– Скорее, скорее, уже поезд идет! – закричал вдруг кому-то мужчина, пробегающий мимо Карташовой к билетной кассе.
Варвара Николаевна обернулась и увидала идущую из Москвы электричку. Она шла так быстро, что видно было издалека, как раскачивались на ходу вагоны. «Может быть с этим?» – подумала нехотя и без всяких желаний Варвара Николаевна. Но электричка, проревев сиреной, с грохотом и пылью промчалась мимо станции. Карташова увидела пустые вагоны, мелькнула внутри них белая доска с приборами и два-три человека, стоящие у нее. Это, очевидно, был испытательный пробег.
Электричка, сверля воздух, скрылась вдали. Над платформами опускались поднятые страшным вихрем бумажки, листики. Варвару Николаевну прижало к изгороди упругой воздушной волной, и она на некоторый миг освободилась от своего оцепенения, на нее пахнуло какими-то волнующими запахами. Стремительность жизни чуть-чуть не захлестнула и не бросила ее опять к все тем же переживаниям, мучительным, но, однако, приводящим к определенным практическим решениям. Но тотчас снова ею овладела апатия ко всему.
Стало темнее и огни светофоров резче выделялись на сером небе. При пристальном взгляде на красный сигнал воздух вокруг светящегося кружка, казалось, приобретал для глаз почти фиолетовый, чернильный оттенок. Не отрываясь, смотрела Варвара Николаевна на этот мрачный тревожный свет и пыталась отвести от него глаза, но не могла, словно загипнотизированная. «Зеленый свет! О, скорей бы зеленый. Я больше не выдержу. Что это со мной?..» – появились тоскливые и точно не ее мысли. Словно вместо нее кто-то желал совершить один страшный поступок и одновременно протестовал против него.
Красный сигнал, спустя минуту, мигнул, сменился на желтый. Тогда Варвара Николаевна, чувствуя, что покрывается холодным потом, перевела глаза на полотно дороги. Вдали на рельсах дрожали отблески еще еле видных из Софрина фонарей московской электрички. Отблески скользили по рельсам, все приближаясь и приближаясь к станции.
Вот и Варвара Николаевна их заметила, но недолго глядела на них. Вздохнула и отвернулась. Она уже теперь не могла и думать, что в этом, чуть ли не последнем поезде, приедет ее муж.
Поезд подлетел к станции, и светлые четырехугольники его окон легли на дощатый настил платформы, освещая ее. Из дверей выскочили последние запоздалые гости и не унывающие работяги – отцы семейств, бывающие на своих дачах только ночью. Но их было немного. Все они, солидно придерживая многочисленные кульки, мигом исчезли в разных направлениях. Электричка затрубила и умчалась в Загорск. А на платформе остался мужчина. Он нерешительно посмотрел направо, налево. Спросил что-то у прогуливающихся на станции парней и девушек, и заспешил в сторону Варвары Николаевны. Когда подозрительный в своей неуверенности пассажир, в поисках выхода с платформы, проходил мимо Карташовой, она узнала в нем Костю Переписчикова. Она не могла ошибиться, потому что Костя раньше очень часто бывал у них в гостях. Но как же он попал сюда? Ее безразличное ко всему состояние помешало ей сразу вскочить и вскрикнуть от удивления. Только тогда, когда Костя уже ступил ногой на первую ступеньку, она окликнула его.
– Костя, это Вы?..
Он обернулся, вгляделся в ее лицо и подбежал к ней.
– Нет, это мне просто везет. Чертовски повезло. Ох, как я рад, – сказал он.
– Чему же Вы рады, Костя? Откуда Вы так неожиданно появились? – спросила она.
– Варвара Николаевна, очень прошу Вас, не расспрашивайте меня. Прошу Вас. Отвечайте только на мои вопросы. И не глядите так на меня. Не думайте, я не сумасшедший. У меня просто очень мало времени. Мне так много надо Вам сказать. Но я даже и не знаю прямо с чего начать…
– Нет, Костя, объясните… Ведь я Вас не видела, кажется, больше трех лет…
– Молчите, молчите, Варвара Николаевна. Я Вам об этом все расскажу, но не сейчас… Я приеду потом, как-нибудь после… Послезавтра или когда-нибудь еще… Тогда и расскажу. А сейчас я хочу о другом говорить.
– Но, Костя…
– Не перебивайте… Не перебивайте мои мысли. Я должен Вам сказать… Я не знаю, право, как это начать получше. Чтобы не подумали, что я дурак или сумасшедший.
– Да что с Вами, Костя?
Варвара Николаевна улыбнулась. Костя взял ее за руку, как бы прося помолчать, и, наморщив лоб, посмотрел на Карташову страдальчески.
– Очень сложная история, – сказал он, – главное мне с последним поездом надо быть обратно. А я вот не знаю, о чем говорить… Все мысли, как на зло, перемешались.
– А зачем Вы так спешите в Москву, обратно? – спросила Карташова.
– Да к жене… Я ведь женат.
– Вот как? И давно?.. А ведь был какой закоренелый холостяк!
– Ну вот. Опять разговор обо мне. В то время, как я хочу говорить о Вас, Варвара Николаевна.
– Обо мне? Я не понимаю…
– Вы все сейчас поймете. Только прошу Вас, не перебивайте меня, иначе Вы ничего не поймете. Я никогда не был в таком щекотливом положении…
Варвара Николаевна недоумевала и не знала о чем подумать. О каких таких вещах так неумело собирается говорить Костя? Она всегда знала его как самого жизнерадостного товарища мужа, весельчака, неунывающего рассказчика, любимца всего студенческого общежития, в котором он жил. И совсем незаметно для нее самой появился неподдельный интерес ко всему, что так настойчиво хотел сказать ей Костя. Заблестели глаза, и она превратилась в прежнюю, внимательную к собеседникам Варвару Николаевну, которой так охотно увлекались многие мужчины.
– Ну что же, Костя, не томите, – сказала она.
– Сейчас, сейчас. Дайте только обдумаю начало, – ответил тот.
– Хорошо, можете обдумывать хоть до утра. Я, пожалуй, посижу с Вами. Но имейте в виду, что скоро должен прийти из Загорска поезд и он будет, кажется, последним…
– Ну, тогда я буду говорить без начала. Варвара Николаевна, мне очень трудно говорить… Я, может быть, все это сумбурно буду произносить, нескладно и путано. Но Вы, я уверен, поймете меня… Скажите, Вы ведь поссорились с Алексеем Федоровичем?
– Откуда Вы взяли? Кто Вам сказал? Это просто странно…
– Вот я так и думал, что Вы будете скрывать. Женщины, они всегда скрытные… Мужчины гораздо прямее. Вот Алексей Федорович мне прямо сказал, что у Вас ссора.
– Ах, так это он Вам сказал… и что же Вы, значит, приехали, вроде как посредником?.. По просьбе Алексея Федоровича. Ах, как это мило…
Ее охватила ярость при мысли, что муж еще раз доказывает свою нечуткость и выбирает какого-то посредника, и рассказывает ему обо всем, что для нее так стыдно и неприятно. И потом засылает этого своего посла к ней, а сам трусит приехать или еще, чего доброго, ловит сразу двух зайцев… «Негодяй! Он совсем, оказывается, негодяй, – подумала она, – наверное, поехал к ней. И трус к тому же, трус. Сам испугался приехать и прислал приятеля. Полюбуйтесь, каков парламентер!»…
– Нет, нет, вовсе не так все обстоит, – перебил ее Костя. – Честное слово, он не просил меня приехать к Вам. Он ничего даже не знает. Это я сам… по собственной инициативе…
– С чего же это, простите, пришла Вам в голову, такая… такая, еще раз простите, шальная мысль?
– Не насмехайтесь, Варвара Николаевна. Не насмехайтесь. Если бы Вы знали, что я к Вам со всей душой…
– Подождите. Поклянитесь мне, что Вас не прислал ко мне Алексей Федорович.
– Клянусь!
– Ну, хорошо. Продолжайте говорить.
Она нисколько не верила ему, даже несмотря на его клятву, но сдержала свое волнение и решила посмотреть, во что вся эта история выльется.
– Мне очень хочется говорить связно, Варвара Николаевна, и Вы не перебивайте меня. Это все не шутка с моей стороны. Совсем не шутка. Если бы Вы знали, как я сейчас серьезно настроен. Варвара Николаевна, не запирайтесь и не стыдитесь меня, Вашего бывшего хорошего знакомого. Вот и неправильно сказал. Я ведь и сейчас Вам знакомый… Да, так вот что… Я все узнал совсем случайно. Полмесяца назад я приехал с Дальнего Востока. Все собирался к Вам зайти с женой. А вот сегодня случайно встретил Алешу. И я ведь все-таки, Варвара Николаевна, его очень хорошо знаю. Я сразу заметил, что он чем-то расстроен.
– Ну, еще бы.
– Подождите, подождите. Он все не находил себе места, пока бродил со мной. А я и не догадывался сначала, что у него так скверно на душе. Думал так просто, служебные заботы. И все его от себя не отпускал. А он под конец не выдержал и проговорился, что у Вас с ним ссора. А до этого все время вздыхал и говорил, что у него, мол, сложная история. Если бы Вы его, Варвара Николаевна, видели… Он все время ходил со мной как потерянный. Он, ведь, видимо, Вас очень любит?
– Да, да. Ну, а еще он Вам ничего не говорил и ничего не просил?
– Варвара Николаевна… Ведь я же Вам поклялся.
– Ну, я верю.
– Так вот, Алексей Федорович ходил сам не свой. И ему очень тяжела вся эта ссора с вами. По-моему, ему очень тяжело. Из-за чего она произошла, я повторяю вам, не знаю. Да и это уж не так для меня важно… Ну и так, что же мне нужно сказать, самое главное?.. Ах, да, вот о чем. Спрашивается, какое же отношение ко всему этому имею я. И зачем я примчался сюда на ночь глядя. Так?
– Да, это самое интересное.
– Вот это-то мне всего труднее объяснить… Варвара Николаевна, вы ведь знаете меня. Я простой парень. Как и все. Но у меня ведь своя философия есть. Немудреная, может быть, она. Ну в общем, как и у всех – простая! Простите, если я сумбурно говорю. Впрочем, я сейчас обдумаю и все попонятливее скажу…
Костя Переписчиков опять наморщил лоб. Он, после того как расстался с Карташовым, не мог освободиться от засевшей в голове мысли, что «брат» Алешка ходит, по его мнению, как в воду опущенный. Костя всегда считал семью Карташовых идеальной, и, женившись на Дальнем Востоке, прожужжал своей жене уши о Карташовых. Рассказывал о их жизни подробно и обещал познакомить по приезде в Москву. Он просто и не думал никогда о том, что у Карташовых могут быть серьезные ссоры. Он считал, что они – образец новой крепкой семьи. Он был уверен в том, что такие семьи должны существовать. И от того, что эта уверенность и желание наблюдать за такой семьей у него были необычайно сильны, он без труда убеждал себя, что именно Карташовы и представляют собой такую семью. И так как Карташовы в то время жили ладно, то он и не обманывался. Теперь же случайно встретив Алексея Федоровича и узнав о его заботах, он угадал по его виду, что ссора серьезна. Только Костя не знал причину раздора. Он пока еще не умел читать чужие мысли и поэтому искренне воспринял все неточные слова Алексея Федоровича и сильно расстроился. Он представил себе одинокую, тоскующую Варвару Николаевну на даче. Расстроенный же Карташов был перед ним. И все это могло произойти из-за каких-нибудь пустяков! Переписчиков немедленно же запротестовал и кинулся в авантюру. Он решил помирить поссорившихся на свой страх и риск. Ему ведь так хотелось еще во Владивостоке, по приезде в Москву познакомить с Карташовыми жену и затем просиживать у них с ней вечера так это дружно, одной семьей, шутить, смеяться, разговаривать. Он сейчас же после встречи с Алексеем Федоровичем пожелал поехать на дачу к Варваре Николаевне, в Софрино. Попытался было забежать к жене, предупредить ее, но потом решил не терять времени и ехать в метро прямо на вокзал, а там поездом на дачу. И вот он приехал…