азалась большой красивой бабочкой, на мгновение опустившейся на луг и готовой вот-вот взлететь. Что бы это значило? Завороженная увиденным, девочка долго глядела то на палатку, то на машину, забыв обо всем, даже о своих ягнятах. Ей так хотелось подойти поближе и все рассмотреть, поговорить с новыми людьми, но она никак не могла решиться и поэтому, сев на краю ущелья, принялась смотреть. «Что уж говорить о ягнятах, я сама как маленькая. Взрослый бы давно уже подошел и заговорил, а я…» — подумала она и, набравшись наконец смелости, зашагала к палатке. Пройдя полпути, она вдруг остановилась и бросила взгляд на свои тапочки: ей стало неловко оттого, что она появится перед этими людьми и такой поношенной обуви. Однако желание взглянуть поближе на этот заманчивый, красивый мир оказалось сильнее. Когда девочка подошла к палатке, на лужайке горел костер — варили чай. Полный светловолосый мужчина, воевавший с котелком, увидев девочку, крикнул:
— Эй, друзья, к нам гостья!
Девочка вздрогнула и остановилась как вкопанная. Толстяк взмахом руки подозвал ее к себе.
— Ну, что, детка, куда собралась? — поинтересовался он, вытирая слезящиеся от дыма глаза.
— Я пасу ягнят.
— Это ваша там юрта, возле дороги?
— Наша, — уже смелее ответила девочка. Ей было приятно, что такой красиво одетый дядя с ней разговаривает. Однако в это время из палатки вышел другой человек, высокий и худощавый. Вид у него был очень странный: длинные, словно у женщины, волосы и густая борода… Он держал в руках длинную бамбуковую палку, похожую на укрюк с прицепленной к нему блестящей серебряной ложкой, и при этом вертел ручку какого-то дребезжащего круглого ящичка, напоминавшего барабанчик. Не отрываясь от своего занятия и не глядя на девочку, он спросил:
— Как зовут нашу гостью?
— Меня зовут Цэцгэ, — ответила она и с интересом посмотрела на его бамбуковый укрюк.
— Очень красивое имя, и к местности этой подходит. Ты в школу ходишь? — Он посмотрел прямо ей в глаза.
— Нет, — застеснялась девочка.
— Это плохо. Как же ты социализм тогда будешь строить? Или, может, у тебя голова «не того»? — И он, повертев указательным пальцем возле виска, засмеялся. Толстый мужчина, который возился с костром, прервал их разговор:
— Девочка, у вас здесь молоко есть?
— Есть, есть. Еще пенки, творог, тараг есть.
— Ну, тогда не принесешь ли нам немного молока?
— Принесу. Сейчас — Она уже готова была бежать, как из красивой палатки послышался тонкий женский голос:
— Девочка, иди сюда.
Цэцгэ подошла ко входу в палатку, и у нее сразу зарябило в глазах от пестроты: в палатке все было синего и желтого цвета, все переливалось радугой на солнце, отсвечивало. Девочка еще никогда в своей жизни не видела такой красивой палатки, поэтому она остановилась в дверях, раскрыв рот от изумления. Напротив входа сидела женщина с таким белым лицом, словно оно было вылеплено из творога. Подняв брови, женщина воскликнула:
— Ну иди же сюда!
Девочка, подчиняясь ей, сбросила свои тапочки и робко ступила на нагретый солнцем клеенчатый пол. Красивая тетя достала из большой пестрой сумки конфеты, протянула девочке. Девочка взяла конфеты обеими руками и только собралась повернуться и выйти, как услышала:
— Возвращайся поскорее, малышка.
Эта добрая тетя больше всех понравилась девочке. Но почему — она и сама не знала.
— Тетя, вы здесь долго пробудете? — спросила она.
— А тебе зачем? — спросила женщина, прищурив глаза. Девочка совсем растерялась от своего ненужного вопроса.
— Да так. У нас здесь река, горы… красивое место, — сказала она.
— Ну что ж, если ты будешь приносить нам пенки и арул, мы поживем здесь несколько дней, — улыбнулась женщина, а девочка радостно воскликнула:
— Я каждый день буду приносить пенки и арул. А вы живите здесь дольше. Ладно? — Она вышла из палатки и побежала в сторону дома.
«Мои ягнята такие глупые и маленькие. Испугались красивой палатки, машины, добрых дядей и тети. Когда уж вы вырастете? — думала она. — Поскорей бы мне стать большой, я бы тогда тоже так сидела, накрасив лицо, и раздавала детям конфеты…» И все это представлялось ей далеким и несбыточным, как сон.
Дома никого не оказалось. «Ну ладно, папа говорил, что ему надо на собрание, он уехал в центр. А где же мама? Наверно, пошла за аргалом[87]». Девочка готова была все отдать своим новым добрым знакомым. Сняла пенку с кипяченого молока, стоявшего в котле, взяла с полки арул, в посудину налила молока и быстро пошла обратно к своим новым знакомым. Те встретили девочку как родную. Опять шутили, смеялись, потом вынули откуда-то странную бутылку, открыли ее и начали пить. Затем толстяк и бородатый ушли, а девочка осталась вместе с женщиной. Дулма расспрашивала девочку обо всем: сколько отцу лет? Сколько матери? Кто здесь самая красивая девушка? И Цэцгэ охотно отвечала на все вопросы. Но вот в дверях палатки показалась голова толстяка, который, показывая на часы, сказал:
— Дулма, хватит тебе лежать. Заведи-ка что-нибудь повеселее. Давай выходи оттуда.
— Ты сам заведи. Я сейчас.
Вдруг послышался дикий рев, словно орала и бесновалась целая толпа людей. Девочка вздрогнула в испуге и пулей выскочила из палатки. Оказывается, это музыка. Толстяк был уже босиком и топтался прямо по цветастому ковру травы, смешно размахивая руками и кривляясь. Бородатый торопливо шел от реки, приплясывая на ходу. Прекрасная Дулма, едва выйдя из палатки, тоже стала вести себя как-то странно: она принялась дергаться, подпрыгивать и метаться из стороны в сторону. Сначала девочка очень испугалась, хотела убежать, но постепенно страх прошел, и ей тоже стало немножко весело. Их веселье продолжалось недолго. Едва музыка прекратилась, они перестали дергаться и обессиленные повалились на траву. Летнее солнце клонилось к вершинам гор. Только сейчас девочка заметила, что уже вечер.
— Завтра принесу еще пенки и арул, — сказала она и побежала к ягнятам, пасшимся вдалеке.
Но теперь все ей было неинтересно. Даже любимые ягнята не развлекали ее. Ей хотелось постоянно быть рядом с теми людьми, расположившимися у реки… И вот, едва стемнело, она взяла два ведра и, сказав матери: «Я за водой», направилась туда. Рядом с палаткой по-прежнему горел костер, было шумно и весело. Только бородатый, словно цапля, один сидел у воды и что-то караулил.
— Что вы делаете? — спросила его девочка.
— Рыбу ловлю, — небрежно, как и днем, бросил он.
— Хотите, я покажу вам большую рыбу?
— Где? Пойдем! — оживился он. Девочка повела бородатого к маленькой заводи.
— Вот здесь она бывает. Сейчас, наверное, на глубину ушла. А днем, когда жарко, она приходит сюда, на мелководье, и долго стоит на одном месте. Даже спина из воды торчит.
Выслушав девочку, бородатый обрадовался.
— Это же таймень! Завтра обязательно посмотрю.
Назавтра день выдался очень жаркий. После обеда Цэцгэ быстро выгнала ягнят на пастбище и пошла к реке, к новым знакомым. Прекрасная белолицая тетя, надев большие очки, которые закрывали чуть ли не все ее лицо, загорала почти что нагишом, лежа на толстой войлочной подстилке. Она курила сигарету и неторопливо, словно играя, пускала дым в небо. Когда Цэцгэ подошла ближе и уселась перед ней на корточки, женщина сказала:
— А, это ты? Где же твои обещанные арул и пенки?
— Я принесла и положила в палатке.
— Хорошая девочка, выполняешь обещание. Посмотри, у меня спина не сгорела? — Она приподнялась. — Ах! Как же я забыла? Ведь сейчас вредное солнце! Пойдем скорее в палатку! — Она босиком побежала по траве, увлекая девочку за собой. Надела туфли на толстой-претолстой подошве.
— У кого-нибудь из ваших девушек есть такие туфли? — спросила она с улыбкой.
— Нет, — тоже улыбнулась девочка. И вдруг совсем рядом раздался выстрел, такой громкий, будто обрушилась скала. «Эй, скорее сюда! Скорее! Помогайте!» — услышали они. Девочка и женщина выскочили из палатки. Бородатый с ружьем в руках бегал взад-вперед по краю ущелья, крича: «Быстрее, быстрее!» Светловолосый толстяк без брюк и без рубашки бестолково метался, то и дело по колено заскакивая в воду. Девочка подбежала поближе, чтобы рассмотреть, что там происходит. Вдоль узкого берега по воде тянулся длинный кровавый след, уходивший в речную глубину, туда, где розоватым цветом просвечивало огромное тело рыбы. Она то всплывала кверху брюхом на поверхность, то скрывалась в глубине, медленно переворачиваясь в воде, словно деревянное корыто. Это была та рыба, о которой вчера Цэцгэ рассказывала бородатому.
— Что ж вы за мужчины, не можете рыбу вытащить, безрукие! — услышала девочка позади резкий, сварливый голос. Она вздрогнула и обернулась — это сказала та самая восхитительная красавица. Бородатый и толстяк, словно их хлестнули кнутом, бросились в воду и, подхватив с двух сторон рыбу, уже неподвижную, с трудом вытащили ее на берег. Затем направились к палатке обсушиться и покурить. Девочка осталась одна. Ей вдруг стало до слез жаль эту огромную рыбу, лежавшую на земле. Рыба была одним из тех существ, которые помогали ей весело проводить длинные летние дни. Бывало, девочка подолгу сидела у реки, наблюдая, как она то медленно кружила на мелководье, то, нисколько не боясь ее, неподвижно лежала на дне у самого берега. С ней всегда было так интересно! А теперь рыба никогда больше не поплывет, никогда не вернется в реку. Укоризненный взгляд немигающих глаз как бы говорил: «Это ты им на меня указала». Девочка долго стояла и смотрела на рыбу. «Да, это я виновата. Прости меня», — прошептала она и, повернувшись, пошла к палатке.
Компания веселилась. Все были довольны, шутили, смеялись, пили архи, стуча стаканами: «Выпьем за то, чтобы еще лучше добыча досталась…»
— Ну, теперь надо рыбу разделать. — Они встали. А девочка, не желая больше подходить к тому страшному месту, сказала:
— Мне надо к ягнятам.
Белолицая красавица, елейно улыбнувшись, попыталась ее остановить: