Таков человек; и поскольку он таков, существуют религия и закон. Закон религии – великая попытка человека совладать со своей тревогой, беспокойством и отчаянием, устранить свой внутренний разрыв и достичь бессмертия, духовности и совершенства. И вот он работает, изнемогает в трудах под бременем религиозного закона, властвующего над мыслями и поступками.
Религиозный закон требует, чтобы человек признал идеи и догмы, чтобы он уверовал в доктрины и традицию, принятие которых оказывается условием его спасения от тревоги, отчаяния и смерти. И вот человек пытается принять их, хотя они могут казаться ему чуждыми или сомнительными. Он работает и тяжко трудится, исполняя религиозное требование верить тому, во что верить не может. Наконец, он пытается избавиться от закона религии. Он пытается сбросить с себя тяжкое иго вероучительного закона, наложенное на него церковными властями, правоверными учителями, благочестивыми родителями и непреложными обычаями. Он впадает в критицизм и скептицизм. Он свергает иго, но никто не может жить в пустоте одного лишь скептицизма, и вот – он возвращается под старое иго, впадая в фанатизм, причиняющий ему самому страдания, и старается навязать его другим людям, своим детям и ученикам. Им движет бессознательное стремление к мести – за бремя, которое он взвалил на себя. Многие семьи распадаются из-за мучительных трагедий, многие души надламываются из-за отношения к ним родителей, учителей и священников. Другие же люди, неспособные вынести пустоту скептицизма, находят новое иго за пределами Церкви, новые вероучительные законы, под властью которых они начинают вырабатывать политические идеологии и пропагандировать их с религиозным фанатизмом; научные теории, которые они защищают с религиозным догматизмом; и утопические чаяния, о которых они возвещают как об условии спасения мира, силком загоняя целые народы под иго их символов веры, которые суть религии, даже если при этом они и притязают на звание разрушителей религии. Все мы трудимся под игом религии; все мы время от времени пытаемся отбросить прочь старые или новые учения или догмы, но немного погодя мы возвращаемся, снова предавая самих себя и других в рабство им.
То же самое справедливо и в отношении практических приложений законов религии. Они требуют соблюдения обрядов, участия в религиозных мероприятиях, изучения религиозного предания, молитвы, таинств и медитаций. Они требуют нравственного послушания, нечеловеческого самообладания и аскетизма, превосходящей наши возможности самоотдачи человеку и вещам, превосходящей наши силы преданности идеям и долгу, безграничного самоотрицания и безграничного самосовершенствования. Религиозный закон требует совершенства во всем. И наше сознание соглашается с этим требованием. Однако раскол в нашем бытии берет начало именно здесь; в том, что совершенство, хоть и есть в нем истина, находится вне нашей досягаемости, выступает против нас, осуждая нас. Поэтому мы пытаемся отбросить прочь обрядовые и этические предписания. Мы пренебрегаем ими, мы ненавидим их; некоторые из нас проявляют циничное безразличие по отношению к религиозному и этическому закону. Но поскольку один лишь цинизм невозможен, как невозможен один лишь скептицизм, мы возвращаемся к старым или новым законам, становясь фанатичнее, чем прежде, и принимаем на себя иго закона, который еще более невозможно исполнить, который еще более жесток по отношению к другим, еще более склонен собрать других людей под то же самое иго во имя совершенства. Сам Иисус становится для этих перфекционистов, пуритан и моралистов учителем религиозного закона, налагающим на нас тяжелейшее из всех бремя Его закона. Но это – самое сильное искажение духа Иисуса. Это искажение можно обнаружить и в духе тех, кто распял Его, ибо Он разрушил религиозный закон, не убегая от него, подобно циничным саддукеям, но преодолевая его. Мы находимся в постоянной опасности, когда унижаем Иисуса, утверждая, что Он – основатель новой религии, что Он дал другой, более утонченный, более порабощающий закон. И вот мы видим во всех христианских Церквах тяжкие труды и работу людей, называющихся христианами, находящихся под властью бесчисленных законов, которые они не могут исполнить, от которых они бегут, к которым возвращаются или заменяют их другими. Это – иго, от которого хочет избавить нас Иисус. Иисус больше, чем священник, пророк или религиозный гений. Все они подчиняют нас религии. Он – освобождает нас от нее. Все они создают новые религиозные законы. Он – преодолевает религиозный закон.
«Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня… ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко». Эти слова указывают не на количественное различие: немного легче, немного свободнее. Эти слова указывают на противоречие! Иго Иисуса – благо само по себе, потому что оно превыше закона и заменяет труды и работу покоем в наших душах. Иго религии и закона предполагает все те разрывы и расколы в наших душах, которые побуждают нас к попыткам преодолеть их. Иго Иисуса – превыше этих расколов и разрывов. Оно преодолевает их, где бы ни являлось, где бы ни было принято. Оно – не новое предписание, не новое учение или этика, оно – новая реальность, новое бытие и новая сила преобразовывать жизнь. Иисус называет это игом; Он хочет сказать, что оно является свыше и охватывает нас спасающей силой; когда Иисус называет его легким и благим, то имеет в виду тот факт, что оно от наших действий и усилий не зависит, а дается нам еще до того, как мы успеем что-либо совершить. Это – бытие, сила, реальность, побеждающие тревогу и отчаяние, страх и беспокойство нашего существования. Оно здесь, среди нас, в центре нашей личной трагедии и трагедии истории. Нежданно, вдруг является оно как победа, достигнутая не нами самими, в разгар жесточайшей борьбы, но присутствующая сверх чаяния и помимо борьбы. Неожиданно мы погружаемся в мир, что превыше разума, превыше нашего умозрительного стремления к истине, превыше нашего стремления к практическому осуществлению добра. Истинное – истина нашей жизни и нашего существования – захватывает нас. Мы знаем, что теперь, в этот самый миг, мы находимся в истине, невзирая на все наше неведение относительно самих себя и нашего мира. Ни в каком обычном смысле мы не стали мудрее или разумнее; по своему знанию мы все еще дети. Но истина жизни пребывает в нас, соединяет нас с просветляющей несомненностью с самими собою, даруя нам великое, исполненное покоя счастье. И добро, безусловное добро – не для чего-нибудь, а само по себе – объемлет нас. Мы знаем, что сейчас, в этот самый миг, пребываем в добре, невзирая на всю свою слабость и зло, невзирая на фрагментарный и искаженный характер нашего «я» и мира. Мы не стали более нравственными или более святыми; мы все еще принадлежим миру, подвластному злу и саморазрушению. Но добро жизни пребывает в нас, соединяет нас с добром всего, дарует нам благословенный опыт всеобщей любви. Если бы это произошло, произошло в полной мере – мы достигли бы своей вечности, более высокого порядка жизни и духовного мира, которому принадлежим и от которого отделены в нашем обычном существовании. Мы вышли бы за пределы самих себя. Новое бытие покорило бы нас, хотя и старое бытие не исчезло бы.
Где можем мы ощутить эту новую реальность? Мы не можем найти ее, она нас – может. Она пытается найти нас на протяжении всей нашей жизни. Она – в мире; она несет на себе мир; благодаря ей наше «я» и наш мир все еще не ввергнуты в полное самоуничтожение. Хотя реальность и скрывается за тревогой и отчаянием, конечностью и трагизмом – она повсюду, в душах и телах, потому что все получает жизнь от нее. Новое бытие означает, что старое бытие все-таки не разрушило себя полностью, что жизнь еще возможна, что наши души все еще собирают силы для движения вперед, и что доброе и истинное – не угашены. Реальность пребывает, и она найдет нас. Пусть она найдет нас! Она – сильнее мира, хотя тиха, кротка и смиренна.
Вот в чем смысл призыва Иисуса: «Прийдите ко Мне». Ведь в Нем это новое бытие присутствует таким образом, что определяет Его жизнь. То, что скрывается во всех вещах, что проявляется в нас в великие моменты душевного подъема, – есть формирующая сила этой жизни. Это – уникальность и тайна Его Бытия, воплощение, полное проявление Нового Бытия. Вот в чем причина того, что Иисус может произнести слова, которые никогда ни один пророк или святой не произносили: никто не знает Бога, кроме Меня и тех, кто получает знание от Меня. Бесспорно, слова эти не означают, что Он навязывает нам новую теологию или новый религиозный закон. Они означают, что Он – Новое Бытие, в котором могут участвовать все, ибо это универсальное и вездесущее бытие. Почему Он сказал о себе, что кроток и смирен сердцем, после слов о своей уникальности, после слов, которые в устах любого другого человека выражали бы богохульное высокомерие? Потому что Новое Бытие, формирующее Его, создано не Им – Он создан Новым Бытием. Оно нашло Иисуса, и должно найти нас. И поскольку Его Бытие не результат Его рвения и трудов, и раз оно не рабство религиозному закону, а победа над религией и законом, составляющая Его уникальность, – то Он не навязывает религию и закон, не надевает на людей иго, не взваливает на них бремя. Мы с ненавистью отвергли бы призыв Иисуса, если бы Он призывал нас к христианской религии, или христианским доктринам, или христианской морали. Мы бы не приняли Его притязания на смирение и кротость, не поверили бы Его словам о даровании покоя нашим душам, если бы Он дал нам новые предписания для мышления и деятельности. Иисус не творец новой религии, Он победитель религии; Он не новый законодатель, Он победитель закона. Мы, христианские священники и учителя, зовем вас не к христианству, а к Новому Бытию, для которого христианство должно быть не более чем свидетелем, не смешивающим себя с Ним. Позабудьте все доктрины христианства, позабудьте свои собственные убеждения и сомнения, когда слышите призыв Иисуса. Забудьте всякую христианскую мораль, свои достижения и поражения, когда идете к Нему. От вас не требуется ничего – ни идеи Бога, ни блаженства, ни религиозности, ни христианства, ни мудрости, ни морали. Единственное, что требуется от вас, – это ваша открытость и готовность принять то, что вам даруется: Новое Бытие – пребывание в любви, справедливости и истине – как оно проявляется в Том, Чье иго благо и бремя легко.