градом те, что знают, как,
Видя щек твоих тюльпаны, предается он печали.
Когда б любимая моя не причиняла зла
Когда бы милая моя передо мной была,
Я б не скорбел, хотя бы скорбь стократно возросла!
Я б отдал жизнь свою за то, чтобы "на меня,
Как пыль копытами коня, с дороги подняла.
Я б кровью сердца своего картину написал.
Когда б с улыбкою ко мне та пери подошла.
Когда бы знал мой друг о том, как плачу я о нем,
Я б встретил тысячу врагов, не опустив чела!
И, умирая, я совсем не стал бы горевать.
Коль ты б соперника, как пса, с дороги прогнала.
Я мог бы вынесть гнет врагов, над горестью смеясь,
Когда б любимая моя не причиняла зла.
Соперник бы не стал тебя кусать, о Саккаки,
Когда б тебя твоя любовь, как пса, ценить могла!
Красоты не знают люди
Пред лицом твоим склонились гурии в смущенье,
Ива с кипарисом видят стан твой в восхищенье!
Нет числа прекрасным девам в Чине и Хотане,
Но рабов моей любимой больше, нет сомненья!
Улыбнулась ты! Меж лалов перлы показались —
Морем, рудниками стали очи в упоенье.
Вздохам и рыданьям внемля, ты лицом светилась —
Так приятна розе влага, ветра дуновенье.
Если ты мечом захочешь поразить влюбленных,
То скорей подставить шею примут все решенье.
Пред тобою ясный месяц, словно раб хабешский,
И, клейменный, скрыть не может он происхожденья.
Красоты не знают люди, хоть о ней болтают.
Саккаки ее увидел в зримом воплощенье!
Плачь мое сердце
Сила творца на лике твоем, словно письмо, начертала пушок,
Он возвещает аяты красы на север, запад, юг и восток.
Взглядов сокольих и черных очей я столь красивых еще не видал,
Видно, убить ты хочешь во мне остаток души, что я уберег!
Глаза и брови твои увидав, от кыблы совсем отвернулся аскет —
И ни молитвою, ни постом от наважденья спастись он не мог.
Стать захотелось безумным мне, когда эта пери цепью волос
Безумных опутала, их унося в край бесконечных любовных тревог.
Я одного желаю тебе — старости мирной в довольстве достичь;
Сам я измучен любовью к тебе и, молодой, как старик изнемог.
Голову мне брови твои Дерзко Срубили: кровь им нужна.
Что ж ты права, я — твой слуга, знать, быть виновным сулил мне рок.
Плачь, мое сердце, спасенья нет, видно, творец так порешил.
Он, Саккаки создавая, ему горя и черных скорбей приберег.
Так у красавиц повелось
Лицо твое, как вижу я, и с жарким солнцем спорить может.
Боюсь взглянуть — меня огонь лучистых взоров уничтожит.
Скитальца душу хоть бы раз спросила ты, как ей живется,
Ведь скоро уходить навек — иль эта мысль тебя не гложет?
Коль будешь взглядом душу жечь, тебя не стану укорять я.
Так у красавиц повелось, и кто на них вину возложит?
Я низко кланяюсь всем псам, лежащим у порога милой.
Общенье с ними лишь одно теперь мою отраду множит.
Порой я сыплю жемчуга, порою лалы от печали —
В морях и в рудниках таких не знал никто, кем век уж прожит.
Соперник иссушил мне кровь, он жить мне не дает спокойно.
Так пусть теперь лихая кровь его всего согнет и съежит.
Пожертвовал хмельным очам и душу Саккаки, и сердце, —
Из них получится ль кебаб — вот эта мысль его тревожит!
Зови меня дерзким
Как только увижу веселье твое, я слез лью потоки, с судьбою не споря, —
Не хочет текущей воды кипарис — и чудится смерть мне в таком приговоре,
Красавиц немало есть в мире земном, изящества, сладости в мире немало, —
Но всех их милей дорогая моя, красавица, мне приносящая горе.
Похож на Меджнуна степной ветерок, что тронул душистых волос гиацинты,
Душистые кудри подобны Лейли, что бродит печально, с покоем в раздоре.
Из чаши печальных, взволнованных глаз кровь сердца, скорбя, каждый миг проливаю.
Когда до краев ты наполнишь сосуд, то влага излишняя выльется вскоре.
Лицо твое — край Сулеймана-царя — разграбили кудри, лавиной нахлынув,
Драконы пощады врагу не дают, и слышатся стоны на вольном просторе.
Как будто жемчужины, я по ночам к ногам твоим сыпал печальные слезы,
Зови меня дерзким, но все ж че гони беднягу, пред всеми открыто позоря.
Лицо дорогой увидав, Саккаки никак не удержит невольных рыданий —
Ведь реки порою цветения роз равнины всегда заливают, как море.
Я в сердце запрятал слова любви
Глаза мои, милой лицо увидав, лицо мое в розовый сад превратили,
Оманским морем стали глаза, что взгляд в сердолик вперили.
И разум, и сердце к нарциссам-глазам и денно, и нощно стремятся.
Зачем же эти глаза-колдуны двух верных с пути совратили?
Лукавые взгляды и кудри твои, как войско, вступили в край сердца,
Беда, и несчастье, и смута страну от края до края залили.
Я в сердце глубоко запрятал слова любви моей к той, что всех краше, —
Но хлынули слезы потоком из глаз и тайну мою разгласили.
Взгляни на красавицу этy — луну она покорила все страны;
Земля стала небом, а очи ее, как звезды, весь мир осветила.
Лицу ее, стану, пушку на лице природа сама подражает.
И роза садов, кипарис и жасмин об этом весь мир известили.
Тяжелой тоской угнетен Саккаки в разлуке с прекрасным Юсуфом —
Он в доме печали сидит, как Якуб, и беды его истомили.
От счастья пери умерла
Тебя предвечный наш творец душою сделал воплощенной,
От счастья пери умерла, взглянувши на тебя влюбленно.
Желая море увидать, сверкнула лишь зубами ты, —
И морем сделал я глаза, рыдая восхищенно.
Отдавши душу, сто взамен я получил от уст твоих,
Но эти сто отдам тебе, нимало скорбью не стесненный.
Увидевши твои уста, народ кричит: "Коралл и лал!"
Теперь мой глаз менялой стал — рубинов у него мильоны!
Твой локон долго о себе рассказывал твоим щекам —
Я до утра внимал ему, чудесной сказкой упоенный.
Фату из гиацинтов снял должно быть ветер с роз-ланит?
А то зачем же соловей все утро пел, порабощенный?
Боролось, в сеть волос попав, шальное сердце Саккаки;
Взглянув на томные глаза, оно поникло утомленно.
Что нам Лейли и Меджнун
Словно аят красоты — кудри на розах-щеках;
Равных не сыщет никто в ближних и дальних краях.
Взгляд твой у тысяч людей отнял бы душу навек.
Если бы жизнь не жила в сахарных этих устах.
Кудри и очи твои отняли ум у меня,
Бог путеводной звездой был мне на этих путях.
Что нам Лейли и Меджнун — повесть их ныне стара;
Новый рассказ обо мне ныне у всех на устах.
Что ж, если, гнет испытав, сердце рыдает мое —
Робок бывает мюрид в первых неверных шагах.
Коль на соперника я жалуюсь — ты не дивись.
Может ли нищий найти доброе в бешеных псах?
Раны излечит свои слабый бедняк Саккаки,
Если вниманье найдет в этих прекрасных глазах.
Смысл твоих дней уходит
При виде твоем в небытие душа всех людей уходит;
И кипарис, тебя устыдясь, с дороги твоей уходит!
Если я жизнь в слезах провожу и в горе, что странного в том?
Водь радость любая, коль век будешь жить средь бурь и зыбей, уходит.
Коль легкой походкой проходишь ты, мой разум мне говорит:
"Приди в себя и открой глаза! Ведь смысл твоих дней уходит!"
Ты хочешь, чтоб падали слезы из глаз, как звезды, блестя и горя;
Не так ли гадают, когда с небес звезды, ночей уходят?
Не хочешь увидеться ты со мной, не хочешь меня ты убить...
А жизнь моя, становясь с каждым днем темней и темней, уходит!
Глаза мои вечно, усталость забыв, льют сердца усталого кровь.
Ах, куда же былая приязнь двух старых друзей уходит?
Утренний ветер, как Саккаки, в душистые кудри влюблен, —