем чаю, не торопясь все обсудим… Зачем шуметь, народ собирать? Злым языкам на потеху? Вот незадача, — продолжал советник, — был бы я дома, разве случилось бы такое? Мужчины всегда сумеют договориться. Во всем виноват этот мальчишка, мой сын. Горячится, болтает первое, что на ум приходит. А ведь вы с ним дальняя родня.
Ти Фео в жизни не слыхал о таком родственнике, но слова советника ему польстили. Он медленно приподнялся, всем своим видом давая понять, как ему больно пошевелиться. Советник понял: Ти Фео сдался. Он подмигнул сыну и гаркнул:
— Ты еще здесь?! Натворил дел, черт бы тебя побрал! Что стоишь, дубина? Распорядись, чтобы приготовили чаю, живо!
Советник помог Ти Фео встать, повторяя ласковые слова, а тот в это время соображал, стоит ли принимать неожиданное приглашение. Хмель уже изрядно выветрился. Вокруг стало тихо, никто не шумел, не кричал, и у Ти Фео пропала охота скандалить.
От ласковых речей советника Ти Фео расчувствовался. Куда девалась его недавняя воинственность! Один на один со своим врагом Ти Фео чувствовал себя неуверенно. Смутный страх, связанный с воспоминаниями далекого прошлого, внезапно закрался в душу. Он понял, что хватил через край. Подумать только, с кем связался! С самим советником Киеном! Ведь еще прадед его управлял деревней и всем тонгом. Потом дед и отец… Несмотря на страх, Ти Фео ощутил прилив гордости. В самом деле, кто он такой, чтобы тягаться с Киеном, человеком известным и уважаемым не только в деревне, но и за ее пределами? Ведь у него, у Ти Фео, в деревне нет ни родных, ни друзей — никого, кто мог бы за него вступиться! И вот он не побоялся бросить вызов влиятельному богачу. Хотелось бы знать, кто из односельчан, а их здесь целых две тысячи, решился бы на такое? Нет, он не станет раскаиваться, даже если бы ему пришлось ответить головой…
Впрочем, голове его, по всей видимости, ничто не угрожало. Советник, этот огнедышащий дракон, не только проглотил оскорбления, но еще раздобрился, приглашает Ти Фео в дом. «Что ж, — подумал Ти Фео, — можно и пойти…» Но затем снова заколебался: а если ему подстраивают ловушку? Может, старая лиса нарочно заманивает в дом, чтобы рассчитаться с ним? Киену ничего не стоит подсунуть Ти Фео какие-нибудь вещи или украшения жен, а потом созвать народ и при всех обвинить в краже. Ти Фео скрутят и изобьют до полусмерти. Что тогда? Киен старая каналья, с ним держи ухо востро. Только дурак добровольно полезет в пасть тигру. Не лучше ли все-таки остаться здесь? Можно еще покататься по земле и поорать во все горло… Но, поразмыслив, Ти Фео решил, что проку от этого не будет. Ведь только что по первому слову советника народ тотчас же разбежался по домам. Кричи не кричи, никто и носа не высунет. Да и на трезвую голову не очень приятно резать стеклом собственную физиономию. «Ладно, — сказал себе Ти Фео, — пойду, а там — что будет. Если уж рисковать головой, так лучше в доме советника, чем на улице. В крайнем случае посадят в тюрьму, а к тюрьме не привыкать… Была не была, схожу!..»
Однако, войдя в дом, Ти Фео убедился, что страхи его напрасны. Советник и в самом деле захотел пойти на мировую. Долгий жизненный опыт научил советника, что опасаться следует, во-первых, людей с сильным характером, а во-вторых, бродяг, которым все трын-трава. Ти Фео опасен потому, что терять ему нечего. Так стоит ли связываться с проходимцем? Главное — уметь лавировать. Когда можно — нажать, а нельзя — уступить. К каждому человеку нужен особый подход. Кто этого не понимает, да еще волю чувствам дает, очень скоро останется без гроша… Вот истина, которую советник постоянно внушал сыну. И если бы не отец, не бывать Кыонгу старостой, потому как характер у него был резкий и вспыльчивый. Советник был уверен: умри он сейчас — и недруги отнимут у сына должность.
Говоря по правде, даже ему самому, с его опытом и знанием жизни, не так-то просто быть начальником тонга. Народу больше двух тысяч, до города далеко… Что далеко — это, конечно, хорошо: руки развязаны. Но только простаки могли думать, что начальник знай себе сидит на циновке, а денежки ему со всех сторон так и несут.
Однажды, это было давно, забрел к ним бродячий гадальщик и сказал, что жителям деревни суждено вечно враждовать между собой, потому что изображение их полей на листе бумаги весьма похоже на стаю рыб, вырывающих друг у друга добычу. Сказано было правильно: на должность старосты зарились почти все местные богачи — любители чужого добра, это было тепленькое местечко. Встречаясь на улице, они любезно раскланивались, хотя в глубине души каждый желал своему сопернику всяческих бед, мечтая подчинить его своей власти.
Деревня была разделена на несколько враждующих группировок. Как знать, не подослал ли Ти Фео кто-нибудь из врагов советника?
Если бы не железная выдержка и не смекалка Киена, неизвестно, чем бы кончился этот скандал и сколько денег пришлось бы заплатить, чтобы его замять. С крестьянами вести дело нетрудно: схватишь за волосы, и все. А как прикажете поступать с бывшим каторжником, этой бритой башкой? Засадить Ти Фео обратно в тюрьму проще простого, но ведь рано или поздно он выйдет оттуда… А что тогда? На всю жизнь запомнил советник историю с Нам Тхо, она послужила ему хорошим уроком.
Это случилось, когда Киен только что вступил в должность старосты. В деревне трудно было отыскать кого-нибудь более строптивого и упрямого, чем Нам Тхо. Мерзавец позволял себе открыто пререкаться с ним. Староста долго искал повода, чтобы избавиться от смутьяна, но это оказалось не так-то просто. И вдруг, на радость Киену, Нам Тхо арестовали. Оказалось, на него пало подозрение, что он участвовал в грабеже. Вот тут староста принял все меры, чтобы смутьян остался за решеткой надолго. Но кто мог подумать, что наглец, побывав в тюрьме, осмелится вновь показаться в деревне и смотреть людям в глаза? Киен так радовался, избавившись наконец от него… До тех пор пока в один прекрасный вечер, когда староста сидел один и приводил в порядок бумаги, Нам Тхо не ворвался в комнату, размахивая здоровенным ножом.
— Ни с места, а не то прирежу! — гаркнул он и загородил спиною дверь.
Оказывается, негодяй бежал из тюрьмы. Теперь он требовал, чтобы староста выдал ему документы на чужое имя, да еще сто донгов[6] в придачу.
— Мне терять нечего, — угрожающе заявил Нам Тхо. — Сделаешь, как я велю, больше на глаза не покажусь. Не сделаешь, прикончу на месте.
Выхода не было, пришлось повиноваться. А бандит слово сдержал — навсегда исчез из деревни.
Однако, как известно, все возвращается на круги своя. Когда бамбук старится, от корней тянутся молодые побеги. Мерзавцы и негодяи в этом мире тоже, видать, никогда не переведутся. Не успел староста отделаться от Нам Тхо, как появился солдат Тьык. С ним тоже пришлось порядком повозиться.
Когда-то этот Тьык был смирным, слово вымолвить боялся. Прозвище «Ком Глины», которым наградили его односельчане, вполне ему подходило. Что ни прикажешь — все выполнит безоговорочно, прикрикнешь на него — в штаны наложит с перепугу. Когда собирали налог, ничего не стоило получить с него лишний донг. При нем приставали к его хорошенькой жене, а он и пикнуть не смел, только дома срывал на ней злость.
Известно, чрезмерное смирение всегда граничит с глупостью. А дураку всякий норовит сесть на шею. Вот Тьык и работал круглый год, не разгибая спины, но ни разу в жизни не поел досыта. Каждый, кто хотел, помыкал им — Тьык всех слушался. Но в конце концов и его терпение лопнуло. Плюнул он на всех и ушел в солдаты. И что же? Было ему плохо, стало еще хуже. Пока жил в деревне, хоть жена была, пусть и приходилось иной раз уступать ее другим. Теперь же Тьык и вовсе ее потерял. А женщина она была хоть куда! Задорный взгляд, на щеках румянец… И такая красотка вдруг осталась без мужа! Кто не позарится на спелый плод, когда он, можно сказать, сам в руки просится!
Дом солдатки стоял неподалеку от дороги. Туда частенько захаживал и помощник старосты, возвращаясь домой после ночной игры в карты, и начальник стражи во время обхода. Заглядывали и другие. Даже убеленный сединами член сельской управы Диен и тот посещал гостеприимную солдатку. Вскоре ночные визиты к соломенной вдовушке стали развлечением для всей деревенской верхушки. Сам староста, хотя к тому времени он уже имел трех жен, не упускал удобной возможности. Мало того, он умудрялся еще и поживиться на этом деле. Каждый раз, когда жене Тьыка надо было ехать в город получать деньги за мужа, она шла к старосте просить, чтобы тот удостоверил ее личность