Как-то вечером сестренка заметила мое настроение и говорит: «Сейчас по телевизору интересный фильм будут показывать, о скотоводах».
Действительно, стоящий был фильм, я даже повеселел немного. До того вжился в него, что ощутил себя среди героев фильма, начисто забыл, что сижу в городском доме. И как вечер прошел — тоже не заметил.
Вот той ночью и приснился мне странный сон. Не просто сон, а цветной. Такого со мной еще не бывало…
Сначала увидел табун. Прекрасные скакуны с развевающимися гривами носились друг за дружкой. Потом увидел и себя среди табуна: я заарканил белую лошадь, она, похоже, была самой резвой среди остальных, потому что я никак не мог ее остановить. И вдруг вижу, табун куда-то исчез, а на том месте пасется свинья. Оказалось, что я вовсе не белую лошадь заарканил, а большую белую свинью, и она тащит меня за собой по траве. Я дико закричал и проснулся.
Той ночью так и не уснул, все думал: «Неужели, когда вернусь домой, мне предложат не табун пасти, а свиней?..»
На следующий день заторопился домой и успокоился только тогда, когда стал снова пасти свой табун. Вот какой я странный. Потому-то и беспокоился о тебе. Вы же нас жалеете, но и мы иногда жалеем вас. Я в ту зиму наблюдал из окна, как в лютый мороз девушки по улицам ходили с голыми коленками. — Он неудержимо расхохотался. — Ну как тут их не пожалеешь? Зачем это им нужно?
Я в шутку ответил:
— Жаль, что ты грустил в городе. Надо было познакомиться с какой-нибудь из них, ходили бы на танцы, в кино — наверняка бы не пришлось скучать…
— Ишь ты, черт, чего придумал! Городские девушки недотроги. Что, не так, скажешь?
— Почему же?
— Так мне кажется. И слишком нежные. Это сразу видно. Лица у них прямо-таки прозрачные. Да если они станут целоваться с каким-нибудь сельским парнем вроде меня, то у них наутро щеки опухнут, чего доброго придется обращаться к врачу, — ответил он и снова раскатисто захохотал.
Мне захотелось поддержать веселый разговор, и я спросил:
— А сельские девушки?
— Сельские-то? Тут совсем другое дело. Если ты поцелуешь нашу девушку, то она может подумать, что ты не любишь, и обидится.
— Почему?
— Думаю, что вы, горожане, не обойдетесь одним поцелуем в щечку, а обязательно, как своих городских, постараетесь поцеловать в губы. Тогда-то уж точно обидите. Так-то… — И он улыбнулся.
«Надо же…» — подумал я.
В этот момент Данзан подобрал поводья и сказал:
— Старик, уже светает, надо торопиться. — И стегнул коня.
Мы помчались прямиком к горе Товцог — она уже вырисовывалась вдалеке. Поднявшись на вершину, привязали лошадей и стали осматриваться вокруг. Затем подошли к обо, и Данзан сказал:
— Сегодня город-призрак будет хорошо виден. В такое вот ясное утро и надо на него смотреть. Впервые я видел его, когда мне было семь лет — меня отец сюда привез. Тогда нам тоже с погодой повезло. Эту кучу камней — обо — мы насыпали вместе с отцом. Он частенько мне говорил, что мужчине, увидевшему на рассвете город-призрак, всегда будет сопутствовать удача и счастье. — Данзан глубоко вздохнул. — Ты смотри на восток. Сейчас, пожалуй, еще рано. Надо, чтобы хорошенько рассвело.
Вскоре горизонт на краю безбрежной степи начал желтеть. Мы молча сидели, уставившись туда, и вдруг, словно пробив толщу земли, перед нашими глазами вырос огромный город. Я четко различил силуэты многоэтажных домов.
— Ну как? Видишь?
— Да-да!
— Здорово, правда?
— Поразительно…
Однако через минуту силуэты многоэтажных домов разрушились и превратились в облака. Затем исчезли и они, и перед нашими взорами снова засинел горизонт.
Но не успел я и опомниться, как снова появилось прежнее видение. Теперь высоченные здания чередовались с низкими, и между ними были четко видны просветы вроде улиц и площадей. Приглядевшись внимательно, можно было заметить, как по ним взад и вперед сновали какие-то крошечные существа, не более муравья…
Вскоре и этот город начал расплываться и исчезать, однако на его месте тут же стали всплывать здания уже иной архитектуры. Мы, затаив дыхание, следили за этим удивительным зрелищем. Как только огненная заря окрасила горизонт, багровые и ярко-красные волны затопили здания, и они тут же стали расплываться.
Из-за горизонта начал медленно выкатываться желтый шар и вскоре выкатился совсем, оторвался от земли.
— Вот это и есть древний город-призрак… Настоящее чудо, — сказал Данзан и направился к своей лошади.
Да, этому нельзя было не удивляться. Пожалуй, если бы я сам не видел все своими глазами, то ни за что бы не поверил никаким рассказам. Весь обратный путь я думал о мираже. Однако Данзан то и дело сбивал меня с мыслей.
— Ну что скажешь? Меня ведь некоторые даже лжецом прозвали… В прошлом году приезжал к нам один ответственный работник из аймака. Я ему рассказал об этом, а он эдак снисходительно мне говорит: «Кончай ты морочить голову людям. Такое ведь на трезвую голову и не придумаешь — сущий бред». Но я, конечно, молчать не мог и после рассказал еще одному горожанину. Тот очень заинтересовался и, помню, сказал: «Надо же! Посмотреть бы… Видимо, отражается какой-то город».
— А какой, по-твоему? — спросил я у Данзана.
— Не знаю… На Улан-Батор не похож. Может, Москва или Ленинград?
— Понятия не имею.
— Нет, на них не похож, — задумчиво протянул он.
— А ты бывал там? — поинтересовался я.
— В позапрошлом году молодые скотоводы, золотые медалисты ЦК ревсомола туда ездили, а я был в составе делегации.
— Тогда, возможно, Нью-Йорк, Лондон, Париж, а может, и Токио. Мало ли городов на свете, — сказал я.
— Вполне возможно, что один из них.
На этом наш разговор оборвался. Мы мчались в сторону синеющий вдали горы.
И в самом деле, трудно представить, что где-то на земле есть такой огромный город, но и не верить этому тоже невозможно. Явление это было известно еще в древности. В народе его прозвали древним городом-призраком, или «гандрисын балгас». Я и раньше много слышал о нем, а теперь мне посчастливилось увидеть его своими глазами. Где-то во вселенной обязательно должен быть его настоящий двойник — ведь на пустом месте мираж не возникает.
«Если бы этот мираж увидели ученые и специалисты, они бы наверняка определили, что это за город, где он находится», — думал я, веря во всесилие науки.
Действительно, наш мир и люди, живущие в нем, удивительно схожи с этим городом-миражем и его обитателями…
Старое всегда уступает новому, но этот процесс может длиться веками, и потому, наверное, человек часто не замечает перемен. Впрочем, если бы он даже попытался проследить, как они происходят, то не многое бы заметил: человеческая жизнь слишком коротка.
«А что же это были за существа, которые, словно муравьи, сновали по улицам города?» — подумал я. Вероятнее всего, это люди. Не может же быть так, чтобы в огромном городе никто не жил. Но ведь в таком случае у каждого обитателя этого города были свои дела, свои заботы и хлопоты. И конечно же, ни один из них не предполагал и не мог предположить, что их город может так быстро меняться, как это мы наблюдали с вершины Товцога. Все они, несомненно, считали, что город дан им навсегда и не может меняться на глазах.
Жизнь огромна и безгранична, и поэтому осмыслить ее раз и навсегда невозможно. И все-таки очень хорошо, что ее пытаются осмыслить.
Мне почему-то вдруг вспомнились мои детские годы, когда я никак не мог представить себе нашу планету в форме шара и поверить, что земля круглая. «Земля наша шарообразна, она вращается вокруг своей оси», — объяснял учитель. Я же был страшно удивлен этим открытием и спрашивал у него: «Учитель! Если земля как шар, да еще вертится, то почему же тогда люди не падают с нее?» Помню, учителем был у нас седой старик, который пытался тогда как можно доходчивее ответить на мой вопрос: «Предположим, что мы на гигантский мяч посадили муравья. Ему наш мяч покажется не круглым, а плоским. Вращение же его он просто не будет замечать. То же самое происходит с людьми».
И все же объяснения учителя казались мне не очень убедительными. Поэтому, приходя домой после уроков, я ставил опыты: брал свой большой полосатый мяч, сажал на него малюсенького черного муравья и говорил ему: «Ну что, муравей, по-твоему, этот мяч плоский? Нет, брат, он шарообразный». Пусть это была игра, но она помогла мне постичь то, что я никак не мог воспринять на уроке со слов учителя. Теперь через много лет мне смешно вспоминать об этом. Многое из той жизни кажется уже нереальным, будто всплывает в памяти какая-нибудь сказка или легенда. В то время я не мог понять внутренней сути того, чем так интересовался. Позже мне многое стало ясно, но в детские годы я, разумеется, тоже пытался докопаться до сути, да ума не хватало. И когда я сейчас думаю об этом, то понимаю, что время стирает и меняет все, как неудержимый поток. Остаются только сказки да легенды.
К сожалению, сам человек этого не замечает. Вот и я за два месяца жизни у Данзана многое повидал и многое узнал. Две звезды, предсказывающие дзут, я наблюдал сам, а окаменевшее дерево даже гладил ладонью. Спору нет, здесь все реально и даже осязаемо, но все же есть в этом что-то от легенды. А город-призрак? Любой скажет, что это легенда, но я-то видел его своими глазами.
Кроме того, я ведь помогал табунщикам и жил их жизнью. За это время мне пришлось пасти ночью табун, участвовать в кочевке, бороться с бураном. И что же? С каждым днем все это будет отдаляться от меня, пока не уйдет в мир сказки. Такова жизнь…
В свое время отец Данзана умом и хитростью одолел Неукротимого Вороного. Но думал ли он тогда, что этот случай станет легендой? Конечно же, нет! А ведь сейчас это воспринимается не иначе как легенда.
«И вообще вся человеческая жизнь есть сказка и легенда», — подумал я, но Данзан прервал мои мысли:
— Когда завтра придет машина? Я успею тебя проводить? Мне сегодня идти в ночное.
— Конечно, успеешь. Я ведь тоже иду вместе с тобой. Это моя последняя ночь здесь.