обуждает его изречь потрясающие слова этого псалма. Когда Августин в книге «Исповедь», имеющей глубоко личный характер, пытается проникнуть своим разумом в основание и причину нашей временности, – это не пустое любопытство. Когда мы поем: «Время, как вечно текущий поток, уносит всех своих сыновей», – это не абстрактное утверждение, мы выражаем глубокое религиозное чувство. Не просто философия, но трагическое чувство жизни заставляет ранних греческих философов говорить, что все вещи должны возвращаться к своему началу, подвергаясь наказанию «согласно порядку времени». Когда в Четвертом евангелии снова и снова употребляется выражение «вечная жизнь» как обозначение высочайшего блага, всегда присутствующего во Христе, это делается не только для построения систематической теории. Когда Майстер Экхарт указал на вечное «теперь» в потоке времени, и когда Серен Кьеркегор указал на бесконечную значимость каждого момента как момента решения, принимаемого «теперь», – это были религиозные события.
Время столь же неисчерпаемо, как и основа самой жизни. Даже величайшие умы открывали лишь какой-то один из его аспектов. Но каждый, даже самый простой ум постигает смысл времени – а именно свою собственную временность. Он может и не суметь выразить свое знание о времени, но он всегда неотделим от его тайны. Жизнь такого человека и жизнь каждого из нас пронизаны в каждый миг, в каждом переживании, в каждом проявлении тайной времени. Время – наше предназначение. Время – наша надежда. Время – наше отчаяние. И время – зеркало, в котором мы видим вечность. Позвольте из многих тайн времени указать только на три: на его власть пожирать все, находящееся в его сфере; его власть вмещать в себе вечность и его власть увлекать к последнему пределу, к новому творению.
Человечество всегда сознавало, что есть нечто ужасное в потоке времени, загадка, которую мы не можем разрешить, и решение, которое мы не в состоянии перенести. Мы выходим из прошлого, которого уже нет; мы уходим в будущее, которого еще нет; наше — только настоящее. Прошлое принадлежит нам лишь до тех пор, пока оно присутствует в нас; а будущее принадлежит нам лишь тогда, когда уже присутствует в нас. Прошлым мы обладаем в памяти, а будущим – в предвосхищении. Но какова природа самого настоящего? Если мы пристально вглядимся в него, то вынуждены будем сказать: настоящее – это точка, не имеющая протяженности, точка, в которой будущее становится прошедшим; настоящее – это когда мы говорим себе: «Вот – настоящее», и этот миг тут же поглощается прошлым. Настоящее исчезает в тот же миг, как только мы пытаемся ухватить его. Настоящее неуловимо; оно всегда уже ушло. Вот и кажется, что у нас нет ничего реального – ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего. Поэтому наше существование имеет характер сновидения, на что указывает псалмопевец, характер, который религиозные визионеры описали столь разнообразными способами.
Однако время не могло бы дать нам даже места, чтобы устоять на нем, если бы не его вторая тайна, если бы не его власть вмещать в себя вечность. В самом потоке времени нет настоящего; но настоящее – реально, о чем свидетельствует наш опыт. И реально оно потому, что вечность прорывается во время и дает ему реальное настоящее. Мы не смогли бы даже сказать «теперь», если бы вечность не подняла этот миг над всепреходящим временем. Вечность – всегда присутствует, и ее присутствие – причина того, что мы вообще обладаем настоящим. Когда псалмопевец взирает на Бога, для Которого тысячи лет как один день, он взирает на эту вечность, которая одна дает ему место, на котором он может стать, «теперь», обладающее бесконечной реальностью и бесконечным значением. Всякий раз, когда мы говорим «теперь», объединяются временное и нечто вечное. Когда бы ни сказал человек, противясь потоку, увлекающему будущее в прошлое: «Теперь я живу. Сейчас я действительно присутствую» – вечность есть. В каждом таком «теперь» обнаруживается вечность; в каждом реальном «теперь» присутствует вечность. Призадумаемся на миг над образом жизни всех нас, живущих в наше время. Разве мы не утратили реальное настоящее, всегда влекомые вперед, к будущему, гонимые нашей спешкой, нашей неутомимой активностью? Мы полагаем, что будущее должно быть лучше всякого настоящего, но по ту сторону ближайшего будущего всегда есть другое будущее и еще и еще – без настоящего, то есть без вечности. Согласно Четвертому Евангелию вечная жизнь есть дар в настоящем: слушающий Христа уже обладает вечностью. Он больше неподвластен увлекающему за собой потоку времени. В нем «теперь» становится «вечным теперь». Мы утратили реальное «теперь», «вечное теперь»; я боюсь, мы утратили вечную жизнь в той мере, в какой она создает реальное настоящее.
Во времени есть и еще одно начало, его третья тайна, которая заставляет нас взирать на будущее; ибо время не возвращается и не повторяет себя: оно бежит вперед, оно всегда неповторимо, оно вечно создает новое. Внутри него есть влекущий к концу импульс, к концу неведомому, вечно недостижимому в самом же времени, всегда подразумеваемому и постоянно ускользающему. Время бежит к «вечному будущему». Это – величайшая из всех тайн времени. Это – тайна, о которой говорили пророки, Христос и апостолы. Время никогда не стремится к бесконечному самоповторению или пустому возвращению к своему началу. Время – не бессмысленно. У него есть скрытый смысл – спасение. У него есть скрытая цель – Царство Божие. Оно несет скрытую реальность – новое творение. Вот в чем заключается бесконечная значимость каждого мига времени: в нем решаем мы и в нем решается о нас то, что имеет отношение к нашему вечному будущему.
6. Бегство от Бога
Господи! Ты испытал меня и знаешь. Ты знаешь, когда я сажусь и когда встаю; Ты разумеешь помышления мои издали. Иду ли я, отдыхаю ли – Ты окружаешь меня, и все пути мои известны Тебе. Еще нет слова на языке моем, – Ты, Господи, уже знаешь его совершенно.
Сзади и спереди Ты объемлешь меня, и полагаешь на мне руку Твою. Дивно для меня ведение Твое, – высоко, не могу постигнуть его! Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя. Скажу ли: «Может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью»; но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет. Ибо Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это. Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было. Как возвышенны для меня помышления Твои, Боже, и как велико число их!
Стану ли исчислять их, но они многочисленнее песка; когда я пробуждаюсь, я все еще с Тобою. О, если бы Ты, Боже, поразил нечестивого! Удалитесь от меня, кровожадные! Они говорят против Тебя нечестиво; суетное замышляют враги Твои. Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне. Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня и узнай помышления мои; и зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный.
«Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу»? Эти слова – средоточие великого 138 псалма. В форме вопроса в них утверждается присутствие Бога, от которого нельзя укрыться. Рассмотрим это утверждение и те мощные образы, в которых псалмопевец пытается его выразить. От Бога нельзя скрыться. Он – Бог только потому, что от Него нельзя скрыться. И только то, что неизбежно, от чего нельзя скрыться, есть Бог.
Нет места, куда можно было бы убежать от Бога, которое было бы вне Бога. «Взойду ли на небо – Ты там». Вполне естественным представляется пребывание Бога на небе, и совершенно неестественным для нас – желание взойти на небо, чтобы убежать от Бога. Но как раз это и пытаются сделать идеалисты всех эпох. Они пытаются запрыгнуть на небо совершенства и истины, справедливости и мира, где в Боге нет необходимости. Это небо – дело рук человеческих, где нет вселяющего в нас беспокойство Божественного Духа, где нет осуждающего присутствия Божественного Лика. Но такое место – «безместно»; это – «Utopia», идеалистическая иллюзия. «Сойду ли в преисподнюю, и там Ты». Ад, или Шеол, обитель мертвых, казалось бы, подходящее место для того, чтобы спрятаться от Бога. Именно туда и пытаются спастись бегством все те, кто жаждет смерти, чтобы избавиться от Божественных Требований. Я убежден в том, что среди нас нет ни одного человека, который не желал в свое время избавиться от бремени существования, шагнув в смерть. Я знаю, что есть среди нас и такие, кого это томление по смерти искушает изо дня в день. Но всякий в глубине души знает, что смертью не избежать внутреннего требования, которое ему предъявлено. «Возьму ли крылья и переселюсь на край моря: и там рука Твоя поведет меня, удержит меня десница Твоя». Полетишь на край земли – и там не избегнешь Бога. Наша техническая цивилизация пытается сделать именно это, чтобы избавиться от знания того, что она лишена центра жизни и смысла. Современный способ бегства от Бога состоит в том, чтобы мчаться вперед и вперед, со скоростью солнечных лучей, обгоняющих восход солнца, захватывая все больше и больше пространства во всех направлениях любым доступным человеку способом; быть всегда деятельным, рассчитывающим все наперед, всегда наготове. Но Бог полагает свою руку на нас; и Он уже наложил ее тяжко и разрушительно на нашу цивилизацию, спасающуюся бегством; наш побег не удался. «Скажу ли: может быть, тьма сокроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью. Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет». Бегством во тьму ради забвения Бога – не избежать Его. Возможно, на какое-то время мы в состоянии выбросить Бога из нашего сознания, отвергнуть Его, опровергнуть Его, убежденно доказывать Его небытие и жить без Него весьма уютно. Но рано или поздно мы узнаем, что отвергли и позабыли не Бога, а некое искаженное изображение Его. И мы узнаем, что можем спорить с Ним только потому, что Он побуждает нас нападать на Него. Предавая Бога забвению, Бога не избежать.