2. Два порядка нашей жизни
Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш. Говорите к сердцу Иерусалима и возвещайте ему, что исполнилось время борьбы его, что за неправды его сделано удовлетворение, ибо он от руки Господней принял вдвое за все грехи свои. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими;
И явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие; ибо уста Господни изрекли это. Голос говорит: возвещай! И сказал: что мне возвещать? Всякая плоть – трава, и вся красота ее – как цвет полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа: так и народ – трава. Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно.
Взойди на высокую гору, благовествующий Сион! возвысь с силою голос твой, благовествующий Иерусалим! возвысь, не бойся; скажи городам Иудиным: вот Бог ваш! Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его со властью. Вот, награда Его с Ним и воздаяние Его пред лицем Его. Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей, и водить дойных.
Кто исчерпал воды горстью своею и пядью измерил небеса, и вместил в меру прах земли, и взвесил на весах горы и на чашах весовых холмы? Кто уразумел дух Господа, и был советником у Него и учил Его? С кем советуется Он, и кто вразумляет Его и наставляет Его на путь правды, и учит Его знанию, и указывает Ему путь мудрости?
Вот народы – как капля из ведра, и считаются как пылинка на весах. Вот, острова как порошинку поднимает Он. И Ливана недостаточно для жертвенного огня, и животных на нем – для всесожжения. Все народы пред Ним как ничто, – менее ничтожества и пустоты считаются у Него. Итак, кому уподобите вы Бога? И какое подобие найдете Ему?
Идола выливает художник, и золотильщик покрывает его золотом и приделывает серебряные цепочки. А кто беден для такого приношения, выбирает негниющее дерево, приискивает себе искусного художника, чтобы сделать идола, который стоял бы твердо.
Разве не знаете? разве вы не слышали? разве вам не говорено было от начала? разве вы не уразумели из оснований земли? Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней – как саранча пред Ним; Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья. Он обращает князей в ничто, делает чем-то пустым судей земли. Едва они посажены, едва посеяны, едва укоренился в земле ствол их, и как только Он дохнул на них, они высохли, и вихрь унес их, как солому. Кому же вы уподобите Меня и с кем сравните? говорит Святый.
Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их? Кто выводит воинство их счетом? Он всех их называет по имени: по множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает. Как же говоришь ты, Иаков, и высказываешь, Израиль: «путь мой сокрыт от Господа, и дело мое забыто у Бога моего»? Разве ты не знаешь? разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? разум Его неисследим. Он дает утомленному силу, и изнемогшему дарует крепость. Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся.
Эти потрясающие слова были написаны неизвестным пророком эпохи вавилонского изгнания. Они объединились с речениями пророка Исайи, поэтому неизвестного пророка мы называем Второисайей. Представим себе, что эти слова обращены к изгнанникам нашего времени, находящимся в тюрьмах и концентрационных лагерях, разлученным со своими мужьями или женами, оторванным от своих детей или родителей, изнемогающим в отчаянии на чужбине, погруженным в ад современной войны. Как откликнулись бы они на подобные слова, и как отозвались бы мы, будь они обращены к нам? Вероятно, с гневом или иронией мы возмутились бы против их кажущейся нарочитой выспренности; мы указали бы на огромный разрыв между воображаемой ситуацией, драматически изображенной пророком, и катастрофической реальностью, в которой мы живем. Мы отмахнулись бы от пророка, как от досадливого оптимиста, не заслуживающего нашего внимания. Может быть, его слова озлобили бы нас и вызвали к нему ненависть. Это было бы нашей естественной реакцией на человека, который желает утешить нас в положении, где мы не видим никакой возможности утешения и, отчаявшись, не верим никакой надежде.
Но ведь положение изгнанников в Вавилоне, сидящих на реках вавилонских и плачущих, было столь же безнадежным. Пророк должен был ожидать подобного отклика на свои слова, ибо он говорил так, что заставлял вавилонских изгнанников 2500 лет назад прислушиваться к себе. Его слова должны быть значимы и для нас, сегодняшних изгнанников. Пророк был реалистичен не менее, но, пожалуй, даже более нашего. Он знал, что подобное положение – не дело случая и несчастного жребия, что это человеческая ситуация, избежать которой не может ни человек, ни эпоха. Человеческая ситуация – ситуация конечности: всякая плоть – трава, и трава засыхает. Это ситуация греха – мы принимаем вдвое за все наши грехи. Это ситуация пустой тщеты и гордости – мы обращаемся в ничто и падаем. Но несмотря на все свое реалистическое знание природы человека и его предназначения, пророк утешает, ободряет, обнадеживает изгнанный народ, изгнанников всех народов, человека, ибо человек – изгнанник в этом мире.
Слова этой великой главы пророческой книги грохочут, подобно вздымающимся и опадающим волнам бурного океана. Тьма и свет следуют друг за другом; после слов о глубине греха и наказания пророк возвещает наступление прощения и освобождения. Но вот волна спадает, и пророк спрашивает себя: как же может он возвещать подобное, если вся «красота» смертных людей – как цвет полевой, увядающий, когда дунет на него дуновение Господа? Однако пророк не остается в глубинах своей печали: в противоположность человеческой смертности слово Бога пребудет вечно. Есть и нечто вечное, к чему мы можем прильнуть: не бойся, Господь Бог грядет с силою. Так вздымается волна и потом – снова спадает: вот народы – как капли воды, как пылинка; все народы пред Ним как ничто; менее ничтожества и пустоты считаются у Него. Вновь вздымается волна: Бог возвышается над кругом земли, над всем творением, над всем самым высоким и самым низким на земле! И когда волна спадает снова, и раб Божий сетует на то, что не получает правосудия от Бога, – ответ гласит: Бог действует за пределами человеческого вероятия, свыше человеческого ожидания: Он дает утомленному силу и изнемогшему дарует крепость. Он действует парадоксально, Его деяния – выше человеческого разумения.
Как нам истолковать эти слова? Есть ли способ соединить высоты и глубины, противопоставленные в этой главе? Понимать ли слова утешения и надежды как пустые обещания, никогда не исполнявшиеся в прошлом, которые никогда не исполнятся и в будущем? Понимать ли их как стремление, посредством мистицизма и поэтической велеречивости, уйти от осознания реальной человеческой ситуации? Будь это так, то как же тогда относиться к глубокому реализму понимания пророком сути человеческой ситуации? Он созерцал историю в настоящем ее облике, но в то же время устремлялся за пределы истории – к высшей власти, последнему смыслу и царственной Славе бытия. Ему были известны два порядка бытия: человеческий, политический, исторический порядок, и божественный, вечный. Благодаря тому что ему были ведомы эти два порядка бытия, пророк мог говорить так, как говорил, беспрерывно переходя от глубин человеческого ничтожества к великим высотам божественного творчества.
Взглянем на эти два порядка, на эти две различные природы и их взаимосвязь. Говоря о них, мы говорим о самих себе, ибо принадлежим обоим в каждый момент нашей жизни и истории.
Человеческий порядок, порядок истории, есть прежде всего порядок роста и умирания: «Так и народ – трава». Человеческое переживание печали, пробужденной видом вянущей и гибнущей природы, символизирует преходящий характер человеческой жизни. Поколение за поколением растет, борется, наслаждается и исчезает. Следует ли относиться ко всему этому всерьез? Следует ли относиться к этому серьезнее, чем к росту и увяданию травы? Пророк, когда от него требовалось, чтобы он обратился к народу со словом, спрашивал: зачем говорить к ним? Они – трава. Мы могли бы продолжить: зачем писать, работать и бороться ради людей? – Они трава. Что проку от того, когда через несколько лет все, для кого мы писали, к кому обращались со словом, ради кого боролись, – исчезнут? Они были травой, трава засохла, цветы завяли. Таков порядок истории. Но на горизонте возникает иной порядок: слово Бога пребудет вечно.
Второе: порядок истории есть порядок греха и наказания. Изгнание, последовавшее за разрушением Иерусалима, было, по словам всех пророков, наказанием людям за их грехи. Нам не по вкусу такие слова, как «грех» и «наказание». Они кажутся нам устаревшими, грубыми и тяжеловесными, не отражающими никакой реальности в свете современной психологии. Но где бы я ни встречал высоконравственных людей, наделенных глубоким разумом, изгнанников, – я видел, что они чувствуют ответственность за случившееся в их собственных странах. И очень часто я встречал граждан демократических государств, граждан этой страны, Америки, которые выражали чувство вины за положение, в котором мир оказался сегодня. Пророки были правы, были правы и изгнанники: они ответственны за это, как ответственны вы и я. Называем мы это грехом или нет, называем ли это наказанием, – всех нас настигают и поражают последствия нашей собственной несостоятельности, наших собственных недостатков. Таков порядок истории. Но на горизонте возникает иной порядок, и в нем открывается нам, что наша борьба не напрасна, что наше зло, наша несправедливость – прощены.
Есть и третий элемент исторического порядка, объединяющий конечность и грех: трагический закон, который правит историческим процессом, закон, предопределяющий низвержение человеческого величия и силы. Человеческое величие проявляется в истории; существуют великие и воинственные народы и царства; есть даже народы и царства, проявляющие известную праведность. Есть властители, даже хорошие властители; есть судьи, и даже справедливые судьи. Есть государства и конституции, обеспечивающие известную степень свободы; есть различные типы социального строя, и даже такие, что обеспечивают известный уровень равенства. Есть творческие умы, и даже наделенные силой знания и понимания. Но как раз будучи великими, могущественными, праведными, они прикасаются к сфере Божественного и оказываются самонадеянными, и низводятся в ничто. Они без корней; они засыхают; божественная буря проходит над ними, и они исчезают. Таково провозвестие пророка народам мира. Все они находятся под властью закона трагического саморазрушения – плохие и хорошие, отдельные личности и народы, слабые и герои. И вновь иной порядок, порядок, запредельный истории и трагедии, является на горизонте: Бог дает утомленным силу и обновляет их крепость, так что они поднимутся на крыльях, как орлы.