Понимая, что он нелеп,
Доедаю немецкий бротхен,
Вспоминая блокадный хлеб.
И меня (я о том не в курсе)
Гложут мысли – нету лютей:
Не с того ли их хлеб так вкусен,
Что отобран был у детей?
Осеннее равноденствие(песня)
Осеннее равноденствие
Стоит у твоих ворот, –
Единство места и действия
И времени поворот.
И нравится ли, не нравится,
Но суть остаётся та,
Что завтрашний день убавится,
Прибавится темнота.
Осеннее равноденствие
Весеннему не чета, –
Над улицами окрестными
Недолог полёт листа.
Полёт затевает, танец ли,
Оранжевый листопад?
Но стаи, что к югу тянутся,
На север не полетят.
Осеннее равноденствие,
Последней любви причал.
Его почему-то в детстве я
Ни разу не замечал.
Пока ещё в плюсе градусы,
И снега не намело,
Живи, мой дружок, и радуйся,
Когда за окном светло.
Зимнее солнцестояние
Время зимнего солнцестояния
Наступает в конце декабря.
Поздний полдень, и сумерки ранние,
И недолгою вспышкой заря.
Под вороньими чёрными стаями
Снеговая лежит пелена.
День рожденья товарища Сталина
Отмечает родная страна.
Ночь плывёт над сибирскими реками,
Над бараками брошенных зон,
Над замёрзшей рекою Курейкою,
Где бескраен полярный сезон.
Свет короткого дня растворяется
В нескончаемой этой ночи.
Не в такую ли ночь появляются
На холодной Земле палачи?
Век сегодня иной, тем не менее
Не расстаться нам с прошлым, смеясь.
Для людей моего поколения
Всё живёт эта грустная связь,
Что суровой природой оставлена
На последние наши года:
День рожденья товарища Сталина,
Непроглядная ночь, холода.
Памяти Людмилы Ивановой
Весеннее биение сердец
В канун зимы не возвратить обратно.
Конец шестидесятникам, конец, –
Последние уходят невозвратно.
Перелистаю старую тетрадь,
Припомнив наши юные тусовки,
И «Современник» вспомню я опять,
Что был ещё тогда на Маяковке.
В неразберихе миновавших лет.
Старинные перебирая даты,
Я вспомню неожиданно куплет
Из песни, посвящённой мне когда-то.
Уходит поколение. За ним
Идём и мы, забыв былые споры,
И наши роли раздадут другим
Безвестные пока что режиссёры.
Всё явственнее видятся вдали
Те берега, сокрытые в тумане,
Куда подруги первыми ушли
И за собою нас с улыбкой манят.
Уйдя в потусторонние леса,
Мы растворимся в залетейских странах,
Оставив на бобинах голоса
И наши лица на киноэкранах.
Нам не дано узнать в конце пути
О том, для нас недостижимом цикле,
Когда существованье во плоти
Продляется существованьем в цифре.
На поединок вызывая зло,
Мы победить надеялись едва ли,
И всё-таки нам в жизни повезло,
Что мы когда-то песенки писали.
Поскольку нам забвенье суждено,
От долголетья не прибудет толка.
Забудутся театры и кино,
А песенка запомнится надолго.
Хрустальная ночь(песня)
Вспоминаю в холодной осенней поре,
Что вопрос о евреях непрост.
Не такою ли ночью в сыром ноябре
Начинался тогда Холокост?
На асфальте опять будут свечи стоять,
У табличек, где их имена.
И пылает свеча, словно кровь горяча,
А земля в ноябре холодна.
Одинокий горит над свечой огонёк,
Погляди на него и молчи.
Снова видится мне, как на этом огне
Синагоги пылают в ночи.
Вновь сегодня, и вновь за еврейскую кровь
Будет каяться эта страна.
И пылает свеча, словно кровь горяча,
А чужая земля холодна.
Вспоминая о зле, убиенным во мгле
Поминальную песню спою,
Что погибли когда-то на этой земле,
Принимая её за свою.
С ними вновь говорим, превращёнными в дым,
Вспоминая про те времена.
И пылает свеча, словно кровь горяча,
А чужая земля холодна.
Ты ночною порою постой над огнём,
Вспоминая Хрустальную ночь.
И о том, что с тобою случится потом,
Понапрасну, дружок, не пророчь.
Завтра в школу с утра побежит детвора, –
Не нужна ей чужая вина.
И погаснет свеча, словно кровь горяча,
А чужая земля холодна.
«Когда уже жить остаётся немного…»
Когда уже жить остаётся немного,
И бурь не предвидится впредь,
Нас бес неуёмный толкает в дорогу,
Мешая в дому умереть.
Быть может, у смерти на подступах ближних,
В последний отпущенный год,
Страшит подсознательно нас неподвижность,
Которая скоро придёт.
Позыв этот, необъяснимый и странный,
Своим ощущали нутром,
Толстой, распростившийся с Ясной Поляной,
И Амундсен, бросивший дом.
Не верь ностальгии, внезапной и острой,
Что сердце морочит опять.
Нелепо вернуться на брошенный остров
Затем лишь, чтоб там умирать.
В стихающем гаме, в редеющем дыме,
Умножим тот славный пример,
Который давали стихами своими
Цветаева или Бодлер.
Уйти, позабыв про былые утраты,
С собою не взяв ничего.
Уйти, не заботясь о точке возврата,
Поскольку не будет его.
И кажется, утро ещё, а не вечер,
И тянется тонкая нить.
Покуда пространство струится навстречу,
О времени можно забыть.
«В сумятице века иного…»
В сумятице века иного,
Во мраке вечерних минут,
Тебя вспоминаю я снова,
Арктический мой институт.
С тобой не спеша расставаться,
Припомню, хотя и с трудом,
Стоящий на Мойке, сто двадцать,
Окрашенный охрою дом.
Мы были задорные парни,
И каждый – судьбою любим.
Дышать не давал накомарник,
Плечо натирал карабин.
Весёлой толпой оборванцев
Мы шли по течению рек.
Был с нами профессор Урванцев,
Седой и заслуженный зэк.
А если тонули и если
Другой обретали мы кров,
Нам пел погребальные песни
Пронзительный хор комаров.
Не сгинул в воде и не спился,
Тот опыт ловя на лету,
Но вкус разведённого спирта
Навеки остался во рту.
Я видывал виды другие,
Давно уже не был я там,
Но гложет меня ностальгия
По тем комариным местам.
Где были стихи неуместны,
А спины – от пота мокры.
Где нас по путям неизвестным
На нартах везли каюры.
Где был мне и вилкой и ложкой
Тяжелый охотничий нож.
Где трусость простить было можно,
Но где непростительна ложь.
И снова ревут перекаты,
Где лодку мотает поток.
Опять пробираюсь куда-то,
Сжимая в руке молоток.
О будущем не беспокоясь
В том давнем счастливом году,
Когда убеждал меня компас,
Что верной дорогой иду.
По сталинским местам
Я в юности прошёл по сталинским местам,
Начав с далёких мест, где побывал он сам,
Где воют туруханские метели.
Истории страны печальной вопреки,
Там утопить его хотели мужики,
Да, к общему несчастью, расхотели.
Я в юности прошёл по сталинским местам,
С посёлка, где ему воздвигли после храм,
С курейского пустого пьедестала.
Я шёл за горизонт, касаясь сложных тем,
Среди безлюдных зон, обрадованный тем,
Что был я здесь, когда его не стало.
Мы никель или медь тогда искали там.
Нас ангел смерти вёл во тьме, как капитан,
Комар и гнус пытались взять на вилы.
Везде, где из болот пузырился метан,
У зэковской страны шагая по пятам,
Мы находили общие могилы.
Среди сибирских рек, далёких от Кремля,
Холодная навек запомнила земля
Всё то, что сотворил усатый гений.
Меж тающих снегов, где нас вела тропа,
С размытых берегов всплывали черепа
Из неизвестных мест захоронений.
Я в юности прошёл по сталинским местам,
Где был когда-то путь, предвосхитивший БАМ,
На мерзлоте построен бестолково.
Стоящий на костях, он обрастает ржой,
Могучие ИС, завезены баржой,
Гниют в болотах возле Ермаково.
Я в юности прошёл по сталинским местам,
Испытывая шок среди расстрельных ям,
Прислушиваясь к ветровому гуду.
Уходит в океан сибирская вода,
Но памятники те, что видел я тогда,
Теперь уже до смерти не забуду.
«Когда-нибудь смогу ли позабыть…»
Когда-нибудь смогу ли позабыть,
Как, нахлебавшись самодельной браги.
Меня пообещали замочить
Мои, из бывших зэков, работяги?
Когда в краю, где ледяная гладь
На озере и стынущие ели,
Своею я осмелился назвать
Ту песенку, что у костра запели.
Они кричали, мне внушая страх,
Свои слова перемежая матом,
Что сами эту песенку когда-то
Услышали в норильских лагерях.