Это — все!
Сверх этого — ничего, никакого ядра, вокруг которого группируются свойства, только равновесие порождающих чисед, и в их соотношении кроется единственный корень всякой жизни. Все зримое, ощутимое, сила тяготения — все исчезло! Исчезло как ошибка в расчетах!
Головной мозг относится к спинному мозгу, как сила тяготения к центробежной силе. Такова оказалась разгадка главной тайны!
Да, да, правильно поняв это и зная простые приемы, можно перевести это в зримую и ощутимую форму — «материальную», как ее называют дураки.
Хирам Витт растерянно озирался вокруг, смущенный обуревавшим его потоком мыслей, которые, как взволнованное море, бушевали в его душе.
Надо было сориентироваться в том, к чему он сейчас пришел, он чуть было не испугался, когда его взгляд упал на голое человеческое тело у противоположной стены, которое он за двадцать лет с великим трудом вырастил из крошечных клеток, как фикус, и которое теперь предстало перед ним взрослым, наделенным сознанием существом. Хирам Витт весело улыбнулся: «Еще одна из моих бесполезных работ! Зачем было выращивать тело? Достаточно создать головной и спинной мозг, и какая мне тогда нужда утруждать себя подобными пустяками?»
И подобно тому, как призрачный Дикий Охотник{64}, не зная покоя, мчится со своей призрачной сворой вдогонку за оленем, так и его душа, захваченная причудливыми мыслями, устремилась в фантастическое будущее: скоро он сможет сделать так, чтобы по его воле исчезали из мироздания небесные тела, подобно тому, как под действием общего делителя распадаются целые скопища громадных числовых масс.
Стоголосое «ура» взорвало уличный воздух, Хирам Витт отворил окно и выглянул наружу.
Какой-то бродяга в военной фуражке с павианом в офицерском мундире подъехали на извозчике и, окруженные обступившей их полукругом восхищенной толпой и почтительно замершими полицейскими, разглядывали фасад дома.
И тотчас же эта парочка — хозяин вслед за павианом — пустилась вверх по громоотводу, вскарабкалась на второй этаж, разбила окно и залезла в квартиру.
Спустя несколько минут они стали вышвыривать из окна одежду, мебель, вслед за этим несколько чемоданов, опять вылезли на карниз и принялись карабкаться выше на третий этаж, где повторился прежний спектакль.
Хирам Витт тотчас же догадался, что его ожидает, и торопливо выгреб из карманов все деньги и ценности, какие были при нем.
В тот же миг обезьяна и бродяга показались на подоконнике и вскочили к нему в комнату.
— Я, — начал бродяга, — я…
— Да, да, я уже понял, господин капитан{65}. Вы — тот мошенник, который вчера захватил ратушу в Кёпенике, — перебил его ученый, не дав закончить.
В первый момент бродяга растерялся, но затем гордо указал на ярко-красное седалище павиана и произнес:
— Присутствие этого господина в форме служит подтверждением легитимности моих действий.
«Да уж! — подумал Хирам Витт. — Седалищу в наше время действительно стали придавать чересчур много значения». Ни слова не говоря, он протянул бродяге четыре марки и пятьдесят пфеннигов, серебряную цепочку от часов и три выпавшие из зубов золотые пломбы:
— Это все, чем я могу вам помочь.
Бродяга заботливо завернул добычу в бумагу, сунул в карман и заорал:
— Молчать, скотина! Стоять смирно!
И в то время как господин Хирам Витт стал перед ним навытяжку, павиан и бродяга с достоинством перемахнули через подоконник и удалились.
Внизу вновь раздалось громкое «ура» полицейских, приветствовавших появление обоих военных в мундирах.
Ученый печально вернулся за лабораторный стол:
— Что поделаешь! Ничего не остается, как только поскорее изготовить шесть штук мозгов для Кемпинского, чтобы возместить понесенный ущерб. Впрочем, один, кажется, еще остался от вчерашней партии.
С этими словами он вытащил из-под кровати и поставил на стол тарелку с великолепным живым мозгом.
Он запустил вращающийся стеклянный диск и уже собрался снова приняться за работу, как вдруг в дверь энергично постучали и одновременно весь дом потрясло глухое, мощное рокотание.
Хирам Витт сердито отодвинул стул:
— Что же это сегодня делается! Никакого покоя!
Тут дверь распахнулась, и в комнату, чеканя шаг, вошел бравый офицер от артиллерии, а за ним следом несколько рядовых.
— Ну-с, штафирка! Это вы тут мозгушник? Молчать, скотина! Смирр-на! Ррруки по швам!
Хирам Витт покорно встал и, растерянно поелозив руками по своим бокам, наконец, точно по внезапному наитию, засунул их между ног.
Офицер скривил рожу:
— Ну-с, молодчик! Рехнулся, что ли? Сказано — по швам! Не знаешь, где на брюках шов?
— Пардон, но у моих брюк такой фасон — шов на внутренней стороне; я не резервист и не знаю, о каких швах идет речь, — неуверенно промямлил ученый.
«Что вам вообще от меня угодно? — хотел он продолжать. — Здесь только что побывал господин капитан из Кёпеника. Или это вы — сапожник Фойгт из Кёпеника?»
Но не успел он и рта открыть, как бравый офицер перебил его:
— Ну-с! Вот-с! Удостоверение!
И Хирам Витт прочел:
УДАСТАВИРЕНИЕ
Сим удаставиряю под чесное афицерскае слова, что я — каппетан Фриц Шнипфер, дворянин фон Пей-на-Шармакк
подписано: Фриц Шнипфер,
дворянин фон Пей-на-Шармакк гвардии каппетан 1000-го полка
Начав читать, он с первого взгляда уже по почерку понял, что пишущий страдает параличом мозга в начальной стадии.
Он отвесил офицеру низкий поклон.
Между тем ритмические толчки, сотрясавшие дом, все приближались, и наконец в комнату, любопытствуя, всунулось круглое пушечное рыло.
Впрочем, это было уже излишне, поскольку ученый больше не выражал никаких сомнений, а когда капитан, махнув рукой, нечаянно выронил из кармана листок с аптекарской прописью, на которой четко значилось «сульфат цинка», уверенность, отражавшаяся на его лице, стала еще тверже.
— Ну-с! Мозгушник Витт, возраст: шестьдесят лет, профессия: индивидуум, проживает по адресу: Чикчирикинская улица, дом восемь. На протяжении двадцати лет вы делаете искусственных людей, верно? — вопросил бравый офицер, снял с себя шлем и небрежно нахлобучил его на лежащий на столе мозг.
Ученый утвердительно наклонил голову.
— И хде они? — продолжил допрос офицер.
Хирам Витт указал на прислоненного к стене голого человека.
— Состоит на воинском учете?
Ученый с удивленным видом ответил «нет».
— У, разгильдяйская морда! — рявкнул офицер и махнул рядовым, которые по его знаку начали хватать вещи и выносить стулья, перины, одежду, аппаратуру, а под конец прихватили заодно и искусственного человека.
— Может быть, вставим ему мозг, раз уж его забирают на военную службу? — спросил Хирам Витт, поняв, что тут ничего не попишешь, и приподнял с тарелки шлем.
Но то, что он увидел, так поразило его своей неожиданностью, что он выронил шлем.
Мозг, который там только что лежал, теперь вдруг исчез, а на его месте… на его месте лежало рыло.
Косое рыло с лихо закрученными кверху усами.
Хирам Витт в ужасе уставился на тарелку.
В голове закрутилась бешеная свистопляска.
Вот, оказывается, как быстро влияние воинского шлема сказывается на человеческом мозге, превращая его в рыло!
Или тут действует какая-то иная причина?
Может быть, острое металлическое навершие шлема вызвало своего рода галопирующую мозговую чахотку, от которой мозг испарился?
Наподобие того, как присутствие громоотвода способствует истечению скопившегося в земле электричества?
Не потому ли на острие полицейского шлема насажен сверху шарик, чтобы не допустить подобного испарения? Пожалуй что нет! Иначе это имело бы заметные следствия. Следствия… Заметные… Бургомистр Кёпеника… Павиан… Ноль разделить на ноль будет единица. Караул! Спасите! Это безумие! Спасите, я схожу с ума!
И Хирам Витт пронзительно закричал, завертелся волчком и грохнулся, растянувшись, лицом об пол.
Бравый офицер, рядовые и пушка давно ушли. Квартира опустела. В уголке скорчился на полу Хирам Витт, с идиотской улыбкой на устах он перебирал пуговицы на пиджаке и твердил, как считалку: «Капитан Пей-на-Шар-макк, сапожник Фойгт, Сапожник Фойгт, капитан Пей-на-Шармакк, чет — нечет, чет — нечет, сульфат цинка, чет, размягчение мозга, капитан Пей-на-Шармакк, сапожник Фойгт».
В конце концов несчастного отправили в сумасшедший дом, но безумие уже не отпустило его. В тишине воскресных дней можно слышать, как он распевает: «Дойчлянд, дойчлянд юююбер ааалес, юбер алее ин дер вельт»{66}.
Жаркий солдатПеревод И. Стребловой
Перевязать всех раненых солдат Иностранного легиона{67} оказалось для военных врачей нешуточным делом. У аннамитов{68} были плохие ружья, и почти во всех случаях пули застревали в телах бедных солдатиков.
В последние годы медицинская наука сделала большие успехи, это знали даже те, кто не умел ни читать, ни писать, и пострадавшие охотно соглашались на любые операции, тем более что ничего другого им и не оставалось.
Большинство, конечно, умирало, но только после операции, да и то потому, что пули аннамитов перед выстрелом, судя по всему, не обрабатывались антисептиками или же после выстрела успевали на лету подхватить вредные для здоровья бактерии.
Отчеты профессора Мостшеделя, по согласованию с правительством присоединившегося к Иностранному легиону ради научных целей, не оставляли в этом ни малейшего сомнения.
Благодаря энергичным мерам, принятым по его распоряжению, как солдаты, так и жители туземной деревеньки теперь только шепотом осмеливались говорить о чудесном целителе, благочестивом индийском старце Мукхопадайе.