В его глубины –
В бессонный трепет медных крыл
И рокот львиный.
Твой листопад застигнут влёт
На полувзмахе.
Ночь сыплется, как переплёт
Сырой бумаги.
Что под ногами? – Имена,
Слова из плоти.
И вся листва черным-черна
Ещё в полёте.
И сторожа мертвецки спят
Нездешней ночью.
И ты один. И листопад
Растерзан в клочья.
Бастион иллюзий
На секунду сердце смолкло:
Показалось, жизнь прошла…
Мандариновая смолка
Между пальцев потекла.
Нынче бабочки без платьиц
Спят, закутанные в свет.
Время бродит – что ты плачешь? –
Там, где нас с тобою нет.
У него в лугах сугробы,
У него в сугробах – сны…
Ткани времени суровы,
Нити времени тесны.
Разве только недомолвка,
Да она почти не в счёт –
Мандариновая смолка
Речкой по небу течёт.
Цветёт луна, горит вода,
Плывёт слеза свечой сосновой…
Умри от нежности – тогда
Тебе придётся жить по новой.
Мы звери нежности – и в ней
Мы обитаем у истока:
Чем дальше в нежность, тем страшней
Волна высокого восторга!
Мы звери радости – и нам
Весь этот мир лучами выткан:
Здесь нас зовут по именам
И учат песням и молитвам.
О небо, небо, бастион иллюзий,
Твой гарнизон в осаде, но над ним
Горит звезда – сквозного света узел,
Горит звезда расплавом ледяным.
О небо, небо, крепость нашей тайны,
Направив копья в сторону земли,
Твой гарнизон стоит, гремя щитами,
И тайный мрак с горящими чертами –
Витийствует, пророчествует ли?..
О небо, небо, синий прах сомнений,
Что есть любовь, и что её закон? –
Огонь идёт по улицам селений,
Огонь целует золото икон!
Да, ваши жёны – как пух лебяжий,
А мы на огненный вдох похожи.
И рядом с нами – пустыня жажды,
И эта жажда – мороз по коже.
(А с виду вроде одно и то же…)
Мы не красавицы – мы красивы,
Когда мы в гневе, когда мы в небе,
Но нашей воле и нашей силе
В темницах ваших и жить-то негде!
Мы верим каждой полоске света –
Особенно если он не отсюда.
И нас опасно винить за это –
Но так же страшно любить за чудо.
Облака на закате меняют форму.
В гололёд асфальт становится глаже.
На морозе машины впадают в кому.
Бастион иллюзий меняет стражу.
Мы не видим снов. Мы не любим шуток.
Мы герои спецназа. Мы суперпрофи.
(Лично я люблю в это время суток
Перелистывать книгу за чашкой кофе.
Ненавижу войну. Что может быть гаже!
Ненавижу себя – тоже мне, подснежник!)
Бастион иллюзий меняет стражу.
Эти парни, пожалуй, покруче прежних.
Бастион иллюзий, воздушный замок,
А вокруг него на сто вёрст – могилы.
Бросить эту бодягу да выйти замуж!
Как сказал Маяковский: «А вы могли бы?»
Да могли бы запросто! Но покуда
Бастион иллюзий возносит башни,
Остаётся надеяться лишь на чудо –
Всё равно, ей-Богу – моё иль Ваше.
Это – горе, это – море, это – Волга.
Уплывает мандариновая смолка.
Это слёзы. Это сердце. Это холод.
Это сказано не нами: «Всё проходит».
В этой азбуке гордыни и смиренья
Буквы мая распускаются сиренью,
А в июне отзываются грозою,
А в июле расплетаются косою…
Вот и осень разворачивает знамя,
Вот и холод застывает зеркалами.
Остановишься – и дышишь долго-долго:
Ах, как сладко – мандариновая смолка!
«Как тесен мир! Как жёстко вымощен…»
Как тесен мир! Как жёстко вымощен
Тяжёлой плиткой городской!
Как неумело, жалко вымышлен
И назван жизнью и тоской!
Но распахнётся пыльный занавес –
И в ослепительную брешь
Нахлынет свет, прольётся заново
Поток немыслимых надежд!
Настигнет сердце – и опомнится,
Подступит к горлу – и замрёшь,
Пока свинцовая бессонница
Не обратит прозренье в ложь…
«Надейся… Боже мой, на что?..»
Надейся… Боже мой, на что? –
На свет в прихожей,
И чтобы слёз твоих никто
Не потревожил.
Остался миг, последний шаг –
Чуть меньше даже, –
До – где твои надежды, всяк
Сюда входящий?
Надейся… Холодом ползя
На половицы,
Зимы блестящая змея
Вокруг змеится.
Её горячие зрачки –
Смола и сажа.
Но ты не чувствуешь почти,
Не знаешь даже –
Надейся, ибо смерти нет,
И жизни тоже.
Ты вечно забываешь свет
В своей прихожей.
«…И краем тучи грозовой…»
…И краем тучи грозовой
Проходит смерть над головой!
Ей все равно: казнить не медля,
Губить бесцельно, не виня,
По лабиринтам надземелья
Раскидывая сеть огня!
Неровно разрывая воздух,
За глыбой глыбу катит гром,
И в страхе падает ничком
Берёзка – худенький подросток.
От неба спрятаться нельзя,
И сердце детское не ропщет:
За ним, за ним пришла гроза,
Над ним гудит, ломая рощу,
И над неведомой виной
Проходит каменной волной!
А роща затихает странно
И ветви клонит тяжело:
Дитя недвижно, бездыханно
И ослепительно светло,
И вьются ленточки воды,
В овраг сбегая от беды…
«Ты знаешь, как хочется нам красоты…»
Ты знаешь, как хочется нам красоты.
Ты видишь, насколько она невозможна!
Нахлынувший сумрак стирает черты,
Когда из дубовых дверей осторожно
Выходят под розовый свет фонарей,
На пенье тишайшего снежного хора
Женщины в шкурах убитых зверей,
В сырых бриллиантах, в цепях из фарфора.
О, как драгоценная их суета
Хрустит под ногами, слепые осколки
Впивая в подошвы… Но полночь не та,
И небо линяет, и в городе волки.
Их стая черна, и черны вожаки,
Их жажда с амвона гнусаво воспета.
Свирепые джипы вонзают клыки
В горячую, спелую мякоть проспекта,
И сразу за ними смыкается тьма,
Где еле видны из-за снега и дыма
Два тусклых, расплывчато-красных пятна,
Палящих, но тающих неотвратимо.
«Уже черны поля, но ветер словно срезан…»
Уже черны поля, но ветер словно срезан –
Небесная плита на грудь его легла.
Засадный снежный полк стоит за ближним лесом,
И лошади грызут стальные удила.
И всадники, терпя немыслимую муку,
Сквозь зубы цедят вдох, глазами холод пьют,
Но дрогнула река, и льды уводит к югу,
Как будто души тех, кого сейчас убьют.
Последняя метель – погибельная сеча!
О, сколько ляжет их у алтаря весны,
Пока она свои негаснущие свечи
Расставит вдоль дорог по краю тишины…
«Всю муку бессловесности…»
Всю муку бессловесности, весь белый
Простор Твоих несокрушимых зим
Я проживаю неизбывной верой
Непостижимым помыслам Твоим.
И в час, когда нечаянно и страшно
Откроются родные имена
Земных вещей – о них уже не спрашивай,
Они прошли как пламя сквозь меня,
Прошли – и словно накрепко прошили
Живую ткань неровные стежки…
Теперь Тебя я чувствую по силе
Тоски.
«Первый заморозок. Сны…»
Первый заморозок. Сны
В глубине согретых комнат.
Так далёко до весны,
Что её никто не помнит.
Над долиною речной
Гаснет лучик обречённый,
И травою-тишиной
Зарастает двор мощёный.
А проснёшься поутру –
И глаза открыть не хочешь:
Дождь полощет на ветру
Рваный плащ осенней ночи.
И плывёт сквозь потолок,
Нарастая в нежной силе,
Голубиный топоток,
Шелест лёгких шестикрылий …
«Жизнь ещё приснится, коснётся губ…»
Любови Николаевне Косенко
Жизнь ещё приснится, коснётся губ
Лёгким поцелуем, сухим снежком.