Порядок за пределами исторического порядка есть божественный порядок. И он парадоксален: люди подобны траве, но слово Бога, обращенное к ним, пребудет вечно. Люди находятся под законом греха и наказания, но божественный порядок прорывает его и приносит прощение. Люди слабеют и падают с высоты своей нравственной непорочности и юношеской силы, но когда они уже пали, когда совершенно ослабели, – то бегут и не устают, и поднимаются на крыльях, как орлы. Бог действует за пределами человечески-допустимого, вне человеческих оценок. Он действует необычно, неожиданно, парадоксально. Отрицательное начало исторического порядка есть положительное начало божественного. Слабое и отчаявшееся, грешное и трагическое внутри человеческого порядка суть сильное и победительное внутри божественного.
Несколькими главами ниже пророк говорит о парадоксальной участи раба, избранного народа. Изображенный как муж скорбей и изведавший болезни, он унижен и отвержен внутри человеческого порядка. Кто не вспомнит, слыша эти слова, об изгнанниках не одного только Израиля, но и об изгнанниках всех народов мира? Но наступает божественный порядок. Изгнанный народ, или (как позднее исторически неправильно, но по духу верно, интерпретировали это христиане) Человек на Кресте, являет собою иной порядок, тот порядок, при котором самый слабый – сильнее всех, а наиболее униженный – празднует величайшую победу. Исторический, человеческий порядок преодолен страдающим рабом, распятым Спасителем.
Если этот порядок сомнителен для нас, если мы испытываем отчаяние, взирая на свою человеческую ситуацию, если наше изгнанничество для нас бессмысленно и безнадежно, – пророк должен возбудить в нас стыд за самонадеянное высокомерие нашей рассудочности и узость нашего морализма. Он указывает на творение мира, человечества, истории. Он спрашивает: «С кем советуется Он, и кто вразумляет Его, и наставляет Его на путь правды?» Нам всегда хочется наставлять Бога на путь правды. Мы говорим Ему, что Он должен карать зло и награждать добро – в особенности наше. Но Он не приемлет никаких советов касательно хода истории, как не принимал Он советов касательно устроения мира с его естественным разрушением, жестокостью и скоротечностью. О божественном порядке нельзя судить мерою исторического порядка, мерою человеческого довольства и морали, демократии и цивилизации. Таков был ответ, полученный от Бога Иовом, когда Иов добивался от Него разгадки непостижимой несправедливости своей участи, своей исторической судьбы. Бог не оправдывает Себя в категориях морали; Господь отвечал Иову из бури, торжественно возвещая неисповедимое величие природы, которую не поверить мерою человеческой справедливости.
Но если божественный порядок и исторический нисколько не взаимодействуют, то как тогда божественный порядок вообще может затронуть нас? Как может вечность, прощение и божественная помощь коснуться нас, если мы находимся внутри иного, исторического порядка, состоя под законом конечности, слабости и наказания? Как может божественный порядок утешить нас в нашей бедственной нищете и ничтожестве? Как можно слушать слова пророков, гласящие об окончании нашей войны? На этот вопрос есть три ответа. Первый из них гласит: божественный порядок не есть порядок исторический, и нам не следует их смешивать. Никакой жизни не преодолеть конечность, грех и трагизм. Наша эпоха всегда питала иллюзии, будучи уверена, что сможет победить их, что мы сможем достичь гарантированной безопасности нашего существования. Казалось, прогресс победил трагизм; прогрессивный, исторический порядок, казалось бы, воплощает в себе божественный. Но почти три десятилетия наше поколение получало удар за ударом, разрушающие эту иллюзию, толкающие к отчаянию и цинизму тех, кто желал превратить и думал, что сможет превратить, исторический порядок в божественный. Извлечем же из катастрофы нашего времени хотя бы тот урок, что никакая жизнь, никакая эпоха не в силах преодолеть конечность, грех, трагизм.
Второй ответ состоит в том, что существует иной порядок, которому мы, как человеческие существа, принадлежим, порядок, который всегда делает человека неудовлетворенным всем тем, что ему дано. Человек переступает все границы внутри исторического порядка, минуя все высоты и глубины своего собственного существования. Как никакое другое существо, он способен выходить за пределы своего, данного ему мира. Он принимает участие в чем-то бесконечном, он присутствует внутри порядка непреходящего, свободного от разрушающих его начал, не трагичного, – но вечного, святого и блаженного. Поэтому, когда человек слушает пророческое слово, когда он слышит о вечном Боге, о величии Его силы и тайне Его свершений, – в глубине человеческой души пробуждается отклик: внутри него затронуто бесконечное. В глубине своей души каждый человек знает: это – истина. Самое наше отчаяние, наша неспособность убежать от самих себя в жизни и в смерти, свидетельствует о нашей бесконечности.
Третий ответ заключается в том, что эти два порядка, исторический и вечный, хотя и не смогут стать одним и тем же, но пребывают один в другом. Исторический порядок неотделим от вечного. Новое у пророков и в христианстве, что превосходит любое язычество, древнее и современное, – обнаружение, откровение вечного порядка в историческом. Страдающий раб Бога и враги, из-за которых он страдает, Человек на Кресте и те, кто в изнеможении у подножия Креста, гонимые и преследуемые во все эпохи истории, – все они преобразовывали историю. Сильное в истории – падает; крепость каждого из нас – отнимается от нас. Но именно те, кто кажутся слабыми в истории, и придают ей в конечном счете ее облик, ибо они связаны с вечным порядком. Мы – не потерянное поколение, потому что мы – поколение страдающее, разрушенное. Каждый из нас принадлежит вечному порядку, и пророк говорит всем нам: «Утешайте, утешайте народ Мой!»
3. Парадокс блаженств Нагорной проповеди
И Он, возведя очи Свои на учеников Своих, говорил: Блаженны нищие, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах. Так поступали с пророками отцы их. Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете. Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! ибо так поступали со лжепророками отцы их.
Читатели и исследователи Нового Завета часто обнаруживают, что наибольшую трудность для истолкования заключают в себе вовсе не изощренная аргументация Павла или мистическая мудрость Иоанна, но простые речения Иисуса в том их виде, как они записаны первыми тремя евангелистами. Слова Иисуса кажутся столь ясными, прямыми и равными себе, что трудно вообразить, чтобы хоть кто-нибудь не сумел распознать их смысла. Но когда от нас требуется выразить этот смысл своими собственными словами, мы открываем один смысловой уровень за другим. Мы осознаем, что слова Иисуса, знакомые нам с самого раннего детства, непостижимы для нас. И когда мы пытаемся проникнуть в их смысл и значение, то погружаемся все глубже и глубже в них и никогда не можем их исчерпать. Ничто не кажется более простым и, однако, не является более сложным, чем, к примеру, молитва Господня, притчи и Блаженства.
Мы только что услышали четыре обещания блаженства и четыре обещания горя в передаче Луки. Смысл их представляется очевидным. Нищих, алчущих ныне, плачущих ныне, отверженных и оскорбленных, так сказать, превозносят и поздравляют, потому что они могут рассчитывать, что окажутся в положении, полностью противоположном своему нынешнему. А богатые, пресыщенные, смеющиеся, известные и уважаемые – достойны сожаления, потому что должны ожидать как раз обратного.
Возникают два вопроса: что и кому обещано в этих Блаженствах? Что это за царство, которым должны владеть нищие, и кто такие эти нищие? И кто эти богатые, на которых должны обрушиться горести и беды, и что должно с ними случиться?
Матфей пытался ответить на эти вопросы. Он сказал, что нищие – это нищие духом (в духе), алчущие же – алчут праведности. Он сказал, что плачущие скорбят о состоянии мира. Им обещано Царство Небесное, лицезрение Духа Божьего, утешение и милость Царства Божьего.
Справедливо ли истолкование Матфея? Или Матфей – а вслед за ним и официальная христианская Церковь – спиритуализировали Блаженства, придали им несвойственный прежде характер отвлеченной духовности? Или же, с другой стороны, Лука – а вслед за ним множество сектантских и революционных движений – исказили Блаженства с материалистических позиций? Выдвигались оба этих утверждения, и оба они неверны. Если мы желаем получить правильный ответ, то должны взглянуть на тех, к кому обращался со своими словами Иисус. Он обращался к людям двух родов. Одни жили, обратив сердца к грядущему миру, они были плохо приспособлены к существующему порядку вещей. Условия их жизни заставляли их страдать. Многие были лишены наследства, находились в опасности, голодали, были угнетены. Блаженства не проводят различия между духовными и материальными потребностями, так же как между духовным и материальным их удовлетворением: те, к кому обращался Иисус, нуждались в удовлетворении обеих этих потребностей. Ни пророки, ни Иисус не спиритуализировали провозвестие о Царстве. Но они не понимали и не толковали его и в том смысле, что Царство должно наступить как следствие всего лишь материального преобразования мира. Христианство провозглашает единство тела и души. Блаженства превозносят тех, кто исполнится совершенства во всем своем целостном существе. Другому же роду людей Иисус сулил горе и несчастья. Эти люди были неразрывно связаны с миром того времени. Всем своим сердцем они прилепились к тому, что их окружало. Они прочно обустроили свою жизнь, пользуясь почетом, властью и покоем. Угроза Иисуса несет в себе духовный и материальный смысл. Они были крепко привязаны к веку сему и должны были исчезнуть с ним. Они не собрали себе сокровищ за его пределами.