— Я понимаю твои стремления, племянница, — сказал он, внимательно посмотрев на меня. — Иди своей дорогой, я вижу, что ты уже выбрала ее, но будь осторожна.
Что значили эти слова? Что думает обо мне дядя? Раньше он хвалил меня за мое желание учиться. Что же имеет в виду теперь? Может быть, мою общественную работу?
У бабушки было два сына — мой отец и дядя. Я с детства усвоила, что дядя — самый близкий наш родственник. Я привыкла, что он редко приезжал домой — он работал где-то далеко-далеко. Люди говорили о нем всегда только самое хорошее. Когда мой отец был на фронте, дядя каждый месяц присылал домой деньги — помогал своей матери и нам. Еще я помню, как отец перед смертью написал дяде письмо и просил его вернуться домой. Мне очень хотелось рассказать дяде о нашей подпольной работе, но я не имела права.
А кроме дяди, я никому другому в семье не могла откровенно объяснить, почему я во второй раз не сдала экзамены. Когда я провалилась в первый раз, я долго не решалась сказать об этом родным, но, к моему удивлению, дома встретили мое сообщение довольно спокойно. Бабушка сказала:
— Случается такое: человек хорошо учится, много занимается, а на экзаменах не повезет.
А мама заметила:
— Ничего, на следующий год сдашь. И у нас в школе, я помню, иной раз хорошие ученики проваливались на экзаменах. — И она назвала несколько знакомых имен. В общем, все старались как-то успокоить меня.
Вскоре я получила письмо от дяди. Он писал:
«Я очень верю в тебя и все понимаю. Я знаю, что ты старалась выполнить обещание, данное семье, старалась выполнить свой долг перед семьей, это — похвально. Ну, а что касается экзаменов, не вижу здесь ничего страшного! Не перешла в другой класс в этом году, перейдешь в следующем…»
И вот я опять в восьмом классе! Если бы в прошлом году мать и родственники упрекали меня, сердились и требовали оставить школу, чтобы помогать дома, мне было бы легче сказать им о новом провале. Но теперь я чувствовала себя бесконечно виноватой перед ними, самыми близкими мне людьми, которые проявляют ко мне столько любви и сочувствия. Когда я готовилась к экзаменам, в доме стояла мертвая тишина, старались не тревожить меня лишний раз.
— Постарайся хорошо подготовиться, но не перегружай себя, не то заболеешь и снова не сдашь, — говорила мне мать.
Дома считали, что я очень много занимаюсь и потому так похудела, на самом же деле похудела я вовсе не из-за усиленных занятий — меня терзала мысль о том, как будет воспринят дома мой новый провал. Кроме того, мне постоянно приходилось думать, где достать денег — а их всегда мне не хватало — и на питание, и на обучение. Я считала, что семья теперь не скоро дождется, когда я кончу учиться, и потому старалась никого не обременять своими просьбами. Я не тратила и те деньги, что присылал мне дядя, и даже попросила его больше не присылать.
Однажды, когда я приехала домой, мама так и ахнула.
— Посмотри, на кого ты стала похожа — кожа да кости. Учеба учебой, а здоровье тоже поберечь надо!
И когда я собралась уезжать обратно в Сайгон, мама позвала меня в пагоду — помолиться Будде, чтобы он помог сдать экзамены. В прошлом году она тоже предлагала мне пойти с ней в пагоду, но я отказалась под благовидным предлогом. Однако на сей раз не стала возражать. Придя в пагоду, мы зажгли ароматные палочки и опустились на колени перед статуей многорукого Будды.
«Мудрый Будда, прошу тебя, помоги моей дочери учиться, помоги ей успешно сдать экзамены. Семья моя и я будем вечно тебе благодарны», — шептала мать.
Она не знала настоящих молитв и потому обращалась к Будде прямо со своей просьбой, надеясь, что он поймет ее и поможет. Потом она зажгла новые палочки, посыпала их заговоренным порошком, тихо пришептывая, немного порошка насыпала в чашку с водой и дала мне выпить. Остаток порошка она завернула в шелковую тряпицу и отдала мне, чтобы я спрятала этот узелок в карман. Мать сказала, что, когда я приеду в Сайгон, я не должна выбрасывать этот узелок, а всегда носить его с собой. Если пойду мыться, я должна с молитвой посыпать немного порошка на тело, а потом перед экзаменом сжечь остаток, молясь Будде.
Но я-то знала, что не сдам экзамены и мать будет снова переживать за меня.
В этот год у нас произошли большие изменения. Хонг Лан перешла в следующий класс, Хоанг и Дык поступили в университет, а я перешла в школу Тан Синь, и вот тут-то я почувствовала себя одинокой — рядом со мной не было моих товарищей.
Как раз в это время мне передали, что Хоанг просил меня подготовиться — они с Хонг Лан приедут к нам домой, в деревню, чтобы принять меня в члены нашей молодежной организации. Еще раньше Хонг Лан принесла мне устав, который я должна была изучить. Значит, я выдержала испытания!..
Хоанг и Хонг Лан были частыми гостями в нашем доме. Если их долго не было, бабушка обычно спрашивала:
— А что это я твоих друзей давно не вижу? Видно, занимаются много?
Она любила побеседовать с Хоангом и часто рассказывала ему про моего старшего брата:
— Наш Хай — парень хороший, веселый, жаль только, бедно живот! Трудно ему: приходится и работать и учиться. Но он твердый парень…
Я знала, что Хоанг несколько раз без меня приезжал в нашу деревню. Однажды, это было перед самым праздником Тет, я прочитала в газете о волнениях на рынке в Биенхоа: бедняков, торговавших рыбой, стали прогонять с их обычных мест. Я очень испугалась за мать и сразу же помчалась домой.
Едва я появилась в деревне, соседи тут же рассказали мне, что односельчане, в том числе и моя мать, воевали на рынке за свои места и победили. Мама же сказала, что в деревню приезжал Хоанг, расспрашивал ее о жизни, о семье. Она пожаловалась ему на то, что торговцев рыбой прогоняют с рынка. Раньше наши рыбаки продавали свой улов, сидя прямо перед входом на рынок. Теперь же полиция и хозяева рынка получили крупные взятки от богатых торговцев и не дают беднякам торговать, а пускают на рынок только тех, кто заплатит дороже за место в рядах.
— И так приходится платить большие деньги за место, сидеть в невероятной тесноте, а теперь еще и из рядов начали прогонять, — с горечью говорила мать.
Выслушав ее рассказ, Хоанг решил написать листовку, которую он надеялся распространить в провинции. Одновременно он уговорил одного знакомого журналиста написать статью в сайгонскую газету. В результате мои односельчане одержали победу. С тех пор мать всегда с теплотой говорила о Хоанге, и когда я возвращалась в Сайгон, обычно посылала ему фрукты из нашего сада.
Но особенно подружился Хоанг с моим братом Хаем. Еще в самом начале моего знакомства с Хоангом, когда мы вместе встречали праздник Тет, я рассказала ему о том, как мы с Хаем рисовали портреты Хо Ши Мина, чтобы пойти с ними на демонстрацию. Хоанг сразу же заинтересовался:
— А ты не могла бы познакомить меня с братом?
Я сказала об этом Хаю. Тот согласился. Вскоре между ними завязалась настоящая дружба. Однажды, когда я приехала домой, Хай спросил меня:
— Ты давно не видела Хоанга?
Я засмеялась:
— Мы же в одном классе учимся! Видимся каждый день!
— Он, наверное, старший у вас?
— Почему старший? Просто учимся вместе. Он у нас, правда, староста класса. Ты это имеешь в виду?
В то время я еще многого не знала, и как я поняла впоследствии, мне бы не следовало задавать такой глупый вопрос. Брат и Хоанг подружились не только потому, что симпатизировали друг другу, — их связывало общее дело.
С самого утра я волновалась — сегодня я стану полноправным членом нашей организации. Очень жаль только, что Хай этого не увидит. Он уже давно перебрался в город и навещает мать последнее время все реже и реже. Мы даже не знаем точно, где он живет, к тому же время от времени он совсем исчезает. Недавно к нам домой приходили полицейские и выспрашивали у матери, где сейчас находится Хай, но, так ничего и не узнав, ушли.
Собрание наметили на воскресенье, так как в воскресные дни мать обычно уходит на рынок продавать рыбу. В девять часов утра я отправила младших братьев и сестер к бабушке. А вскоре приехали Хоанг и Лан. Еще накануне я купила красную и желтую бумагу и сделала флаг с желтой звездой посередине.
Для собрания выбрали мамину комнату. К окну придвинули кровать, а на нее поставили небольшой сундук и покрыли его куском ткани. Я принесла из соседней комнаты вазу с бумажными цветами и поставила ее на импровизированный стол, а Хоанг прикрепил к стене сделанный мною флаг и портрет Хо Ши Мина, который принес с собой.
Прием в члены молодежной организации проходил очень просто. Лан и Хоанг дали мне рекомендации — Лан вступила в организацию в прошлом году, а Хоанг был и рекомендующим, и представителем руководства.
Стало очень жарко, солнечный свет, проникавший в комнату сквозь листву, яркими бликами падал на красный флаг, на цветы в вазе и портрет Хо Ши Мина, придавая всей церемонии особый, торжественный вид.
На улице пылала нестерпимая жара. Ярко-красные цветы деревьев фыонг на берегу реки роняли свои мясистые, сочные лепестки на низенькие кроны грейпфрутов. Эти лепестки, казалось, все вокруг окрасили в красный цвет. На душе у меня было легко и радостно. С сегодняшнего дня эти цветы перестали быть для меня символом школы[21].
Осенью я снова пойду в школу Тан Синь, снова буду учиться и сдавать экзамены, и может быть, мне предстоит это делать не один раз. Но красные цветы фыонг уже не будут вызывать у меня волнения как символ предстоящих экзаменов и летних каникул; теперь моя жизнь пойдет по другой колее, меня ждут совсем иные радости и огорчения, другие задания и другие испытания.
Когда Хонг Лан давала мне рекомендацию, она назвала меня «товарищ». И Хоанг, оглашая решение, тоже назвал меня — «товарищ Нгуен Тхи Фыонг». Я встала перед флагом и портретом Хо Ши Мина и поклялась бороться за революцию до последней капли крови. Чтобы справиться с охватившим меня волнением, я старалась не смотреть на товарищей и глядела в окно, за которым был виден наш сад и далекий остров Гао, а еще дальше — долина Анфудонг.