– Знаете что? – сказал он. – Раздевайтесь тогда догола. И побыстрей!
Она молчала, понимаете, не произносила ни слова. А друг бушевал.
– Да, да! Раздевайтесь догола! Оставьте на себе только трусы. И не пытайтесь мне дерзить, я вам не туристская группа! – кричал он.
Это было дико, но иначе мой друг поступить не мог. Он сам стал быстро раздеваться и в одних трусах залез в спальный мешок.
– Идите скорей сюда! – командовал он.
Она подошла к нему, молча разделась и втиснулась в спальный мешок, и он крикнул ей прямо в лицо – Обнимите меня!
Она обняла его, а он приспособил под голову вещевую сумку, а между своим лицом и лицом девушки положил полотенце, чтобы не дышать друг другу в лицо. Клапан мешка не закрыл, а только стянул покрепче его горловину. Ну, а здесь, вы сами понимаете, начались мучения. Девушка обняла его очень крепко. Его согревала теплота ее тела с гладкой, словно атласной, кожей. Девушка ему нравилась. Становилось просто невыносимо, но они оба молчали. И тут вам, сорванцы, всем нужно поучиться у моего друга! Он стал все время думать, как при бессоннице, одну мысль: «Мне надо заснуть, мне надо заснуть!» Сбивался, и у него выходило: «Нам надо заснуть, нам надо заснуть!» Потом мысли перескочили на более отвлеченные темы, мысли метались как бесноватые. И о завтрашнем дне, и о дальнейшем пути, о чем только не передумал. Потом мысли стали ворочаться все медленнее, и он таки уснул. У вас, я вижу, раскраснелись щеки, голубчики? Да? Ну, так вот: они проснулись рано утром, и все было спокойно, и друг был на высоте своего положения, но не вашего, конечно. По-вашему-то, он глупец! Это я знаю! Они проснулись, оделись, не глядя друг на друга, сначала она, а потом он, и пошли дальше. Шли почти весь день и совсем не разговаривали, как будто между ними что произошло. Но даю вам слово, они были чисты перед миром. К вечеру дошли до селения и ночевали в русской хате, у гостеприимных хозяев, а с утра на пароходе поехали дальше. Ну, а о том, как они добрались до дому, уже не так интересно рассказывать. Так-то вот, мои мальчики!
– Бабахнем по этому случаю по рюмочке! – предложил Андрей. Все согласились. В зале опять танцевали танго. Было шумно и душно.
У входа в зал показались две женщины: они искали кого-то в зале. Петр увидел их и вскочил с места. Он направился к ним, лавируя среди танцующих пар. Взял женщин под руки и подвел к друзьям.
– Знакомьтесь, – сказал он, – моя жена и ее подруга.
– Ольга Дорохова! – певуче сказала одна из них.
– Здравствуйте! – говорили все по очереди и вставали.
Дмитрий, пожимая руку жене Петра, поглядел ей в лицо и увидел на ее щеке, с правой стороны, шрам, который начинался у уголка рта и шел вниз, к подбородку.
У самой вершины
Два дня в районе Ужбинских гор бушевала непогода. Был сильный ветер, снегопад. Резко упала температура. На третий день наступило прояснение. Туман спал, и стали видны величественные вершины Шхельды, пика Шуровского, Северной Ужбы, Читинтау. Но Петр Дорохов и Тимофей терпеливо просидели в палатке в пятидесяти метрах от Ужбинского ледника в этот день. В горах нельзя действовать опрометчиво и лезть на рожон. Погоде надо дать устояться. Лишь после этого можно предпринимать что-либо серьезное. Петр и Тимофей играли в домино и сосали шоколад. Только утром следующего дня Петр, вылезая из палатки, сказал громко:
– Ну, Тима, нам везет. Не зря сидели!
– Что ж, я готов, – Тимофей тоже выбрался наружу.
Палатка была разбита под пиком Вуллея на площадке выступающей скалы, в развилке двух ручьев. Они бежали в шести метрах от палатки. Ключевая вода звенела в своих руслах. Под площадкой начинался ледник. Бирюзового цвета лед вытягивался языком книзу. Его бороздили трещины. Многие из них были закрыты снегом.
– Морены еще заметны! Видишь? – сказал Петр.
И Тимофей увидел далеко на леднике гряду камней, похожую на разорванную нитку ожерелья. Они подошли к краю площадки. Перед ними вдалеке высилась грандиозная стена горы Шхельды. Мрачная скальная стена с крутыми каменистыми желобами, в которых застыл лед. Утро было холодное, и с Шхельды сыпались камни. Вода, превращаясь в лед, разрушала самые крепкие каменные глыбы, и они валились вниз. Камни падали непрерывно, и поэтому вокруг стоял оглушительный грохот. Камни, достигая ледника, поднимали кверху фонтаны ледяных брызг. Можно было подумать, что там рвутся бомбы.
– Как на войне, – сказал Петр.
– А ты участвовал в ней? – Тимофей засмеялся.
– Пока не приходилось, но по всем видам – скоро буду.
– Это верно. Чувствуется, что война не за горами. Возьми хотя бы газеты, то и дело читаешь: там аэродром построили, здесь дорогу проложили. И все около наших границ.
– Да, так и рвутся к нам сюда. Но они здесь получат…
– Пойдем, что ли? Наша та вершина? – Тимофей задрал голову.
– Да.
Они оба стали смотреть на возвышающийся слева пик Шуровского. Пик был правильной, почти пирамидальной формы. На вершине его виднелись снежные блестки. Это были участки снега.
– Какова его высота? – спросил Тимофей.
– Четыре тысячи сто восемьдесят три метра над уровнем моря.
Они подошли к палатке и начали собираться. Натянули поверх своих теплых шерстяных свитеров еще штормовые куртки. Петр надел фетровую шляпу с которой была снята лента, и перекинул через плечо на ремешке фотоаппарат «лейку». Тимофей натянул на голову летный шлем. Рюкзаки были уже приготовлены. В них находился трехдневный запас продуктов, куски брезента, спальный мешок. Они зашнуровали свои массивные горные ботинки. Надели рюкзаки, натянули теплые рукавицы, взяли ледорубы и вышли из палатки.
– Смотри! Тур! – Петр схватил Тимофея за руку.
Тимофей повернул голову и увидел в трехстах метрах в скалах рогастую башку горного козла.
Петр сбросил рукавицы и сфотографировал тура.
– Мелко будет, – сказал Тимофей.
– Ничего, что-нибудь выйдет. Зато редкость! – ответил Петр.
Потом они спустились вниз, к леднику, и пошли по ледяному склону вверх. Шли молча и быстро, потому что путь пока что был нетрудный. В конце первого часа пути Тимофей сказал:
– Петя, что-то очень легко идти.
– Не мудрено! Это ведь начало.
– Будет труднее?
– В несколько раз!
– Плевать! Все равно влезем. Во что бы то ни стало! На четвереньках, а влезем. Да?
– Ну, не на четвереньках. Но на вершину взберемся!
– Это хорошо, что ты уверен. А то обидно. Три четверти своего отпуска провел в лагере альпинистов в Адыл-Су Мечтал забраться с тобой куда-нибудь на гору. А тут погода, черт ее побери! В моем распоряжении теперь осталось только пять дней.
– Не тоскуй. Будешь на вершине.
– Петя, когда я буду на вершине, я оставлю там записку. Она у меня в мешке.
– Слушай, Тима. Как начальник восхождения, приказываю пока помолчать: утомишься.
– Есть помолчать!
Подъем стал круче, появились большие трещины, занесенные снегом. Петр остановился, достал тридцатиметровую веревку и велел Тимофею поднять руки кверху. Веревку обвязал вокруг его груди. Потом он отошел от Тимофея на десять больших шагов и обвязался сам. Конец веревки спрятал в рюкзак. Затем Петр сфотографировал несколько раз общий вид на ледник и гору Шхельда. Заснял также и Тимофея, обвязанного веревкой, стоящего с ледорубом в руке. Они пошли дальше. Продвигаться вперед стали уже медленнее. Впереди, осторожно прощупывая путь ледорубом, шел Петр. Тимофей шел за ним и тоже был начеку. Путь становился все труднее. Переходили через трещины по снеговым мосткам. В некоторых местах через трещины приходилось перебираться по тонким ледяным перемычкам. Они садились тогда на перемычку верхом и медленно передвигались по ней, свесив ноги. Тимофей поглядывал вниз, и ему казалось, что у него кружится голова. Он отводил глаза от трещины и смотрел прямо перед собой. Альпинизм – серьезный спорт. Пожалуй, серьезнее полетов на планере. Там у Тимофея ни разу не кружилась голова.
Много времени отнимали у Петра и Тимофея обходы ледяных стенок и сераксов – ледяных столбов. По бокам пути, по которому друзья шли, были видны следы лавин, упавших со склонов. Одну такую лавину они увидали. Она сорвалась со склона и с шумом полетела вниз. Но Тимофею и Петру не угрожала опасность, – лавина была далеко. Она прогрохотала и исчезла. А они стали переходить через трещину. Петр пошел через снежный мост. Он выбирал дорогу и шел по кривой линии. А Тимофей, желая сократить путь, шагнул прямо. Вступил на снежный мост левой ногой, а потом правой. Когда Тимофей перенес всю тяжесть тела на правую ногу, она провалилась вниз. Под ней не было опоры, и Тимофей вместе с кучей снега упал в трещину. Он пролетел не больше двух метров. Петр уперся ногой в снег и при помощи ледоруба удержал его. Тимофей беспомощно болтался в трещине. Сверху, все еще шурша, сыпался снег. Было неприятно и обидно, – снег набился за шиворот. Он таял, и холодные струйки воды ползли по спине. Неосторожность! Петр воткнул поглубже в снег ледоруб, обвязал вокруг него веревку и кинул ее свободный конец Тимофею. Тот сделал на конце ее петлю, просунул в нее правую ногу и стал подниматься при помощи Петра наверх. Когда он вылез, Петр сказал:
– Мало тебя учили в Адыл-Су!
– Пощади, сдаюсь, – Тимофей шутливо поднял руки.
Затем с опаской заглянул в трещину. Стенки ее шли вниз, все время сужаясь. На глубине двадцати метров торчал ледяной нож.
– Н-да! – Тимофей покачал головой. – Ну, ничего! Наука! Зато еще сильнее захотелось на вершину!
– Пошли, пошли, – Петр посмотрел на часы.
Они прошли немного вперед и опять остановились. Всходило солнце. Снежные вершины загорелись ярким желтовато-золотистым огнем. Потом желтоватый свет пополз с вершин вниз. Он в то же время стал менять свой цвет. Становился бледнее. А небо, наоборот, разгоралось. Петр и Тимофей надели очки с дымчатым стеклом, смазали лица и руки глетчерной мазью, – предохранение от сильных ожогов горного солнца. Петр обернулся и вскрикнул от восхищения. Тимофей тоже обернулся и увидел Эльбрус. С этого места хорошо были видны его вершины. Тимофей смотрел на величественные склоны Эльбруса, на две гордые, ослепительно белые вершины и седловину между ними. Петр беспрерывно фотографировал.