аставив, в частности, понять, что у настоящей литературы должно быть долгое дыхание».
И действительно, опыт не пропал даром. Вслед за романом Мягмар создает одну за другой одиннадцать лирических повестей (1964—1971). Именно здесь по-настоящему раскрывается его творческое своеобразие. Прежде всего, в повестях четко определилась жизненная позиция писателя, которую вкратце можно сформулировать так: «Активно и деятельно твори добро, учи добру других, чтобы оно не прерывалось во все времена». Складывается и самобытная манера художественного выражения этой концепции. По сравнению с первыми рассказами и романом в повестях писатель резко изменяет всю систему образных средств и приемов, равно как и сюжетно-композиционную структуру своих произведений.
Мягмар не только хорошо изучил, но и глубоко осмыслил традиции старой монгольской, а также и европейской, прежде всего советской, литературы. Это подтверждается всей его малой прозой. Некоторые из его повестей, такие, как «Наводнение», «Мельник», «Земля и я», которым присущи лаконизм и драматическая напряженность действия, выдержаны в стиле современной советской повести. Другие же — «Охотник», «Отгонщик» — являют собой классический пример следования старой литературной традиции: вставные новеллы, обрамление, использование фольклорных мотивов.
Повести Мягмара невелики, их объем, как правило, не превышает несколько десятков страниц. Однако в каждой из них на небольшом фабульном материале, ограниченном самим жанром, автор ставит и решает многие социальные, нравственные и даже философские проблемы, которые зачастую получают необычную и неожиданную для монгольской литературы трактовку. Добро, труд и ощущение человеком его неразрывной связи с природой — вот три нравственных начала, на которых Мягмар строит выдвигаемую им концепцию: «Жизнь — это сказка, легенда». Разумеется, не в каком-то мистическом понимании, не в том смысле, что в ней все призрачно и далеко от истинного бытия, а в том, что ее надо очистить от всего наносного и будничного, сохранив то, что будет достойно памяти потомков. Исходя из этого, он и отбирает материал для своих произведений. Писатель утверждает, что его современники сами способны творить чудеса, создавая тем самым легенды. Он глубоко верит в безграничность человеческих возможностей и как бы испытывает своих героев в предельных ситуациях — проверяет их трудом, требующим крайнего напряжения сил, или сложными жизненными коллизиями, которые могут раскрыть внутренний душевный потенциал человека, доказать его способность делать добро. В соответствии с такой творческой установкой автор выбирает и своих героев: как правило, это или законченные, сложившиеся характеры, люди немолодые, обладающие большим жизненным опытом, или же, напротив, юноши, только начинающие самостоятельную жизнь, а иногда даже дети, которым впервые приходится столкнуться с трудными испытаниями.
Главный герой повести «Наводнение» Дэндзэн сорок лет работает паромщиком на Селенге и за это время становится подлинным мастером своего дела, до тонкостей изучив своенравный характер этой бурной реки. По мысли Мягмара, он не просто хороший паромщик. Незаурядность такого человека не может ограничиваться только его узкопрофессиональными качествами — вся предшествующая жизнь Дэндзэна, наполненная честным и самоотверженным трудом, сделала его способным к подвигу. Семидесятилетний Дэндзэн на старой лодке совершает почти невозможное: переправляет на другой берег разбушевавшейся Селенги беременную женщину, у которой начались родовые схватки. Женщина и родившийся ребенок спасены. Но старик, не выдержав физического напряжения, умирает от разрыва сердца. Смерть Дэндзэна не просто конец жизненного пути человека, это завещание делать добро ближнему. И не исключено, что младенцу, по монгольскому обычаю, дадут то же имя — ведь ему, наверное, отводится роль хранителя и продолжателя будущих легенд. Так подчеркивает писатель непрерывность бытия, преемственность духовно-нравственного опыта поколений.
Один из героев повести «Никогда не забуду», профессор Дондок, прямо говорит о том, что только труд может духовно обогащать человека и рождать у него любовь к другим. Он это и доказывает своим личным примером, жертвуя ради справедливости семьей и сомнительным жизненным «успехом» сына, построенным на бесчестном поступке. В глубокой старости Дондок остается одиноким человеком, но добро сделано, и он видит его плоды в делах своего ученика, Зорикта.
Наряду с положительными героями Мягмар нередко показывает в своих произведениях людей, которых когда-то сломила жизнь, и особенно часто заведомых приспособленцев. Однако, верный своему правилу изображения сложившихся характеров, он никогда не стремится вести их надуманным путем легкого перевоспитания. Как правило, это второстепенные персонажи — Дориг («Наводнение»), Дорлиг («Земля и я»), Дэчин («Никогда не забуду») и другие, — которые, очевидно, вводятся в повествование с вполне конкретной целью — показать, с кого не нужно «делать жизнь».
В то же время важно подчеркнуть, что кредо Мягмара: «Учи добру других» — ни в коей мере не придает его произведениям морализаторского или дидактического звучания. Многим его повестям и рассказам скорее свойственна романтическая окраска. Проявляется это во многом и по-разному. И в отдельных деталях: город-призрак, возникающий на горизонте перед восходом солнца, окаменевшее дерево в степи, две звезды, предсказывающие непогоду (повесть «Отгонщик»). И в обращении к легенде, преданию, сказке для передачи нравственного опыта прошлых поколений («Рассказ о любви») или воспевания наивысших достижений ума и силы человека — такова, например, вставная новелла о Неукротимом Вороном, которая, пожалуй, может составить достойную конкуренцию даже самым красивым легендам, сохранившимся в Монголии до наших дней. И в обыгрывании казалось бы неправдоподобных историй, где за вызывающей улыбку сказкой-сновидением («Шагдар») или курьезным рассказом об охотничьих «подвигах» («Лисья шуба») скрывается серьезная мысль об ответственности каждого человека перед сегодняшним и завтрашним миром. И, наконец, в том, как обрисовывает Мягмар своих героев, табунщика Данзана и безымянного старого охотника, — на многих страницах эти сильные, нравственно красивые люди предстают перед нами сказочными богатырями, творцами легенд (повести «Отгонщик» и «Охотник»).
Восприятие Мягмаром жизни как сказки, через которую осуществляется связь времен, интересно сопоставить с высказыванием его товарища по перу Сэнгийна Эрдэнэ. В одной из лучших своих лирических новелл «Солнечный журавль» Эрдэнэ, вспоминая детство, говорит: «В мире исчезает бесследно не только то, что создано руками…» И далее, как бы полемизируя с творчеством Мягмара, он формулирует прямо противоположный тезис: «Жизнь — не сказка…» Здесь, пожалуй, наиболее отчетливо проявляется разница в творческих принципах обоих писателей. В отличие от Мягмара, которого больше интересуют итоги становления характера и поэтизация наивысших свершений человека в критических ситуациях, Эрдэнэ психологичен, его привлекает сам процесс такого становления, глубокое исследование внутреннего мира героев и психологических сдвигов, происходящих в их душе.
Многие произведения Мягмара отличает бросающаяся в глаза чрезвычайная простота фабулы. В повести «Охотник», например, герой на рассвете отправляется на охоту и в сумерках возвращается домой — стержнем сюжета становятся его воспоминания о прошлом. Такое же сюжетное построение имеют повести «Мельник» и «Никогда не забуду». Автор широко использует внутренний монолог, часто переходящий в диалог героя с самим собой. Казалось бы, этот прием должен создавать ощущение эмоционального напряжения, однако оно не возникает из-за того, что повествование одновременно является и воспоминанием. Читатель как бы вместе с героем заново переживает давно происшедшие события.
Простота фабулы тем не менее восполняется мастерским использованием деталей. Именно они придают завершенность образам, которые создает Мягмар. Интересное наблюдение о стиле повести «Охотник» сделал монгольский критик Д. Цэнд. Он пишет, что воспоминание героя об охоте на изюбря показывает, как этот человек стал охотником, камусовые унты дают представление о его заботливой жене, случай с беззащитной белкой, которую он пощадил, — об отцовской любви к детям, стершийся охотничий нож — о наступлении старости.
Мягмар, как правило, обращается к материалу, известному ему до малейших тонкостей, и его прозу отличает яркий национальный колорит. Большинство его героев живут где-то в устье Орхона, самого крупного притока Селенги, откуда родом и сам писатель. Иногда он поселяет их и далеко от своей «малой родины» (повесть «Гобийское солнце»), но этому тоже есть объяснение — в свое время ему довелось несколько лет учительствовать в Гоби.
Пожалуй, наибольшего художественно-эстетического эффекта Мягмар достигает тогда, когда он избирает героями своих произведений людей, близких к природе. Здесь он новаторски развивает традиции старой монгольской литературы. Мягмар постоянно заостряет внимание читателя на том, что человек, живущий в неразрывной связи с природой и оберегающий ее, не способен на зло и подлость. Наоборот, у него высоко развито чувство доброты. Любопытно, что герой повести «Охотник» не имеет имени. Возможно, это и не случайная деталь, в ней есть глубокий смысл: не хочет ли Мягмар этим подчеркнуть мысль, что его охотник, прожив шестьдесят с лишним лет в природе, остался чистым и безвинным, как дитя или как, скажем, та же доверчивая белка?
Что нужно, к примеру, знать, чтобы стать паромщиком? Оказывается, вот что: «Надо только любить деревья, солнце, скотину, зверье разное, даже вот этих комаров!.. И еще былинки всякие, и звезды, что, падая, чиркают по небу, и лохматую пену на реке… Ощущать себя частью всего этого и любить, как самого себя, — вот весь секрет!» Так говорит своему собеседнику старик Дэндзэн.
Вот такие-то черты человека, живущего в тесном соприкосновении с природой, и привлекают Мягмара. Почти все его герои — простые труженики, которых отличает благородство деяний и помыслов. В душе они все поэты, романтически воспринимающие жизнь. Лес, степь, река, горы — их стихия, и поэтому природа открывает им свои тайны.