Сладкая рябина, тропинка в клуб,
Золотые слёзки, и в горле – ком.
Где это заброшенное село,
Смуглая зима в шерстяном платке?
Что ж ты, моё солнышко, не взошло,
Что же ты растаяло в молоке?
Как мне выпить снежную непогодь,
Чем её согреть, чтобы не сгореть?
Засветил зарю во поле Господь,
Да и та уже стаяла на треть.
На лоскут небес вдосталь воронья,
Как на первый снег – вязкой черноты.
Так и прожила, думая, что – я,
Оглянулась – ты…
Пасха
Бродяга – трезвый, хоть убей, –
С ладони кормит голубей.
Они слетелись отовсюду,
Воркуют шепотком,
Сбивая вешнюю остуду
В прозрачный шелестящий ком.
Толпа от праздничной обедни
Идёт, разбрызгивая свет,
И ей почти не виден бледный
Размытый силуэт.
Ещё, ещё одно касанье,
Прохладный взмах –
Как будто в пламени спасая,
Неся из пекла на руках
На белый свет, в луга сырые,
В росу немыслимой России.
И только шелест облетает
В следы растоптанных сапог,
Когда восторженная стая
Взмывает на восток.
Ноябрь. Астральная проекция
Астрал – это поле, куда устремляются астры,
Цыганское племя, спалившее осень дотла.
Их дети бегут за кибитками вслед, голенасты,
Смуглы и глазасты, одеты – в чём мать родила.
На тёплых кострищах, кошму подтянув к подбородку,
Коленки костлявые крепко руками обняв,
Они засыпают, во сне улыбаясь неловко
Привычной улыбкой морозом застигнутых трав.
А здесь – то ли родина, то ли зима, то ли просто
По крыши засыпало – можно стоять в полный рост
В огромных сугробах, где звёзды, и звёзды, и звёзды –
Бесчисленно звёзд.
«Что сердце слабое? Трепещет…»
Что сердце слабое? Трепещет
Надеждой перемены мест?
Ты эмигрант, ты перебежчик,
Невозвращенец и мертвец.
Твой век не вышел из окопа.
Твой год уже полёг костьми.
Твой час настал – но неохота
В сырую землю, чёрт возьми!
И вот стоишь перед таможней
С нелепой ношей за спиной:
Со всей великой, невозможной,
Смертельно вечною страной…
«Перстеньком в стекло оконное…»
Перстеньком в стекло оконное:
Выйди, не томи!
Ночь восходит незнакомая –
Колокольня тьмы…
А ударит молодой звонарь
В малый колокол –
Заливает всю ночную даль
Медным холодом.
А как средний очнётся,
Гулевать начнёт –
Зашатает волчье солнце,
Звёздочки качнёт.
Набольший звонарь вполнеба
Поведёт плечом –
Ахнет колокол от гнева,
Гул польёт ручьём,
А потом рекой и морем,
Океаном слёз:
То-то личики умоем
Да потешим злость!
То-то косточками вымостим
Дорогу в рай!..
Не приму я твоей милости,
Один играй.
Рухнешь пеплом у околицы,
Разгорячась, –
Как пришёл, так и закончится
Недобрый час.
Утро вечера не вымолит,
Всему своя пора,
Догорит свеча малиновая
До утра.
«Сестра моя Обь, до свиданья, сестра моя!..»
Сестра моя Обь, до свиданья, сестра моя!
Качнуло вагончик на узком мосту –
И лёгкая звёздочка, ясная самая,
Как хлебная крошка, легла в темноту.
Качнуло вагончик, и вспыхнуло тайное,
И горькой печатью легло на уста.
О, не обижай меня, не упрекай меня,
Что в гулкой воде утонула звезда,
В печали своей ослепительно яркая –
Она и на дне не погасит огня,
Надёжнее самого верного якоря
Держа под бушующим небом меня…
«Тоску твою свели на торжище…»
Тоску твою свели на торжище,
Любовь забыли вспоминать,
Лица не узнают – но кто ж ещё
Так жарко может воспылать
От невесомого касания,
От золотого сквозняка!
Не покидай меня, спасай меня,
Веди меня сквозь облака,
Как ты сама идёшь – не каешься,
Не наклоняешь головы,
И только сердцу откликаешься
Среди губительной молвы.
«Ещё в осеннем, выйдя из-под…»
Ещё в осеннем, выйдя из-под
Сырого снежного крыла,
Поблёскивая золотисто,
Речушка мелкая спала,
Как будто с неба в сон упала,
Как будто всю впитала тишь…
Но задышал весенним палом
Сухой обветренный камыш –
И волны мечутся, и мнутся,
И задыхаются у дна:
О, как боится прикоснуться
К спалённым берегам она…
«Из этой любви, как младенец из кори…»
Из этой любви, как младенец из кори,
Я вышла вслепую. И свет, нестерпим,
Казался мне горем, немыслимым горем,
Огромным и радужным горем моим.
И так же, как робко выходит младенец
К забытой песочнице в солнечный двор,
Глаза открываю, живу и надеюсь –
Надеюсь на то, что люблю до сих пор.
«Холодно сердцу, не видно ни зги….»
Холодно сердцу, не видно ни зги.
Жизнь воробьиного пёрышка легче.
Кто-то несёт по дороге навстречу
Белый светильник январской пурги.
Оберегая неровный огонь,
Вьются и стелятся тонкие ткани,
То приникая к мерцающей тайне,
То разлетаясь неровной дугой.
И заметают невидимый след,
И обнимают, и прячут в пелёны
Тьмою немыслимой усыновлённый
Свет одинокий, покинутый свет…
«На птичьем языке, на лиственном наречье…»
На птичьем языке, на лиственном наречье
Стихи читать легко: шепчи да щебечи,
Пока из синевы летят тебе навстречу
Сырые сквозняки и острые лучи.
У самой кромки губ, на розовом припёке,
Медовая на вкус, проступит тишина –
В ней пчёлы пьют нектар, который пили боги,
И умирает боль, безвинно прощена.
Легко читать стихи, не ведая искуса
Придумать для себя иной именослов…
Слова придут потом. Придут – и отрекутся.
И нас научат лгать. И отрекутся вновь.
«Нельзя ни на миг оставить одну…»
Нельзя ни на миг оставить одну
Эту полночь, эту страну,
Наилегчайший из всех даров –
Эту бессонницу на Покров.
Нельзя ни на миг! Но, закрыв глаза,
Я забываю про все «нельзя»,
Я затеваю почти побег
Пламенем вдоль невесомых век.
Я прохожу по сырой траве
С белым лебедем в рукаве,
С тихим озером на душе –
И открываю глаза… Уже?
Да. Ни на миг. Разверни теперь
Белый свиток своих потерь.
Белым по белому – о былом:
Лебедь, бьющий о лёд крылом.
То-то зима в России долга!
Из году в год на Покров снега,
Да и какие мы сторожа –
Укараулишь тебя, душа?..
«На туберкулёзном сквозняке предместья…»
На туберкулёзном сквозняке предместья
Вспыхнули сирени грозные созвездья,
Ясны, безымянны и неумолимы:
Аромат надежды с привкусом малины.
Май сочится в листья, разъедает стены,
Длинно запевают дальние сирены,
Девочки гуляют, всхлёбывая пиво,
С краешку чужого чумового пира.
Тяжко бремя жизни, очи жизни кротки.
Правая в кармане, лезвие на кнопке,
Молния без грома – молча третий лишний
Прямо в пыль и мусор рассыпает вишни.
Ягода-малина, сладкая забава,
Что ж у вас за праздник – тёмно да кроваво…
И проходит краем вдоль обиды майской
Женщина под чёрной бесполезной маской.
«Непогода пришла как отряд батьки Махно…»
Непогода пришла как отряд батьки Махно:
Гогоча, из горла прихлёбывая, прикладом стуча в окно,
Выгребая запасы осенние из подвалов и с чердаков…
Да не боись, чего там – ноябрь всегда таков.
Если воля и холод сойдутся – родится смерть.
Ничком на овчинку неба падает степь,
Серая, буранная пустота,
Но сердце уже не обманешь – родная, та,
Где не за что ухватиться душе слепой,
Где – если заплачешь, в сердцах оборвут: «Не пой!»
А замёрзнешь, тряхнут за шиворот: «Встань!»
Россия моя, Россия, свиданье тайн
Непостижимых! Когда по снежной стерне