Сказано есть во Стоглаве, а посему повинен мастер Агафонов, что дружит ко своему племяннику и тем неправое брежепие к Государеву делу имеет. Племяннику его ее открыл Бог рукоделия, и коли Агафонов своею нелепою хитростью устроит племянника своего в Тереме, и на том царскому делу поруха...
- А ты что за человек? - перебивает его дьяк.
- Он, значит, свояк мой Филип ко; парнишку моего жалко ему. Ен, парнишко-то, добрый, да вот неудача в мастере вышла, простр. Создатель! А что Агафонов на племяннике на своем душою кривит, - это точно, и племянник - от его живет бездельно, беспутно щанствует, а паришко мой за него виноват.
- Челобитье твое большое и хитрое, - нахмуривается боярин (и нахмуривается не тому, чтобы жалел царское дело, а тому, что не скоро придется ему уйти из терема домой). - На народе негоже судиться, идите в Приказную избу; туда позвать и Терентия; он где работает? здесь? распорядился боярин.
- Терентий не в тереме сейчас пишет, а в пещерах от Красного крыльца.
- Посылайте за ним; пусть не мешкает, бросает работу и бегом идет в Приказ, - уходит боярин, с ним дьяк и челобитчики.
Иконники притихли; знают, что над товарищем стряслося недоброе, но знают и то, что недоброе это заслужено, хотя не только Терентию, а и некоторым иным мастерам грозит та же гроза за дружество и милость к своим родным.
- Да, - решает Симон Ушаков, - а все знают, что Симон зря слова не скажет, - вес то корысть, все то щапство, а любви к делу не видно. Продает Терентий хитрость свою живописную, богоданную, только о себе думает: и поделом ему, коли наложат на него прощение и будет он сидеть без работы. Не завидуй, веди своего ученика честно, не криви душой, не укрывай таланта. Недаром не любили молодые Терентия!
Молчат иконники; многие понурили головы, глядят на работу, не поднимают глаз. Думается им: "хорошо говорить Симону, не все такие, как он", а в душе они уже не любят Ушакова, зачем он знатен в художестве, зачем все слушают его, зачем он говорит правдивое слово. Но, слава Богу, думают так не все, и больше половины искренно кивают головою Симону на добром слове его.
Такими мастерами, как Симон, и держится живописное дело. Теперь не так скоро опять загудит говор, не так скоро усмехнется кто-нибудь. В полдень отобедают, отпоужипают, а там и до конца работы недолго.
В углу старый икошгак - борода крупными куделями упала на грудь, нос сухой с горбинкой, глаза глубоко запали в орбитах, - протяжно ударяя на "о", поучает молодого:
- ...дали ему святую воду и святыя мощи, чтобы, смешав святую воду и святыя мощи с красками, написал святую и освященную икону. И он писал сию святую икону и только по субботам да воскресеньям приобщался пищи, и с великим радением и бдением в тишине великой совер"Что-то Оленка?" мелькает о человеческом у молодого, а изограф уже угадывает его мысли, еще строже впивается в него своими стальными глазами и твердит внушительно:
- Спаси Бог нынешних мастеров! Многие от них пишут таковых же святых угодников, как и они сами: толстобрюхих, толсторожих, и руки и ноги яко стульцы у кажного. И сами живут не истинно, не памятуют, да подобает живописцу быть смиренну, кротку, благоговеину, не празднословцу, не смехотворцу, не сварливу, не завистливу, не пьянице, не грабежнику, не убийце, но и пачежь хранити чистоту душевную и телесную со всяким опасением.
А не можешь тако пробыти до конца, то женись по закону и браком сочетайся и приходи ко отцем духовным и во всем извещайся, и по их наказанию подобает жити в посте и молитвах и воздержании со смиренномудрием, кроме всякого зазора и с превеликим тщанием пиши образ Господа; да мятутся люди страстями телесными, ты же, духовно ревнуя ко славе честнаго художества, подвизайся кистию и словом добрым. Не всякому дает Бог писати по образу и подобию и кому не дает - им в конец от таковаго дела престати, да не Божие имя таковаго письма похуляется. И аще учнуть глаголати: "мы тем живем и питаемся", и таковому их речению не внимати. Не всем человеком иконописцем быти: много бо и различно рукодействия подаровано от Бога, им же человеком препитатись и живым быти и кроме иконнаго письма... - поучает мастер.
Закату не осилить слюдяных оконцев. В Тереме темнеет. Расходятся иконники. Не блестят венчики и узоры на ризах. Дрожат темные очертания ликов и острее сверкают большие белые очи угодников. Сумрак ползет из углов, закутывает серым пологом запасы иконных досок и холстины, мягчит тени станков. Истово и мерно звучит поучение о добром живописном рукоделии.
Творится в Иконном тереме хитрое и красное дело.
1899
СТАРИННЫЙ СОВЕТ
В одной старинной итальянской рукописи - кажется, пятнадцатого столетия - начальные страницы и все украшения книги были вырваны благородною рукою любителя библиотек - простодушно рассказывается о том, как пришел ученик к учителю-живописцу Сапо ди Ппетро за советом о своей картине.
Учитель трудился над спешной работой и не мог прийти на зов ученика, начавшего самостоятельно картину "Поклонение волхвов" для небольшой сельской церкви Сиеннского округа.
Учитель сказал:
- Мой милый, я дал слово настоятелю Монтефалько не покидать своего дома, пока не закончу заказанное им "Коронование Пресвятой Девы". Но скажи, в чем сомнения твои. Я боюсь, не слишком ли долго проработал ты у меня, - что теряешься теперь перед своею работой.
- Почтенный учитель, - сказал ученик. - картина моя сложна, и трудно мне сочетать отдельные части ее.
Как лучше писать темную оливковую рощу на красноватом утесе, вдали. Видны ли там стволы деревьев и насколько отчетлив рисунок листвы?
- Мой милый, ниши так, как нужно тебе.
- Плащ Богородицы полон золотого рисунка. Лучше ли перебить его мелкими складками или навести рисунок в больших плоскостях?
- Сделай его так, как нужно тебе.
- Почтенный учитель, ты слишком занят превосходною работой своей, я лучше помолчу до времени ближайшего отдыха.
- Мой милый, я не думаю отдыхать скоро, а тебе нельзя терять время, если в картине твоей так много неоконченного. Я все слышу и отвечаю тебе, хотя и с некоторым удивлением.
- Головы воинов, сопровождающих парей, многочисленны; найти ли для них общую линию пли дать каждую голову и из частей получить абрис толпы?
- Просто так, как тебе нужно.
- Я сделал кусты на дальних полях и полосами струи реки, но захотелось дать их отчетливо, как только иногда ьадит свежий глаз, Захотелось в воде увидеть волны и челнок на них и даже весло в руках гребца. Но ведь это вдали?
- Нет ничего проще; сделай так, как нужно.
- Учитель, мне делается страшно. Может быть, всетаки скажешь мне, стоит ли короны царей сделать выпуклыми или только для венцов оставить накладное золото?
- Положи золото там, где нужно, - Мне приходит в мысль, не сделать лж на ягнятах волокна шерсти. Положим, они почти не видны, но вспомни, какие шелковистые, мягкие пряди лежат на ягнятах, так и хочется сделать их тонкою кистью, но в общей картине они почти не видны.
- Делай их так, как нужно.
- Учитель, я не вижу в ответах твоих совета моему делу. Я знаю, что все должно быть так, как нужно, но как нужно - затемнилось у меня сейчас.
- Скажи, ставил ли тебе какие-нибудь условия работы отец Джиованни?
- Кроме срока, никаких условий. Он сказал: Бенвенуто, напиши хорошее изображение "Поклонение трех волхвов Пресвятому Младенцу" и я заплачу тебе десять дукатов из монастырских сумм. Потом назначил срок работы и размеры доски. Но во время работы являлись мне разные мысли от желания сделать лучшее изображение.
И к тебе, учитель, по-прежнему обратился я за добрым советом. Скажи, что же значит, "как нужпо"?
- Как нужно, значит, все должно быть так, как хорошо.
- Но как же так, как хорошо?
- Несчастный, непонятливый Бенвепуто, о чем мы всегда с тобой говорили? Какое слово часто повторял я тебе? Так, как хорошо, может значить лишь одно - так, как красиво.
- А красиво?
- Бенвенуто, выйди за двери и иди к сапожнику Габакуку и скажи: возьми меня мять кожи, я не знаю, что такое "красиво". А ко мне не ходи и лучше не трогай работы своей.
После этой истории в рукописи идет сообщение о рецептах варки оливкового масла и об употреблении косточек оливы. Затем еще рассказ о пизанском гражданине Чирилли Кода, погребенном заживо. По два последних рассказа для нас интереса не представляют.
1900
ЗНАМЕНИЯ
Из темной кладовки вышел человек и прошел на дворовую лестницу. Шел быстро, точно скрывался. Шел какими-то неслышными шагами.
Как он зашел в кладовку? Зачем там был? Куда ушел?
Почему шел неслышно?
Не узнать. Не придумать.
В людской зазвонил комнатный звонок. Звонил долго и сильно. А никто не звонил; никто никого не звал.
Почему звонок сам зазвонил?
Никак не узнать.
В комнате тетушки Анны Ивановны завертелась дверная ручка. Завертелась сильно. Несколько раз перевернулась. А никто до нее не дотронулся.
Зачем ручка крутилась? Что это значит?
Странно и непонятно.
В столовой в один день прошли семь мышей.
Никогда такого не бывало, а тут семь сразу.
Откуда пришли? Зачем вылезли?
Непонятно, но неспроста.
Кухарка вечером вернулась домой в большом страхе.
Туман стоял. Шла она по Длинному переулку, а навстречу ей идет белая лошадь. Идет из тумана одна, без человека. Идет, тихо ступает. Шума никакого не слышно. Так и прошла. Ушла в туман.
Откуда - неведомо. Куда - неизвестно.
Страшно вспомнить.
Поздно вечером случилось самое страшное: лопнула картина на доске. Висела, висела себе тихо и вдруг с большим треском лопнула прямо через лицо святого Иеронима.
Почему именно вечером лопнула?
Это уже совсем плохо.
Весь канун сочельника наполнился непонятными и странными делами. Не только нам, но и прислуге и всем большим стало ясно, что случится страшное что-то. Даже тетушка Анна Ивановна сказала: